Он услышал стук в дверь, и голос снаружи сообщил ему, что почтальон принес пакет. Он открыл дверь. На пороге стоял хорошо одетый мужчина с коробкой, завернутой в блестящую серебряную бумагу и перевязанную розовой ленточкой. Мужчина улыбнулся.
— Доктор Роскалли?
— Да, да, — ответил Роскалли, и тотчас из-за спины щеголя вырос исполин, зажавший непомерной ладонью рот доктору Роскалли. Ладонь легла на лицо, закрыв его целиком. Роскалли почувствовал, как большой палец, точно шип, вонзился ему в позвоночник, и, ясно видя все происходящее сквозь похожие на бананы исполинские пальцы, ощутил, как нижняя часть его тела поплыла куда-то, а потом он словно попал в гигантские кастаньеты, и жизнь одним щелчком выскочила из него.
— Положи тело у кресла, Иван, — сказал Василивич.
Аналогичный пакет в то же утро доставили Роберту Бакуайту, американцу, работавшему по контракту в итальянской нефтеперерабатывающей компании. Бакуайт был геологом. Кроме того, Бакуайт работал на ЦРУ. В другое время его бы сочли обыкновенным шпионом, к которому надо всего лишь приставить советского шпиона.
Бакуайт был, в общем-то, мелким фигурантом, которого после его смерти должны были заменить таким же. Его смерть не принесла бы никаких дивидендов, разве что позволила бы «Треске» вставить очередное имя жертвы в свои отчеты, посылаемые в Центральный Комитет.
Итак, когда Бакуайт возвращался к себе домой (а жил он в небольшом городишке АльСано), где его дожидалась любовница, двое мужчин остановили его машину на шоссе. Один из них держал в руках коробку в серебряной обертке с розовой ленточкой.
— Синьор Бакуайт?
Бакуайт кивнул, и его голова не успела докончить кивок. Шея Бакуайта переломилась у основания.
— Возьми его бумажник, Иван.
— Но вы же говорили, что нам нельзя воровать.
— Верно. Просто я хочу, чтобы выглядело так, будто его обворовали другие.
— Можно мне оставить этот бумажник?
— Нет, мы его потом выбросим.
— Если нельзя оставить, зачем тогда вообще его брать? Зачем?
— Затем, что Сталин на небеси так хочет.
— А...
Иван проголодался. Василивич сказал, что с обедом придется повременить, потому что в маленьких городках, чьим жителям ломают шеи, высокорослые незнакомцы могут привлечь внимание.
И тут Ивану захотелось отдать единственный приказ — ведь он был майором.
Василивич разрешил.
— Я приказываю вам немедленно пойти обедать, — сказал Иван. — Все должны обедать. Немедленно. Это приказ майора Михайлова.
— Я выполню твой приказ, Иван, чуть позже.
— Нет, сейчас, — настоял Иван.
Он заказал себе две бараньи ноги в чесночном соусе, которые слопал точно две отбивные, галлон кьянти и двадцать семь песочных трубочек, наполненных тягучими жирными сливками. Когда он поедал двадцать седьмую, прибыл взвод карабинеров.
Они потребовали предъявить удостоверения личности. Они потребовали, чтобы оба посетителя ресторана положили руки на стол. Они потребовали беспрекословного подчинения.
Иван рыгнул. А потом сломал карабинеров, как соломинки. Один успел выстрелить. Пуля попала Ивану в плечо. Ему эта рана была что слону дробина. Раздался второй выстрел, но и он не возымел большого эффекта. Стреляли из короткоствольного револьвера 22-го калибра.
Уже в машине Иван выдавил пулю из плеча, как подростки давят прыщи на лице. Он и не вспомнил, что итальянские полицейские пользуются 25-м калибром, пуля же 22-го калибра должна быть выпущена из какого-то другого оружия. Он даже не удосужился задуматься над тем, что единственный человек, который мог бы попытаться убить его пулей 22-го калибра, — это, скорее всего, генерал Василий Василивич.
Иван поднес окровавленный кусочек к ветровому стеклу и затем расплющил свинцовый катышек между кончиками двух гигантских пальцев.
Василивич почувствовал, что его мочевой пузырь опорожнился: в ботинках стало мокро. Он предложил Ивану за свой счет покормить его в Риме — ведь их обед прервали. Из явочной квартиры с окнами на виа Венето — фешенебельного перевалочного пункта, используемого при поспешном бегстве из страны в критических обстоятельствах, — Василивич по телефону заказал в ближайшей продуктовой лавке несколько мешков спагетти, несколько ящиков грибов, несколько галлонов вина и говяжью ногу.
Генерал собрался лично выбрать соответствующий соус. Он пошел в небольшой угловой магазинчик и купил там четырнадцать банок американского крысиного яда.
Зайдя в кафе неподалеку, Василивич позвонил в магазин спортивных товаров близ Квириналя. Телефон не отвечал. Он хотел проинформировать маршала Деню, что Иван стал полностью неуправляемым и что он собирается обезвредить Ивана — ради безопасности всей группы.
Тем временем в квартире Иван поедал сырую говяжью ногу, заглатывая огромные куски. Он смотрел итальянское телевидение. Иван не понимал ни слова по-итальянски. Ведь он работал на русских. Но ему нравились возникавшие на экране картинки. Три года ему понадобилось для уяснения того, что английский язык — это не какая-то диковинная разновидность русского.
Но еще больше, чем итальянское телевидение, ему нравились американские мультики. Он плакал, когда офицер КГБ переводил ему фильм про Бемби. Тот офицер очень предусмотрительно сказал ему, что охотники — это американцы, а олени — коммунисты. С тех самых пор Иван мечтал убивать американцев. Беда только в том, что он никак не мог отличить их от русских. Для Ивана все люди были на одно лицо, за исключением, правда, китайцев. Он мог отличить китайца от европейца, и довольно часто ему удавалось распознать африканцев. Хотя когда их группа «чистила» команду «Подсолнуха» и они прикончили американского негра, Иван решил, что началась война с Африкой.
Василивич отрубил от ноги здоровенный кусок килограммов в пять. Он добавил пару килограммов масла и три вязанки чеснока. Он тушил все это в течение пяти часов, после чего сделал соус с крысиным ядом и сливками.
К полуночи Иван все это слопал. Он лег на диван и закрыл глаза. Василивич вздохнул с облегчением. Он бросил свой револьвер и кобуру в стенной шкаф, предварительно стерев все отпечатки пальцев, и переоделся. Потом в ванне он сжег свой легко узнаваемый костюм и проветрил помещение. Потом сбрил усики.
Василивич поглядел на часы. Прошло ровно шестьдесят минут с тех пор, как Иван съел четырнадцать баночек крысиного яда. На всякий случай Василивич пощупал у Ивана пульс. Когда его пальцы дотронулись до гигантского запястья, Иван, моргая, вскочил.
— Ага, — сказал он. — День прошел — и руль в кармане. — Он захохотал и пожаловался на легкую головную боль.
Василивич взял Ивана с собой в магазин спортивных товаров. На его стук никто не открыл. Дверь была незаперта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38