Остренький вопросик — прямо в десятку. Шалишь, браток, я стреляный воробей, меня на отравленное зернышко не поймать.
— Знакомы — сильно сказано. Однажды перекуривали вместе… Как сейчас с вами…
Помолчали. Легкие струйки дыма от двух сигарет то переплетались, то ползли к потолку рядышком.
Тема о Павлике исчерпана. Продолжать ее — дать повод для лишних подозрений. Заводить свою тему не хочу, пусть ее предложит собеседник.
— Терпеть не могу политиканов, — кивнул тот в сторону старичков, горячо обсуждавших переговорный процесс в Чечне. — Особо тех, кто горестно вздыхает по старым временам… Вообще то их можно понять, — спохватился господин, сообразив, что и я могу относиться к «пережиткам сталинизма». — В социалистические времена здорово умели накачивать народ. Все было нацелено на одурачивание: пресса, телевидение, литература, музыка… Поневоле свихнешься…
— А сейчас разве не то же самое? — равнодушно возразил я, все еще продолжая копаться в памяти. — Но при любом пропагандистском нажиме у человека должна сохраниться капля здравого смысла… К тому же прошлые времена можно охаивать, стирать, будто резинкой, внедренное десятилетиями, менять названия улиц, но отменить их нельзя. Потому что это — история. Наша история.
— А я разве отменяю? — удивился собеседник. — Знаете, а вы — твердый орешек. Не чета вон тем болтливым «демонстрантам»… Кстати, Павел — подстать вам — спорить умеет классически. Некоторая бесшабашность не мешает ему здраво рассуждать… К примеру, вчера поспорили по поводу изготовления колбас: почему названия разные, а вкус одинаково противен? К вашему сведению, я занимаюсь колбасным бизнесом, поэтому — обиделся. Разругались — вдрызг… И вдруг Павлик выдает: самая лучшая колбаса та, которую еще не изготовили… И сразу — разрядка. С вами — сложней…
Сам знаю, что сложней! Не выношу пустопорожнихспоров, не терплю жонглирования словами и мыслями… Типа вкуса колбасы! Но и в колбасе бывают изюминки. Значит, говорливый господин — вовсе не банкир, обыкновенный предприниматель. Пока я обдумывал ситуацию, он говорил безумолку. Иногда делал паузу, выжидал, как я ее использую. Разочарованно вздыхал и снова забрасывал меня словами.
Опять разболелась голова, появилось легкое головокружение, затошнило. Слушал спорщика, а сам лихорадочно изобретал возможность отделаться от него. Так, чтобы, не дай Бог, не обидеть. Там более, что возле подоконника хмуро курил Фарид. Курил, не обращая внимания на окружающих, лишь едва заметно вздрагивал при появлении нового человека.
Кого он так боится? Уж не соотечественника ли, с которым встретился возле перевязочной? Сейчас азербайджанец интересовал меня намного больше, нежели «колбасный» предприниматель. Слишком много появилось «следов».
Таинственное ночное «путешествие» Алексея Федоровича, его свидание с Нефедовой… Раз! Многозначительная улыбочка Галины, неизвестно кому адресованная: Васину либо Трифонову? Два! «Нехорошие» родственники Гены, которые, по мнению его супруги, повинны в несчастье на рельсах… Три! Нефедова липнет к Павлу, пытается разведать, что он из себя представляет, расспрашивая о нем почему-то меня… Четыре! Загадочная встреча Фарида с соотечественником… Пять!
Фактов и фактиков предостаточно, а версий — ни одной…
— С моей стороны глупо полностью исключить полезные действия старых властей. Многие из них оправданы… За исключением, пожалуй, свободы коммерции…
— Простите за то, что перебиваю… Колбасный бизнес приносит изрядный доход или изрядные хлопоты?
Предприниматель поперхнулся дымом и непонимающе поглядел на меня.
— Что вы имеете в виду?
— Как это что? Вы ведь занимаетесь колбасами?
— Я? Никогда не занимался. Мой банк финансирует этот вид деятельности, вкладывает деньги…
— Значит, вы — банкир?
— Представьте себе, да… А что, не похож? Присмотритесь получше…
И эта фраза: «Присмотритесь получше» — будто сдвинула заслонку в памяти. Лет пятнадцать тому назад подполковник Вербилин проводил одну операцию, связанную с ликвидацией подпольной фабрики. Тогда и пришлось ему столкнуться с неким пройдохой. Заведовал этот пройдоха сбытом продукции и так навострился, что поймать его с поличным так и не удалось. Выскользнул из раскинутой сети, как мелкая рыбешка в слишком крупную ячейку невода… Но мелкой он не был, скорее — средней величины фигурой…
Как его звать, уже не помню, но, если покопаться в архивах, можно отыскать и фамилию, и отчество, и даже фотокарточку… Но кто в наше время станет этим заниматься?
Интересно, узнал меня банкир или не узнал?
Наталкивать собеседника на узнавание мне не следовало, но будто леший подтолкнул под руку, дернул за язык.
— Вам не кажется, что мы где-то встречались? В прошлом?
Банкир внимательно оглядел меня, нагнал на лоб морщины. Минут пять вспоминал…
— На Урале бывать не приходилось?
— Нет… Все в Москве да в Москве… Интересный у нас разговор получился, но я вынужден вас покинуть… Продолжим беседу, скажем… завтра… Не возражаете? Кстати, возвращу вам две выкуренные сигареты…
Банкир возмущенно замахал пухлыми руками…
Пришлось побродить по коридору, дожидаясь, пока банкир не скроется в своей палате. Дай Бог, чтобы Пашка раскочегарил его по поводу вкуса колбас или еще чего-нибудь, вроде запаха одеколона.
Фарид продолжал находиться в «курилке».
Направившись к нему, я постарался отбросить все остальные версии, оставив последнюю. Пусть недоношенную, пусть хлипкую, но сейчас пока единственно возможную.
Предстояло узнать, кого встретил Фарид возле перевязочной и о чем они говорили. Завтра вместе с Гошевым разберем все, добытое мною, попытаемся потянуть ниточки от Нефедовой к моим однопалатникам. Ибо эта женщина, судя по всему, центральная фигура во всей компании.
Если я не ошибаюсь, одна из этих «ниточек» транзитом пройдет через Фарида.
Дай— то Бог и… не дай Бог!
Парень не похож сам на себя. Глаза — черные провалы, щеки запали, волосы уже не рассыпаются локонами по высокому лбу — грустно свисают неопрятными прядями.
— Грустишь?
— Откуда взял, батя, — попытался он изобразить обычную беззаботную улыбку, но получилась непонятная гримаса. — Ноги болят, им душа подвывает…
Выпытывать, копаться — самое неприятное для сыщика. Я всегда предпочитал прямой разговор мужчины с мужчиной. Тем более с таким, как Фарид.
— Знаешь что, давай поговорим откровенно. Можешь мне поверить — ничего плохого тебе не сделаю. Все, что скажешь, дальше меня не уйдет…
Странный я все же человек! В принципе, какое мне дело до этого доброго и честного парня? И почему его грусть обязательно связана со встречей у перевязочной? Поругался с Мариам, тоскует от одиночества, просто плохое настроение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41