Затем девица вытащила сигарету и принялась щелкать зажигалкой. Из искры никак не хотело возгораться пламя.
— Ксюха, ты что! — забеспокоился один из парней, которого звали Шуркой.
— Отвяжись! — Ксюха мотнула головой и наконец-то сумела высечь огонь, но никак не могла попасть в него кончиком сигареты.
— Ошизела! Мы же сейчас на воздух взлетим! Крематорий нам устроишь.
— Чего? — Ксюха резко прислонилась к стеллажу, тот зашатался, банки чуть не посыпались с полок.
— Курить здесь нельзя, сгорим!
— А-а, — Ксюха затянулась и, вместо того чтобы отпустить рычажок на газовой зажигалке, задула ее и поднесла к носу.
Шурка с шумом отставил стул и подошел к злостной нарушительнице правил пожарной безопасности.
— Дай сюда! — Он попытался забрать сигарету. Но девица с удивительной для такой «кондиции» ловкостью спрятала ее за спину.
— А это видел? — И свободной рукой она показала ему фигу.
Шурка кинулся на нее с кулаками. Но Ксюха только хохотала, будто ее щекотали, а затем броском Арвидаса Сабониса швырнула сигарету на самую верхнюю полку.
Тут уже не выдержали нервы у остальных. Похоже было, что пьяная проститутка всерьез решила на горе всем буржуям, русским и австрийским, раздуть мировой пожар. Матеря поджигательницу на чем свет стоит, кто-то полез на стеллаж, с грохотом посыпались на пол банки. Это всех насмешило и немного сняло напряжение.
Наконец сигарету нашли и торжественно потушили в стакане с вином.
— Идиотка! — крикнул Шурка.
— Сам такой, — огрызнулась девица и вновь уселась на квадратной жестянке, вытерла пот со лба рукавом блузки, а затем принялась томно обмахиваться подолом юбки с видом графини пушкинских времен на придворном балу.
— Ты что, убить нас всех решила? — не унимался Шурка.
— Нет, только тебя и тебя, — Ксюха наугад ткнула пальцем. Она с детства плохо видела, но очки носить не позволяла профессия, а возиться с линзами было лень.
— Тебе что, жить надоело? — сказал один из парней.
— Да ну вас всех, блин! Никто не трахает, как педики какие.
— Все претензии к Шурке. Он тебя привел, пусть и трахает.
— С ним неинтересно, у него маленький, — отпарировала Ксюха и, сощурившись, посмотрела на Шурку, продолжая призывно обмахиваться подолом.
Оскорбленный в лучших чувствах парень подхватил свою обидчицу под мышки и поставил на ноги. Девушка сделала вид, что не может стоять, притворно норовя упасть.
— Я вся ватная, — бормотала она, — пьяная и ватная.
— А ну стой! — прикрикнул на нее Шурка.
— Не могу.
— Почему?
— Потому что я — хер, который стоять не может. Кончила уже. — И девица легкого поведения пустила из уголка губ густую слюну.
Шурка полез Ксюхе под юбку, но вдруг отдернул ладонь и принялся ее рассматривать.
— Да у тебя вся жопа в солидоле! — воскликнул он.
— Это у меня смазка такая! — Ксюха наконец-то стала на одну ногу и прошептала: — С детства машины люблю. Поэтому и стала машиной для траханья.
— Шурка, слаб ты для нее, — крикнул механик по двигателям, сидевший в торце стола.
— Чем это я слаб? — возмущенно вопросил парень.
— Ксюха трахается, как швейная машинка, а ты у нас шприц одноразовый.
Это было уже слишком.
— Да что ты их слушаешь? Докажи! — зашептала Ксюха на ухо Шурке.
— Сейчас мы им выдадим! — решительно произнес парень.
Он схватил проститутку в охапку и потащил к одной из машин. Из открытой дверцы виднелись Шуркины спущенные штаны. Ксюха же уперлась ногами в крышу и, немало не стесняясь, громко высказывала партнеру «пожелания трудящихся».
А за столом тем временем уже заспорили, сможет ли Шурка удовлетворить Ксюху или будет как всегда: он кончит, а эта ненасытная потом будет приставать ко всем подряд, чтобы ее, как она любила выражаться, «затрахали, замучали, как Пол Пот Кампучию».
За шумом и гамом никто из участников застолья и не услышал, как невдалеке от ремонтной мастерской остановился микроавтобус, в котором сидели десять полицейских в штатском. Офицер дал им последние инструкции: — Еще раз запомните: в сегодняшней операции ни один из вас не понесет ответственности за смерть бандитов. Наша задача сегодня — не арестовывать, не задерживать, а уничтожить русскую мафию. Если сегодня мы не покончим с ними, то не покончим никогда. Только убивать!
Двое полицейских, сидевших на заднем сиденье, переглянулись.
— Тебе это ничего не напоминает? — прошептал один из них.
— Напоминает, — вздохнул другой, а затем добавил: — Да, не все так плохо было в те времена.
Второй полицейский ответил:
— Хотя бы порядок был.
— Вот и сейчас наведем порядок, — подвел итог первый.
Офицер, сидевший на переднем сиденье, пристально посмотрел на своих подчиненных, и ему сделалось немного не по себе, когда он заметил, что в глазах этих довольно спокойных мужчин, отцов семейств, горит какой-то странный огонек. Свои наставления он давал спокойно и уверенно, с сознанием собственной правоты, хотя в душе в ней сильно сомневался.
«Пойдут ли они на это? — думал офицер. — Смогут ли быть палачами? — И вдруг он понял: — Смогут. Да не просто смогут, а будут вершить расправу с удовольствием. Ведь ответственности нести не придется. Что ж, солдаты вермахта тоже твердо знали: за них все решает фюрер… А в общем-то моим ребятам, во всяком случае, большинству из них, все равно, кого убивать. Скажи им завтра, что нужно стрелять югославов, а не русских, они станут отстреливать их на улицах, как бешеных собак. Скажи, что можно убивать евреев, перестреляют и их. А потом, если кто-то скажет, что можно пускать в расход австрийцев, вряд ли и тут они остановятся. Человек, однажды прикоснувшийся к оружию, — потенциальный убийца».
Однако пора было от рассуждений о добре и зле переходить к действиям.
— Впятером мы прикрываем ворота, — распорядился офицер, — остальные пятеро — на окна.
Полицейские вышли из микроавтобуса. У одного из них, одетого в комбинезон, на спине висел ранцевый огнемет. Этот страж правопорядка должен был выполнить роль «факельщика» и огнем скрыть следы расправы. Пятеро полицейских, среди них офицер, заняли позицию возле неплотно прикрытых ворот мастерской. Трое с одной стороны и двое с другой скользнули вдоль стен. У каждого в руках тускло поблескивал автомат. Но тут бригаду поджидала досадная неожиданность. Согласно ориентировке, следовало разбить окна и вести огонь через них. Но вместо обыкновенных стекол за решетками оказались стеклянные кирпичи. Пришлось на ходу вносить коррективы.
— Врываемся через ворота и открываем огонь! — приказал офицер.
Ксюха уже была готова закричать, достигнув высшей степени блаженства. Шурка скрипел зубами и пытался думать о чем-то отвлеченном, лишь бы не кончить раньше, чем его партнерша. Прошлый раз получилось именно так, и он проспорил целых сто шиллингов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
— Ксюха, ты что! — забеспокоился один из парней, которого звали Шуркой.
— Отвяжись! — Ксюха мотнула головой и наконец-то сумела высечь огонь, но никак не могла попасть в него кончиком сигареты.
— Ошизела! Мы же сейчас на воздух взлетим! Крематорий нам устроишь.
— Чего? — Ксюха резко прислонилась к стеллажу, тот зашатался, банки чуть не посыпались с полок.
— Курить здесь нельзя, сгорим!
— А-а, — Ксюха затянулась и, вместо того чтобы отпустить рычажок на газовой зажигалке, задула ее и поднесла к носу.
Шурка с шумом отставил стул и подошел к злостной нарушительнице правил пожарной безопасности.
— Дай сюда! — Он попытался забрать сигарету. Но девица с удивительной для такой «кондиции» ловкостью спрятала ее за спину.
— А это видел? — И свободной рукой она показала ему фигу.
Шурка кинулся на нее с кулаками. Но Ксюха только хохотала, будто ее щекотали, а затем броском Арвидаса Сабониса швырнула сигарету на самую верхнюю полку.
Тут уже не выдержали нервы у остальных. Похоже было, что пьяная проститутка всерьез решила на горе всем буржуям, русским и австрийским, раздуть мировой пожар. Матеря поджигательницу на чем свет стоит, кто-то полез на стеллаж, с грохотом посыпались на пол банки. Это всех насмешило и немного сняло напряжение.
Наконец сигарету нашли и торжественно потушили в стакане с вином.
— Идиотка! — крикнул Шурка.
— Сам такой, — огрызнулась девица и вновь уселась на квадратной жестянке, вытерла пот со лба рукавом блузки, а затем принялась томно обмахиваться подолом юбки с видом графини пушкинских времен на придворном балу.
— Ты что, убить нас всех решила? — не унимался Шурка.
— Нет, только тебя и тебя, — Ксюха наугад ткнула пальцем. Она с детства плохо видела, но очки носить не позволяла профессия, а возиться с линзами было лень.
— Тебе что, жить надоело? — сказал один из парней.
— Да ну вас всех, блин! Никто не трахает, как педики какие.
— Все претензии к Шурке. Он тебя привел, пусть и трахает.
— С ним неинтересно, у него маленький, — отпарировала Ксюха и, сощурившись, посмотрела на Шурку, продолжая призывно обмахиваться подолом.
Оскорбленный в лучших чувствах парень подхватил свою обидчицу под мышки и поставил на ноги. Девушка сделала вид, что не может стоять, притворно норовя упасть.
— Я вся ватная, — бормотала она, — пьяная и ватная.
— А ну стой! — прикрикнул на нее Шурка.
— Не могу.
— Почему?
— Потому что я — хер, который стоять не может. Кончила уже. — И девица легкого поведения пустила из уголка губ густую слюну.
Шурка полез Ксюхе под юбку, но вдруг отдернул ладонь и принялся ее рассматривать.
— Да у тебя вся жопа в солидоле! — воскликнул он.
— Это у меня смазка такая! — Ксюха наконец-то стала на одну ногу и прошептала: — С детства машины люблю. Поэтому и стала машиной для траханья.
— Шурка, слаб ты для нее, — крикнул механик по двигателям, сидевший в торце стола.
— Чем это я слаб? — возмущенно вопросил парень.
— Ксюха трахается, как швейная машинка, а ты у нас шприц одноразовый.
Это было уже слишком.
— Да что ты их слушаешь? Докажи! — зашептала Ксюха на ухо Шурке.
— Сейчас мы им выдадим! — решительно произнес парень.
Он схватил проститутку в охапку и потащил к одной из машин. Из открытой дверцы виднелись Шуркины спущенные штаны. Ксюха же уперлась ногами в крышу и, немало не стесняясь, громко высказывала партнеру «пожелания трудящихся».
А за столом тем временем уже заспорили, сможет ли Шурка удовлетворить Ксюху или будет как всегда: он кончит, а эта ненасытная потом будет приставать ко всем подряд, чтобы ее, как она любила выражаться, «затрахали, замучали, как Пол Пот Кампучию».
За шумом и гамом никто из участников застолья и не услышал, как невдалеке от ремонтной мастерской остановился микроавтобус, в котором сидели десять полицейских в штатском. Офицер дал им последние инструкции: — Еще раз запомните: в сегодняшней операции ни один из вас не понесет ответственности за смерть бандитов. Наша задача сегодня — не арестовывать, не задерживать, а уничтожить русскую мафию. Если сегодня мы не покончим с ними, то не покончим никогда. Только убивать!
Двое полицейских, сидевших на заднем сиденье, переглянулись.
— Тебе это ничего не напоминает? — прошептал один из них.
— Напоминает, — вздохнул другой, а затем добавил: — Да, не все так плохо было в те времена.
Второй полицейский ответил:
— Хотя бы порядок был.
— Вот и сейчас наведем порядок, — подвел итог первый.
Офицер, сидевший на переднем сиденье, пристально посмотрел на своих подчиненных, и ему сделалось немного не по себе, когда он заметил, что в глазах этих довольно спокойных мужчин, отцов семейств, горит какой-то странный огонек. Свои наставления он давал спокойно и уверенно, с сознанием собственной правоты, хотя в душе в ней сильно сомневался.
«Пойдут ли они на это? — думал офицер. — Смогут ли быть палачами? — И вдруг он понял: — Смогут. Да не просто смогут, а будут вершить расправу с удовольствием. Ведь ответственности нести не придется. Что ж, солдаты вермахта тоже твердо знали: за них все решает фюрер… А в общем-то моим ребятам, во всяком случае, большинству из них, все равно, кого убивать. Скажи им завтра, что нужно стрелять югославов, а не русских, они станут отстреливать их на улицах, как бешеных собак. Скажи, что можно убивать евреев, перестреляют и их. А потом, если кто-то скажет, что можно пускать в расход австрийцев, вряд ли и тут они остановятся. Человек, однажды прикоснувшийся к оружию, — потенциальный убийца».
Однако пора было от рассуждений о добре и зле переходить к действиям.
— Впятером мы прикрываем ворота, — распорядился офицер, — остальные пятеро — на окна.
Полицейские вышли из микроавтобуса. У одного из них, одетого в комбинезон, на спине висел ранцевый огнемет. Этот страж правопорядка должен был выполнить роль «факельщика» и огнем скрыть следы расправы. Пятеро полицейских, среди них офицер, заняли позицию возле неплотно прикрытых ворот мастерской. Трое с одной стороны и двое с другой скользнули вдоль стен. У каждого в руках тускло поблескивал автомат. Но тут бригаду поджидала досадная неожиданность. Согласно ориентировке, следовало разбить окна и вести огонь через них. Но вместо обыкновенных стекол за решетками оказались стеклянные кирпичи. Пришлось на ходу вносить коррективы.
— Врываемся через ворота и открываем огонь! — приказал офицер.
Ксюха уже была готова закричать, достигнув высшей степени блаженства. Шурка скрипел зубами и пытался думать о чем-то отвлеченном, лишь бы не кончить раньше, чем его партнерша. Прошлый раз получилось именно так, и он проспорил целых сто шиллингов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83