И, наконец, вдобавок ко всему, поверхность трассы на этих участках была очень плохой. Она изобиловала небольшими бугорками, которые не имели никакого значения, если ехать по ним, словно на туристическом автомобиле, со скоростью 60 км/час, но гоночные автомобили на полной скорости очень опасно подскакивали на них.
Именно здесь, в Берне, примерно десять лет назад разбился Варци, величайший, после Нуволари, итальянский гонщик довоенных лет. Здесь же попал в тяжелейшую аварию величайший немецкий ас Карачиолла, которая положила конец его гоночной карьере.
Не знаю, садизм это или незнание, но факт в том, что каждый изгиб и каждый поворот той трассы носит имя того или иного гонщика, либо лишившегося там жизни, либо чуть было не лишившегося. Меня эта заслуга также не миновала. Один из поворотов этой трассы носит мое имя. Для автогонщика это можно считать прижизненным памятником… однако, я бы вполне обошелся и без него.
Напоминанием о моей аварии в Берне является шрам длиной около 20 см, пересекающий мой живот. Я распространяюсь об этой страшной детали, потому что я горжусь тем, что имею такой шрам, какого нет ни у кого другого. Каждый сантиметр этого шва имеет разную ширину.
Уже несколько дней я находился без памяти, когда обнаружили, что у меня разорвана селезенка. Ее достали, и меня снова тщательно зашили. Во время операции в один момент уже подумали было, что я отошел на тот свет. Тогда хирург закончил шов будто шилом, если можно так сказать.
Поэтому я так горжусь этим шрамом, поскольку побывал на том свете и, наверное, являюсь всемирным уникумом.
Прежде чем рассказать о своем медвежонке, я хочу выразить признательность своему другу, Манзону, поскольку, возможно, это именно он спас мне жизнь. Мой Gordini вместе со мной совершил настоящую «мертвую петлю». Меня выбросило из автомобиля, и я, словно полено, упал прямо посреди дороги, тогда как мой автомобиль, совершив кувырок, начал прямо на меня съезжать с откоса, на который он вылетел.
Как раз в этот момент к месту аварии на скорости свыше двухсот километров в час приближался Манзон. Он мог спокойно меня объехать, избежав для себя проблем.
Однако, не колеблясь, он врезался в мой автомобиль. Он рисковал своей собственной жизнью, чтобы спасти мою. Небеса вознаградили его за столь великодушный поступок, поскольку он вышел из этой аварии без серьезных последствий. Но и спустя десяток лет я этого не забыл – поскольку такие вещи не забываются никогда – и сейчас я говорю: «Благодарю тебя, Манзон».
Две недели я боролся со смертью, пока, наконец, судьба не решила, что у меня есть право на жизнь, даже скорее, пережить это.
Для моей жены, многое пережившей у моей постели, надежда была как порыв свежего воздуха. Для нее было роскошью немного прошвырнуться по городу. Вернувшись, она вручила мне медвежонка.
– Возьми его, это тебе. Я проходила мимо одного магазина. Витрина была полна плюшевых медведей всяких размеров. Но этот малыш был не похож на других. У него такой человеческий, такой веселый и счастливый взгляд… как сейчас у меня. Поэтому я принесла его тебе, поскольку уверена, что он принесет тебе счастье.
Такая вот история у моего медвежонка, и, понятно, нужно иметь каменное сердце, чтобы не полюбить его. С того времени я никогда не участвовал в гонках без него.
И все же однажды в Мадриде так случилось, что я чуть не стартовал без него. Я как раз собирался сесть в свой Gordini и стартовать, когда механик Лоррис спросил, все ли у меня в порядке. Я ответил ему, что да.
– А медвежонок?
Я быстро проверил карманы… кровь застыла в моих жилах – я забыл его!
Вокруг нас уже ворчали моторы.
– Где он? – закричал Лоррис, перекрывая шум моторов.
– Он в моем «Бьюике», подвешен к зеркалу заднего вида.
«Бьюик» был припаркован за трибунами, и на путь туда и обратно требовались добрые пять минут. Не успеть. Со сдавленным сердцем я добавил:
– Ничего, тем хуже для меня, что сделано, того не вернуть.
– Где ваш «Бьюик»?
Вопреки тому, что я ему постоянно повторял, чтобы он не бегал туда, я объяснил ему, где. Он сорвался как ненормальный, не обращая внимания на мои протесты.
Я был уверен, что Лоррису не хватит времени на то, чтобы успеть до старта преодолеть такое расстояние. Я пытался себя убедить в этом, но, усаживаясь в автомобиль, я почувствовал безумную надежду, что он поспеет вовремя.
Руководитель гонки объявил:
– Внимание, старт через минуту.
Убеждая себя, я говорил: «Не будь дураком, это всего лишь игрушка. У нее нет ничего общего с гонками.» А сам не мог отвести взгляда с места, откуда должен был появиться Лоррис.
– Внимание, до старта тридцать секунд.
Я ненавидел стартера. Чувствовал себя взвинченным и разгоряченным, как в лихорадке. Усилием воли мне удалось повернуть голову. Склонив голову над рулем и закрыв глаза, я ожидал обратного отсчета: «пять, четыре, три, два, один, старт», и молился, чтобы Лоррис успел вопреки всему.
Небеса вняли моей мольбе. До старта оставалось не более десяти секунд, когда он буквально набросился на мой автомобиль.
– Есть! – задыхаясь, закричал он.
Быстро, словно вор, я сунул его в комбинезон. Даже чуть не забыл поблагодарить этого доблестного парня… Он может гордиться тем, что доставил мне одну из величайших радостей в моей жизни.
Аскари и черные кошки
Думаю, я достаточно защитил своего медвежонка, чтобы выглядеть слишком суеверным.
Однако, не хочу выдавать себя и за «слабоумного», я думаю, во всем, в том числе и в суевериях, есть предел, который никогда не следует переходить.
Как-то раз я вылечил одного молодого итальянского гонщика, привыкшего креститься перед стартом. Этим он сильно раздражал меня, и однажды я не выдержал. Он стартовал рядом со мной из одного ряда, поэтому мне представилась отличная возможность, и когда он начал креститься, я крикнул ему:
– Что, хочешь умереть, помирившись с Господом?
Эта злая шутка его сильно задела. После гонки он подошел ко мне и спросил, почему я так издевался над его верой.
– Я такой же верующий, как и ты, – ответил я ему. – Может, даже более верующий, но если я чувствую необходимость помолиться перед гонкой, это касается лишь меня и… Господа. Поэтому, если хочешь помолиться, сделай это в комнате. А креститься перед трибунами – по-моему, не что иное, как представление, которым ты хочешь поразить публику. Это уже не вера, а фетишизм и комедиантство.
С другим неприятным проявлением суеверия я однажды столкнулся на пути из Парижа в Спа. Со мной в автомобиле ехали два других гонщика. Была ночь. Я ехал быстро, и все было тихо. Внезапно мои пассажиры начали вертеться и обшаривать карманы. Обеспокоенный, я спросил их:
– Что вы делаете… думаете, я засну за рулем?
– Нет, нет, – ответили они, при этом постоянно посматривая на дорогу сквозь зубья расчесок, которые они успели вытащить из карманов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33