Недаром Байкал своими частыми и сильными бурями и случающимися на берегах его землетрясениями вызывал у обитающих вокруг него бурят и тунгусов религиозный страх; они приносили Байкалу жертвы и молились ему, называя его святым. Отсюда и произошёл «Священный Байкал». Но надо торопиться, к тому же зимою переправа по льду через Байкал не всегда безопасна. Здесь случаются нередко сильные бураны, все исчезает из глаз, лёд трескается, образуются широкие полыньи, куда проваливаются путники с лошадьми и санями. Но странная особенность озера: оно навсегда поглощает утонувших и не возвращает трупов берегам.
Далее в маршруте академиков мелькают Селенгинск, где они находят Делиля, затем Кяхта, потом — назад к Удинску, на Еровинский и Читинский остроги, после чего на плотах по Ингоде и Шилке в Нерчинск, куда они прибывают 15 июня. Этот последний путь особенно понравился путешественникам. «Сколько приятных в Сибири путей, — замечает Миллер, — однакож по нерчинской дороге веселее всех было ехать… Обширные луга, испещрённые прекрасными цветами, раскиданные холмы, чудесные долины, местами густые леса и под тенью их светлые ручейки или широко разливающиеся реки; многочисленные стада; гостеприимство и услужливость бурят и тунгусов; прекрасная погода и новость предметов доставляли истинное наслаждение нашим путешественникам». Как не похожа эта идиллия с ручейками и стадами на мрачную ледяную симфонию северных берегов Сибири, а настроение Миллера и Гмелина — на переживания Овцына и Прончищева!
Дальнейшие маршруты наших путешественников следуют в таком порядке: после Нерчинска — осмотр Аргунских серебряных заводов; затем Аргунский острог; верховья Аргуни; путь к китайской границе; Читинский острог; снова Удинск, а оттуда по Селенге к Байкалу в Иркутск, в который они вторично прибывают 20 сентября. Здесь они остаются до следующего, т.-е. 1736 года. 26 января они возобновляют свои экскурсии; пробыв месяц в Илинске, они отправились в верховье Лены к Усть-Куту, а оттуда в Усть-Ильгинскую пристань, где и стали дожидаться прихода сооружённых для них судов для путешествия по Лене.
Здесь они соединились с Лакройером и на шести дощаниках и шести «устроенных весьма удобно для помещения» каюках отправились вниз по Лене. Лакройер, не особенно расположенный к сколько-нибудь основательному и тщательному походу, торопившийся все вперёд и вперёд, скоро оставил Миллера с Гмелином, а сам отправился в Якутск, куда и прибыл 1 июня. Как это путешествие по Лене, так и все другие предпринимавшиеся нашими учёными, разумеется, не ограничивались пассивным созерцанием красот сибирской природы. По пути они делали частые остановки, тщательно исследуя местность или производя разыскания, командировали в разные пункты с поручениями научного характера сопровождавших их студентов и геодезистов, условливаясь о месте встречи. Так, за время путешествия по Лене они с помощью геодезиста Красильникова составили весьма обстоятельную карту реки.
В начале сентября Миллер с Гмелином прибыли, наконец, в Якутск. Хотя вначале предполагалось, что академики, достигнув Охотского моря, примут участие в походе самого Беринга в Америку, однако Якутск оказался конечным пунктом их продвижения в Сибирь.
Во время пребывания Миллера с Гмелином в конце 1736 года в Якутске город имел совершенно необычайный вид. Здесь были в полном сборе все главные силы восточного отряда экспедиции во главе с Берингом и его помощником Чириковым; здесь были также и начальник Охотского края Писарев и Лакройер. Почти все грузы экспедиции были сосредоточены здесь, здесь же находился в полном составе и экипаж судов экспедиции, ещё не законченных постройкой в Охотске. Итого в Якутске в это время находилось свыше 800 человек, причастных к Великой Северной экспедиции (из них 500 служилых и ссыльных, специально собранных для перевозки экспедиционных грузов в Охотск). Все и вся в Якутске, казалось, в то время жило и дышало для целей экспедиции. Грузы все ещё прибывали. И чего здесь только не было: целые амбары отведены под мучные склады, площади завалены канатами, парусиной, пенькой, бочками со смолой, с салом. Чтобы облегчить тяжёлый груз канатов для дальнейшей переотправки, их развивали по отдельным жилам, а потом на месте снова скручивали; даже якори разбивали на несколько частей, а в Охотске потом сваривали.
Положение главы всего предприятия, самого Беринга, было в то время исключительно тяжёлое. Первоначальный план экспедиции, не рассчитанной на такой продолжительный срок, разросся до огромных размеров, и не виделось конца её завершения. Тысячи деталей и неучтённых мелочей организационного характера теперь властно и вместе назойливо становились поперёк дороги, требуя немедленного разрешения. Повидимому, дело доходило до тех крайностей, к которым вовсе не были подготовлены ни страна, ни люди, ни тогдашнее состояние науки и техники.
И всего дороже обошлась Великая Северная экспедиция местному сибирскому населению. По выражению Миддендорфа, посещение такого множества нежданных гостей для жидкого населения Сибири равнялось постою неприятельской армии. Но постоем дело не ограничивалось. От инородцев требовали более активной помощи, их принуждали к исполнению труднейших повинностей по перевозке разных тяжестей на огромное расстояние в бездорожной стране. Трудно даже представить себе теперь, каких неслыханных усилий и терпения стоила хотя бы переправа из Якутска через Становой хребет в Охотск всех материалов и снаряжения для постройки там судов. Сотням людей эта повинность стоила жизни.
Если и поныне современный организатор арктической экспедиции, располагающий бесчисленным множеством технических и научных средств и усовершенствований, дающих ему победу в борьбе с полярной природой, богатый опытом своим и всех своих предшественников, не всегда может все предвидеть и учесть, то чего же, казалось, можно было требовать от живших двести лет тому назад наших моряков, отправлявшихся в неведомые страны в большинстве случаев впервые? Отсюда — недостатки в организации, которые постоянно давали о себе знать, и которые приходилось преодолевать в процессе самой работы. Вовсе незнакомые с пищевыми консервами, дающими огромное преимущество современному полярному путешественнику, они взяли с собой огромное количество солонины, также по большей части весьма плохого качества, и муки, что и составляло главнейшим образом их питание. Отсюда постоянные болезни и высокий процент смертности от тифа и цынги, развитие которой тогда объясняли «густотой и влажностью воздуха».
Но чем дальше в лес, тем больше дров. Непредвиденные трудности порождали средства к их преодолению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Далее в маршруте академиков мелькают Селенгинск, где они находят Делиля, затем Кяхта, потом — назад к Удинску, на Еровинский и Читинский остроги, после чего на плотах по Ингоде и Шилке в Нерчинск, куда они прибывают 15 июня. Этот последний путь особенно понравился путешественникам. «Сколько приятных в Сибири путей, — замечает Миллер, — однакож по нерчинской дороге веселее всех было ехать… Обширные луга, испещрённые прекрасными цветами, раскиданные холмы, чудесные долины, местами густые леса и под тенью их светлые ручейки или широко разливающиеся реки; многочисленные стада; гостеприимство и услужливость бурят и тунгусов; прекрасная погода и новость предметов доставляли истинное наслаждение нашим путешественникам». Как не похожа эта идиллия с ручейками и стадами на мрачную ледяную симфонию северных берегов Сибири, а настроение Миллера и Гмелина — на переживания Овцына и Прончищева!
Дальнейшие маршруты наших путешественников следуют в таком порядке: после Нерчинска — осмотр Аргунских серебряных заводов; затем Аргунский острог; верховья Аргуни; путь к китайской границе; Читинский острог; снова Удинск, а оттуда по Селенге к Байкалу в Иркутск, в который они вторично прибывают 20 сентября. Здесь они остаются до следующего, т.-е. 1736 года. 26 января они возобновляют свои экскурсии; пробыв месяц в Илинске, они отправились в верховье Лены к Усть-Куту, а оттуда в Усть-Ильгинскую пристань, где и стали дожидаться прихода сооружённых для них судов для путешествия по Лене.
Здесь они соединились с Лакройером и на шести дощаниках и шести «устроенных весьма удобно для помещения» каюках отправились вниз по Лене. Лакройер, не особенно расположенный к сколько-нибудь основательному и тщательному походу, торопившийся все вперёд и вперёд, скоро оставил Миллера с Гмелином, а сам отправился в Якутск, куда и прибыл 1 июня. Как это путешествие по Лене, так и все другие предпринимавшиеся нашими учёными, разумеется, не ограничивались пассивным созерцанием красот сибирской природы. По пути они делали частые остановки, тщательно исследуя местность или производя разыскания, командировали в разные пункты с поручениями научного характера сопровождавших их студентов и геодезистов, условливаясь о месте встречи. Так, за время путешествия по Лене они с помощью геодезиста Красильникова составили весьма обстоятельную карту реки.
В начале сентября Миллер с Гмелином прибыли, наконец, в Якутск. Хотя вначале предполагалось, что академики, достигнув Охотского моря, примут участие в походе самого Беринга в Америку, однако Якутск оказался конечным пунктом их продвижения в Сибирь.
Во время пребывания Миллера с Гмелином в конце 1736 года в Якутске город имел совершенно необычайный вид. Здесь были в полном сборе все главные силы восточного отряда экспедиции во главе с Берингом и его помощником Чириковым; здесь были также и начальник Охотского края Писарев и Лакройер. Почти все грузы экспедиции были сосредоточены здесь, здесь же находился в полном составе и экипаж судов экспедиции, ещё не законченных постройкой в Охотске. Итого в Якутске в это время находилось свыше 800 человек, причастных к Великой Северной экспедиции (из них 500 служилых и ссыльных, специально собранных для перевозки экспедиционных грузов в Охотск). Все и вся в Якутске, казалось, в то время жило и дышало для целей экспедиции. Грузы все ещё прибывали. И чего здесь только не было: целые амбары отведены под мучные склады, площади завалены канатами, парусиной, пенькой, бочками со смолой, с салом. Чтобы облегчить тяжёлый груз канатов для дальнейшей переотправки, их развивали по отдельным жилам, а потом на месте снова скручивали; даже якори разбивали на несколько частей, а в Охотске потом сваривали.
Положение главы всего предприятия, самого Беринга, было в то время исключительно тяжёлое. Первоначальный план экспедиции, не рассчитанной на такой продолжительный срок, разросся до огромных размеров, и не виделось конца её завершения. Тысячи деталей и неучтённых мелочей организационного характера теперь властно и вместе назойливо становились поперёк дороги, требуя немедленного разрешения. Повидимому, дело доходило до тех крайностей, к которым вовсе не были подготовлены ни страна, ни люди, ни тогдашнее состояние науки и техники.
И всего дороже обошлась Великая Северная экспедиция местному сибирскому населению. По выражению Миддендорфа, посещение такого множества нежданных гостей для жидкого населения Сибири равнялось постою неприятельской армии. Но постоем дело не ограничивалось. От инородцев требовали более активной помощи, их принуждали к исполнению труднейших повинностей по перевозке разных тяжестей на огромное расстояние в бездорожной стране. Трудно даже представить себе теперь, каких неслыханных усилий и терпения стоила хотя бы переправа из Якутска через Становой хребет в Охотск всех материалов и снаряжения для постройки там судов. Сотням людей эта повинность стоила жизни.
Если и поныне современный организатор арктической экспедиции, располагающий бесчисленным множеством технических и научных средств и усовершенствований, дающих ему победу в борьбе с полярной природой, богатый опытом своим и всех своих предшественников, не всегда может все предвидеть и учесть, то чего же, казалось, можно было требовать от живших двести лет тому назад наших моряков, отправлявшихся в неведомые страны в большинстве случаев впервые? Отсюда — недостатки в организации, которые постоянно давали о себе знать, и которые приходилось преодолевать в процессе самой работы. Вовсе незнакомые с пищевыми консервами, дающими огромное преимущество современному полярному путешественнику, они взяли с собой огромное количество солонины, также по большей части весьма плохого качества, и муки, что и составляло главнейшим образом их питание. Отсюда постоянные болезни и высокий процент смертности от тифа и цынги, развитие которой тогда объясняли «густотой и влажностью воздуха».
Но чем дальше в лес, тем больше дров. Непредвиденные трудности порождали средства к их преодолению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52