Он раздумывал, поигрывая розой.
- Вполне логично, Анетта. У тебя поистине трезвый ум.
- А как же иначе. Ведь ты только и делал, что хвалил мою логику и чистый разум.
Он рассмеялся, нежно провел розой по своему подбородку:
- Браво.
- Теперь я тебя оставлю, милый. Не хотелось бы, чтобы мое отсутствие заметили. Мне нужно пойти посмотреть, что там творится. До завтра... Ни о чем не беспокойся. На этот раз все будет хорошо, я уверена.
- Я тоже. И потом, ты знаешь... - Он пожал плечами. - Моя жизнь, твоя жизнь, наша жизнь... В таких людях, как я, никогда не будет недостатка... Возможно, я и не увижу торжества моих идей, но так ли, уж важно тому, кто бросил семя, присутствовать на сборе урожая? Важно, чтобы собрали урожай. И его соберут.
Леди Л. вздрогнула. Он был прав. В таких, как он, никогда не будет недостатка. И урожай будет собран. Сколько миллионов голов? Грядущий XX век, несомненно, стал веком жатвы.
- Верно, - согласилась она. - Мы не в счет. Двоих потеряешь, приобретешь миллиард. В одном только Китае их, кажется, триста миллионов. Нет сомнений, урожаи будут неслыханно богатыми...
Голос ее дрожал. Она мгновенно отвернулась, чтобы он не увидел ее слез. "Да, действительно, слезы - это женщины легкого поведения, - подумала Леди Л., поднося к глазам носовой платок, - и шестьдесят лет иронии, ледяного юмора и Англии так и не научили этих грязных девок сдержанности". Она помнила, как та бедняжка Анетта еще немного боролась, быть может, даже колебалась... Но другого выхода у нее просто не было. Она не могла спасти мир, но помочь ему хоть немного она все же могла. Что же до остального... Пускай человечество найдет себе другого простачка...
Она направилась к двери, тихонько открыла ее и вышла. Парк начинал бледнеть. Был слышен только лай собак, прощавшихся с луной. Секунду она стояла, словно парализованная, закрыв глаза, приложив к груди руку, затем вскрикнула и вбежала назад в павильон.
- Арман, скорее...
- Что такое?
- Они идут... Скорее... Полиция... О, Боже мой, Боже мой...
Она увидела так хорошо знакомую ей ухмылку, которая всегда появлялась у него на лице в минуты опасности, словно жизнь была для него лишь соринкой в глазу, от которой он хотел поскорее избавиться, и с веселым видом, с немного презрительной непринужденностью, казавшейся из-за его придворного платья еще более небрежно-надменной, произнес:
- Черт возьми... Надо бы подстрелить хотя бы парочку...
- Нет!
Сделав вид, что озирается вокруг, она повернулась к мадрасскому сейфу, мгновение поколебалась.
- Сюда, скорее...
Она подбежала к сейфу, повернула ключ в замке и потянула на себя массивную, обитую медью дверь... Заглянула внутрь, облегченно вздохнула: места хватало только-только для одного человека, только-только...
- Спрячься здесь, скорее! Я их спроважу... Да поторапливайся же, ну!
Он подчинился, не спеша, вероятно, стремясь до конца выдержать стиль, продолжая держать в одной руке розу, в другой пистолет. Она схватила сумку с драгоценностями и бросила ему в ноги. Он восхищенно смотрел на нее.
- Чуть было не забыли, - сказал он. - Решительно, мы совершим еще немало великих дел вместе с тобой...
Она нежно ему улыбнулась - ах, эта нежная и чуть жестокая улыбка Леди Л.! Наконец-то она поймала свою улыбку, и теперь ей оставалось только сделать ее знаменитой. Она легонько махнула ему рукой, тихо закрыла дверцу и трижды повернула ключ.
Поэт-Лауреат, приподнявшись в кресле и выпучив глаза, смотрел на странный предмет мебели, словно вышедший из какой-то восточной сказки, и на эту знатную английскую даму, которая зябко кутала плечи в шаль и улыбалась, стоя перед сейфом с ключом в руке.
- А потом? Что вы сделали потом?
- Ну, я вернулась на бал. Если вы не забыли, я обещала танец графу Норфолку... Прибыла полиция. Разумеется, они ничего не нашли. Я танцевала, много пила шампанского... много... О! Оставьте этот возмущенный вид, Перси. Да, я много пила. Кажется, даже захмелела... И было отчего, согласитесь...
- Вы вернулись в павильон?
- Иногда бывает очень сложно быть одновременно женщиной и дамой.
- Когда вы вернулись в павильон, Диана?
- Перестаньте кричать, Перси, я этого не переношу... Говорю вам, я много выпила. Со мной случился приступ буйного веселья.
- Приступ буйного веселья?
- Впрочем, вскоре после этого мы уехали из Англии: мой муж, как вы знаете, получил в конце концов свое посольство. Да, в итоге все получилось довольно удачно. Наш сын, конечно же, стал герцогом де Глендейлом... Англичане его очень любят, и он прекрасно справляется со своей работой. Все внуки Армана сделали блестящую карьеру. Подумайте только, Энтони скоро станет епископом, Роланд - министр чего-то там, Джеймс - директор Английского банка. Впрочем, вы все это знаете. Жаль, что он не может этого увидеть. Я им во многом помогла. Я просто обязана была преподать ему урок. Впрочем, лучше, наверное, будет предупредить семью, в конечном счете, я уверена, они помогут мне вывезти его отсюда. Заметьте, мы накануне выборов. Если то, что я сделала, выплывет наружу, партия консерваторов не скоро оправится от шока!
Сэру Перси удалось наконец поднять руку в направлении тяжелого и приземистого сейфа, напоминавшего ладью из какого-то чудовищного комплекта шахмат.
- Вы хотите сказать, что он до сих пор... что вы никогда...
Леди Л. стояла под портретом своего кота Тротто, поднявшего в атаку кавалерийский эскадрон в Крыму: изображенный поверх благородных черт лорда Рэглана, он размахивал среди пушечных ядер своим хвостом - знаменем Святого Георгия. Благожелательно наблюдал за ней попугай Гавот, желтый клюв и перья которого заменяли нос и мундир Веллингтона, находившегося на поле битв при Ватерлоо. Обезьяна по кличке Бадин защищала свободу посреди трупов при Бородино, прекрасно чувствуя себя в мундире старика Кутузова. Понго, щенок породы пекинес, показывал свою голову народу на гравюре, изображавшей Робеспьера, а у молодого Бонапарта, стоявшего перед убитыми солдатами, был клюв нежной самки-попугая Матильды, которая, однако, никому не сделала ничего худого. Леди Л. стояла с высоко поднятой головой, с улыбкой на губах, окруженная своими друзьями. Несмотря на их молчаливость, ей всегда казалось, что они понимают ее и поддерживают. Осуждать ее могли только женщины, никогда и не помышлявшие о том, чтобы избавить своих сыновей от влияния великих исторических деятелей, либо те, что были способны полюбить за свою жизнь нескольких мужчин.
Поэт-Лауреат осознал, что Леди Л. продолжает говорить.
- В сущности, мне очень не повезло, - посетовала она. - Я могла бы полюбить пьяницу, картежника, прохвоста, наркомана... Но нет! Случилось так, что я полюбила настоящего идеалиста. И вот я тоже скатилась к терроризму. Скажем, я оказалась способной ученицей, не более того.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47