Таким образом, карта породила фабулу будущего повествования, оно выросло на ее почве. Не часто, наверное, карте отводится такое знаменательное место в книге, и все-таки, по мнению Стивенсона, карта всегда важна, безразлич­но, существует ли она на бумаге или ее держат в уме.
Писатель должен знать свою округу, будь она на­стоящей или вымышленной, как свои пять пальцев. Конечно, лучше, чтобы все происходило в подлин­ной стране, которую вы прошли из края в край и знаете в ней каждый камешек. Даже когда речь идет о вымышленных местах, тоже не мешает сначала за­пастись картой.
Итак, карта придуманного Острова сокровищ побудила взяться за перо, породила минуты счастли­вого наития, когда слова сами собой идут на ум и складываются в предложения. Впрочем, поначалу Стивенсон и не помышлял о создании книги, рас­считанной, как сейчас говорят, на массового читате­ля.
Рукопись предназначалась исключительно для пасынка и рождалась как бы в процессе литератур­ной игры. Причем уже на следующий день, когда автор после второго завтрака в кругу семьи прочитал начальную главу, в игру включился третий участ­ник – старый сэр Томас Стивенсон. Взрослый ребенок и романтик в душе, он тотчас загорелся идеей отпра­виться к берегам далекого острова.
С этого момента, свидетельствовал сын, отец, учуяв нечто родственное по духу в его замыс­ле, стал рьяным помощником автора. И когда, на­пример, потребовалось определить, что находилось в матросском сундуке старого пирата Билли Бонса, он едва ли не целый день просидел, составляя опись его содержимого.
В сундуке оказались: квадрант, жестяная кружка, несколько плиток табаку, две пары пистолетов, ста­ринные часы, два компаса и старый лодочный чехол. Весь этот перечень предметов Стивенсон це­ликом включил в рукопись.
Но конечно, как никого другого, игра увлекла Ллойда. Он был вне себя от затеи отчима, решивше­го сочинить историю пиратов. Затаив дыхание, мальчик вслушивался в рассказ о путешествии к острову, карта которого лежала перед ним на столи­ке. Однако теперь эта карта, несколько дней назад рожденная фантазией отчима, выглядела немного по-иному. На ней были указания широты и долго­ты, обозначены промеры дна, еще четче прорисова­ны названия холмов, заливов и бухт.
Как и положено старинной карте, ее украшали изображения китов, пускающих фонтанчики, и ко­раблики с раздутыми парусами. Появилась и «под­линная» подпись зловещего капитана Флинта, мас­терски выполненная сэром Томасом. Словом, на карте возникли новые, скрупулезно выведенные то­пографические и прочие детали, придавшие ей еще большую достоверность. Теперь можно было сказать, что это самая что ни на есть настоящая пират­ская карта – такие встречались в описаниях плава­ний знаменитых королевских корсаров Рэли, Дампьера, Роджерса и других.
Ллойду казалось, что ему вместе с остальными героями повествования предстоит принять участие в невероятных приключениях на море и на суше, а пока что он с замиранием сердца слушает байки старого морского волка Билли Бонса о штормах и виселицах, о разбойничьих гнездах и пиратских под­вигах в Карибском, или, как он называет его, «Ис­панском море», о беспощадном и жестоком Флинте, о странах, где жарко, как в кипящей смоле, и где люди мрут будто мухи от «Желтого Джека» – тро­пической лихорадки, а от землетрясений на суше качка, словно на море.
Первые две главы имели огромный успех у маль­чика. Об этом автор сообщал в тогда же написанном письме своему другу У.-Э. Хенли. В нем он также писал: «Сейчас я занят одной работой, в основном благодаря Ллойду… пишу «Судовой повар, или Ост­ров сокровищ. Рассказ для мальчишек».
Вы, наверно, удивитесь, узнав, что это произве­дение о пиратах, что действие начинается в трактире «Адмирал Бенбоу» в Девоне, что оно про карту, сокровища, о бунте и покинутом корабле, о прекрасном старом сквайре Трелони и докторе и еще одном докторе, о поваре с одной ногой. В этом рассказе поют пиратскую песню «Йо-хо-хо, и бутылка рому» – это настоящая пиратская песня, известная только команде покойного капитана Флинта…»
По желанию самого активного участника игры – Ллойда в книге не должно было быть женщин, кроме матери Джима Хокинса. И вообще, по словам Стивенсона, мальчик, бывший у него под боком, служил ему пробным камнем. В следующем письме к Хенли автор, явно довольный своей работой, вы­ражал надежду, что и ему доставит удовольствие придуманная им «забавная история для мальчишек»
Тем временем игра продолжалась. Каждое утро, едва проснувшись, Ллойд с нетерпением ожидал часа, когда в гостиной соберутся все обитатели «дома покойной мисс Макгрегор» и Стивенсон на­чнет чтение написанных за ночь новых страниц.
С восторгом были встречены главы, где говори­лось о том, как старый морской волк, получив чер­ную метку, «отдал концы», после чего наконец в действие вступила нарисованная карта. Ее-то и пы­тались тщетно заполучить слепой Пью с дружками. К счастью, она оказалась в руках доктора Ливси и сквайра Трелони.
Познакомившись с картой таинственного остро­ва, они решили плыть на поиски клада. Ллойд, в душе отождествлявший себя с Джимом, бурно воз­ликовал, когда узнал, что мальчик пойдет на ко­рабль юнгой. Впрочем, иначе и быть не могло – ведь по просьбе участников приключения именно он и должен был рассказывать всю историю с само­го начала до конца, не скрывая никаких подробнос­тей, кроме географического положения острова.
И вот быстроходная и изящная «Эспаньола», по­кинув Бристоль, на всех парусах идет к Острову со­кровищ. Румпель лежит на полном ветре, соленые брызги бьют в лицо, матросы ставят бом-кливер и грот-брамсель, карабкаются, словно муравьи, по фок-мачте, натягивают шкоты. А сквозь ревущий ветер слышатся слова старой пиратской песни: «Йо-хо-хо, и бутылка рому…»
Так в атмосфере всеобщей заинтересованности будто сама собой рождалась рукопись будущего «Острова сокровищ». Не было мучительного процес­са сочинительства, признавался позже Стивенсон, приходилось лишь спешить записывать слова, чтобы продолжить начатую игру. Вот когда в полной мере проявилась давняя его страсть придумывать и свя­зывать воедино несуществующие события. Задача заключалась в том, чтобы суметь вымысел предста­вить в виде подлинного факта.
Подобных примеров, когда поводом рождения романа, рассказа или стихотворения служили самые, казалось бы, неожиданные причины, в том числе и игра, можно немало найти в истории литературы.
Однажды осенним дождливым вечером весь про­мокший Тютчев, вернувшись домой, бросился запи­сывать стихотворение «Слезы людские», рожденное под шум дождя. Или вот еще пример: Гёте в порыве вдохновения, охватившего его при виде горного пейзажа, записал углем прямо на двери охотничьего домика на горе Кикельхан в тюрингском лесу зна­менитые строки, переводимые Лермонтовым:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86