Заподозренный как дворянин, он был арестован по распоряжению Комитета общественной безопасности в декабре 1793 года, менее чем через месяц после того, как являлся в Конвент, где его антирелигиозная проза имела успех. Революция не была к нему справедлива. Известно, впрочем, что он был тоже неблагодарен своим самым верным защитникам.
Сад был заключен… Он поостерегся сильно протестовать. Он знал, что новое правительство менее добродушно, нежели бывшее, и охотно пошлет беспокойного заключенного прогуляться на Национальную площадь в сопровождении палача. Эта прогулка ему не улыбалась. Ему хотелось сохранить отца своим детям и полезного гражданина своему отечеству. В течение нескольких месяцев он старался лишь, чтобы о нем забыли; затем он нашел себе могущественного покровителя в лице «человека дня» члена Конвента Равера, которому уступил свою землю де ла Коста; и в октябре 1794 года был выпущен на свободу.
В политике ему не повезло. Он вернулся к литературе; 5 декабря 1794 года он писал членам департамента:
"Граждане!
В числе опечатанного имущества издателя Жируара, которое вскоре будет освобождено от ареста по ходатайству его вдовы, есть наполовину напечатанное сочинение «Алина и Валь-кур, или Философский роман». Я автор этого произведения и прошу Вас сделать распоряжение возвратить его мне. У меня есть три основания для этой просьбы.
Первое то, что это произведение, отданное в печать пять лет назад, несмотря на прекрасные принципы, положенные в его основу, не носит все же того характера, который можно придать ему при нынешнем правительстве. Небольшие изменения дадут ему мужественную и строгую физиономию, которая вполне соответствует свободному народу, и я хочу сделать эти исправления…"
Он жил в роскошной квартире, где принимал довольно смешанное, но очень веселое общество: более или менее известных писателей, артисток, разорившихся дворян, поэтов без издателей и журналистов без читателей.
Женщина, имя которой неизвестно, но которую Сад называл «своей Жюстиной», принимала гостей.
Говорили, что она дочь эмигранта и все в ней: от гордой осанки и прекрасных манер до матовой бледности лица с выражением меланхолии — выдавало аристократическое происхождение.
У бывшего маркиза очень веселились, хотя обстоятельства этому не благоприятствовали. У него разыгрывались пьесы, как во времена Дюбарри или Помпадур. Де Сад был хорошим актером. Несмотря на то, что ему было более пятидесяти лет, он превосходно играл влюбленных. В его игре, как уверяют, было много чувства. Как жаль, что его недоставало ему в жизни.
Превратившись снова в литератора, он написал в 1796 году «Жюльетту» и усердно занимался изданием этих двух романов.
Он поручал рисовать при себе, рассказывает Поль Лекруа, ряд иллюстраций на избранные сюжеты и с заботливым вниманием следил за изображением своих героев.
Общее издание, в котором «Жюстина» была переделана, появилось в 1797 году.
В следующем году де Сад напечатал очень скучный, но более нравственный, чем предыдущие, роман «Полина и Бельваль, или Жертвы преступной любви», представляющий не что иное, как парижский анекдот восемнадцатого века.
Жертвами этой преступной любви были преимущественно те, кто покупал этот роман.
В это же время он сильно хлопотал о том, чтобы его вычеркнули из списка эмигрантов, куда он был занесен по оплошности его родственников вследствие того, что содержался в тюрьме, хотя и не покидал Францию.
12 июля 1799 года (22 мессидора VII года) Совет Пятисот издал закон, совершенно несправедливый, по которому родственники эмигрантов и бывшие дворяне считались ответственными за разбои и убийства, которые происходили в южных и западных департаментах. Исключение было сделано для тех, кто исполнял общественные обязанности по воле народа.
В петиции, поданной через несколько депутатов, де Сад просил, в надежде извлечь пользу для себя, прибавить еще исключение для граждан, достигших шестидесятилетнего возраста, которые дали доказательство своей приверженности республике.
Эта петиция была прочтена в Совете Пятисот 31 июля, но Совет оставил ее без последствий, перейдя к очередным делам.
Ловкий и упорный проситель, де Сад понял, что его ходатайства останутся без успеха, если не будут поддержаны влиятельным лицом. Он обратился к члену Совета Пятисот Гупильо де Монтегю… Он написал ему 4 февраля 1799 года письмо с просьбой о поддержке. Де Сад попытался воспользоваться Гупильо де Монтегю не только для того, чтобы добиться для себя исключения из списка эмигрантов, но и для того, чтобы провести постановку на сцене Французского театра его пьесы «Жанна Ленэ, или Осада Бовэ»…
Гупильо был очень польщен тем, что его считают способным судить о трагедии.
В нашем распоряжении нет ни одного его ответа, но можно думать, что они были очень любезны в отношении его протеже, если судить по второму письму де Сада от 30 октября.
"…Сад будет очень счастлив, если гражданин Гупильо в этот день будет у него вместе с некоторыми лицами, способными, как и гражданин Гупильо, судить о произведении. Если пьеса понравится, правительство должно своей властью приказать играть ее, как патриотическую пьесу.
Без этого ничего не выйдет, и удобный момент для ее представления будет пропущен; из-за ваших побед она и без того уже немного устарела».
В то самое время, когда бывший маркиз, покровительствуемый бывшим террористом, старался принудить Французский театр поставить свою пьесу под предлогом патриотических соображений, он же пытался поставить пьесу, которую остерегся подписать, но которую, пока не доказано противное, приписывают ему.
Некто Жак Августин Прево, бывший ранее антрепренером ярмарочных спектаклей, сделался в 1788 году актером и декоратором, а затем директором бывшего Театрального товарищества, которому он дал скромное название: «Театр без претензий».
Этот Прево объявил в сентябре 1799 года драму под названием «Жюстина, или Несчастия добродетели», но сделал это без разрешения полиции, которая поспешила запретить пьесу.
К счастью для плодовитого писателя, драматические произведения которого с трудом появлялись перед публикой, в рукописях романов и повестей у него не было недостатка.
В 1800 году он напечатал у книгопродавца Массе «Преступления любви, или Неистовство страстей», героические и трагические повести, которым было предпослано предисловие под заглавием «Мысли о романах».
В этом нелепом сборнике только предисловие и удобочитаемо сколько-нибудь.
Небезынтересно знать, что думал о романе автор «Жюстины».
Он ставит три вопроса:
Почему этот род произведений носит название романа?
У какого народа нужно искать его источник и какие романы самые известные?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Сад был заключен… Он поостерегся сильно протестовать. Он знал, что новое правительство менее добродушно, нежели бывшее, и охотно пошлет беспокойного заключенного прогуляться на Национальную площадь в сопровождении палача. Эта прогулка ему не улыбалась. Ему хотелось сохранить отца своим детям и полезного гражданина своему отечеству. В течение нескольких месяцев он старался лишь, чтобы о нем забыли; затем он нашел себе могущественного покровителя в лице «человека дня» члена Конвента Равера, которому уступил свою землю де ла Коста; и в октябре 1794 года был выпущен на свободу.
В политике ему не повезло. Он вернулся к литературе; 5 декабря 1794 года он писал членам департамента:
"Граждане!
В числе опечатанного имущества издателя Жируара, которое вскоре будет освобождено от ареста по ходатайству его вдовы, есть наполовину напечатанное сочинение «Алина и Валь-кур, или Философский роман». Я автор этого произведения и прошу Вас сделать распоряжение возвратить его мне. У меня есть три основания для этой просьбы.
Первое то, что это произведение, отданное в печать пять лет назад, несмотря на прекрасные принципы, положенные в его основу, не носит все же того характера, который можно придать ему при нынешнем правительстве. Небольшие изменения дадут ему мужественную и строгую физиономию, которая вполне соответствует свободному народу, и я хочу сделать эти исправления…"
Он жил в роскошной квартире, где принимал довольно смешанное, но очень веселое общество: более или менее известных писателей, артисток, разорившихся дворян, поэтов без издателей и журналистов без читателей.
Женщина, имя которой неизвестно, но которую Сад называл «своей Жюстиной», принимала гостей.
Говорили, что она дочь эмигранта и все в ней: от гордой осанки и прекрасных манер до матовой бледности лица с выражением меланхолии — выдавало аристократическое происхождение.
У бывшего маркиза очень веселились, хотя обстоятельства этому не благоприятствовали. У него разыгрывались пьесы, как во времена Дюбарри или Помпадур. Де Сад был хорошим актером. Несмотря на то, что ему было более пятидесяти лет, он превосходно играл влюбленных. В его игре, как уверяют, было много чувства. Как жаль, что его недоставало ему в жизни.
Превратившись снова в литератора, он написал в 1796 году «Жюльетту» и усердно занимался изданием этих двух романов.
Он поручал рисовать при себе, рассказывает Поль Лекруа, ряд иллюстраций на избранные сюжеты и с заботливым вниманием следил за изображением своих героев.
Общее издание, в котором «Жюстина» была переделана, появилось в 1797 году.
В следующем году де Сад напечатал очень скучный, но более нравственный, чем предыдущие, роман «Полина и Бельваль, или Жертвы преступной любви», представляющий не что иное, как парижский анекдот восемнадцатого века.
Жертвами этой преступной любви были преимущественно те, кто покупал этот роман.
В это же время он сильно хлопотал о том, чтобы его вычеркнули из списка эмигрантов, куда он был занесен по оплошности его родственников вследствие того, что содержался в тюрьме, хотя и не покидал Францию.
12 июля 1799 года (22 мессидора VII года) Совет Пятисот издал закон, совершенно несправедливый, по которому родственники эмигрантов и бывшие дворяне считались ответственными за разбои и убийства, которые происходили в южных и западных департаментах. Исключение было сделано для тех, кто исполнял общественные обязанности по воле народа.
В петиции, поданной через несколько депутатов, де Сад просил, в надежде извлечь пользу для себя, прибавить еще исключение для граждан, достигших шестидесятилетнего возраста, которые дали доказательство своей приверженности республике.
Эта петиция была прочтена в Совете Пятисот 31 июля, но Совет оставил ее без последствий, перейдя к очередным делам.
Ловкий и упорный проситель, де Сад понял, что его ходатайства останутся без успеха, если не будут поддержаны влиятельным лицом. Он обратился к члену Совета Пятисот Гупильо де Монтегю… Он написал ему 4 февраля 1799 года письмо с просьбой о поддержке. Де Сад попытался воспользоваться Гупильо де Монтегю не только для того, чтобы добиться для себя исключения из списка эмигрантов, но и для того, чтобы провести постановку на сцене Французского театра его пьесы «Жанна Ленэ, или Осада Бовэ»…
Гупильо был очень польщен тем, что его считают способным судить о трагедии.
В нашем распоряжении нет ни одного его ответа, но можно думать, что они были очень любезны в отношении его протеже, если судить по второму письму де Сада от 30 октября.
"…Сад будет очень счастлив, если гражданин Гупильо в этот день будет у него вместе с некоторыми лицами, способными, как и гражданин Гупильо, судить о произведении. Если пьеса понравится, правительство должно своей властью приказать играть ее, как патриотическую пьесу.
Без этого ничего не выйдет, и удобный момент для ее представления будет пропущен; из-за ваших побед она и без того уже немного устарела».
В то самое время, когда бывший маркиз, покровительствуемый бывшим террористом, старался принудить Французский театр поставить свою пьесу под предлогом патриотических соображений, он же пытался поставить пьесу, которую остерегся подписать, но которую, пока не доказано противное, приписывают ему.
Некто Жак Августин Прево, бывший ранее антрепренером ярмарочных спектаклей, сделался в 1788 году актером и декоратором, а затем директором бывшего Театрального товарищества, которому он дал скромное название: «Театр без претензий».
Этот Прево объявил в сентябре 1799 года драму под названием «Жюстина, или Несчастия добродетели», но сделал это без разрешения полиции, которая поспешила запретить пьесу.
К счастью для плодовитого писателя, драматические произведения которого с трудом появлялись перед публикой, в рукописях романов и повестей у него не было недостатка.
В 1800 году он напечатал у книгопродавца Массе «Преступления любви, или Неистовство страстей», героические и трагические повести, которым было предпослано предисловие под заглавием «Мысли о романах».
В этом нелепом сборнике только предисловие и удобочитаемо сколько-нибудь.
Небезынтересно знать, что думал о романе автор «Жюстины».
Он ставит три вопроса:
Почему этот род произведений носит название романа?
У какого народа нужно искать его источник и какие романы самые известные?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30