Потом полугусеница стала
наливаться чем-то красным и сине-фиолетовым, разбухла, лопнула,
и лохмотья ее внешнего покрова расползлись, открывая нового
Кибрича, измазанного слизью и ставшего похожим на жабу. Он
тяжело дышал своим окровавленным ртом и смотрел прямо перед
собой красными лупоглазыми линзами.
Прямо перед ним, там, где он стоял, возник из пустоты
массивный стол с письменным прибором, с двумя телефонами и
переговорным устройством, с отделаными деревом стенами и с
красной ковровой дорожкой, ведущей к столу, возникло кресло и
неизменный портрет лысого человека в рамке.
Все это стояло на огромном трупе некогда убитого теми, кто
потом возложил его тело на постамент славы, гиганта, а вокруг
суетился бессмысленно вращавший огромное деревянное колесо с
кабинетом Кибрича, впряженный в общие оглобли и скованный общей
цепью, народ.
3
"Ваше списочное высочество, - громко доложил мягко
вытолкнутый снизу и влачащий за собой уже не толстую цепь, а
тонкую цепочку, человечек, - звонил пятый в списке, просил
сходить за него в баньку, потеребить за него его мохнатку".
Кибрич страшно искривился, привстал - н человечка как
выплюнуло. Следующим был тип, похожий на вечного примерного
школьника по фамилии Косточкин. Глаза Кибрича не видели далеко,
и он хватал все то, что попадется под руку. Поэтому
человеческий материал, из которого Кибрич смастерил себе
панцирь, состоял из выродков его собственной деревни, из
соучеников и сокурстников, из родни и соратников по оргиям.
Косточкин был из того же материала. "Третий по списку, -
доложил Косточкин уже потише, - сказал, что любит зимой
прогуливаться в летнем саду. Кибрич приподнялся, так, что, как
под статуей, под ним заскрежетала вся пирамида, кашлянул - у
двоих внизу слетели головы с плеч, - промычал: "Оранжерею на
сто миллионов, - и никаких гвоздей!"
Потом Валентин Францевич руками повернул свою голову на
180o, и показался приторно-сладкий,
слащаво-приторный лик другого Кибрича. Он кликнул влачащую за
собой умеренную цепь девуху, сидевшую за печатной машинкой у
дверей кабинета. "Марш, - крикнул он. - На место!" Та
улеглась на кожанный диван, разведя колени. "Косточкин! - тот
моментально появился. - Проверить готовность!" Тот проверил.
"Сиди тут и смотри, когда придет время - а ты знаешь - подашь
по рюмашке"
Вошли трое с молотками. "Стучать погромче, - сдавленным
голосом сказал Кибрич из-за ширмы, заглушая хлюпающие звуки, -
все подумают, что в таком стуке ничего не расслышишь и будут
заниматься очернительством. А вы ловите каждое слово".
Рот хозяина кабинета каждый определенный момент
непроизвольно приоткрывался и извергал: "Не поднимать башки! Не
поднимать башки! " Тот, на кого эти окрики не действовали,
моментально сваливался в воронку, откуда назад пути не было, и
все плевали в воронку, пока тот, кто упал, не тонул в ней.
Только две рыбы с иудейскими носами выплыли, тогда Кибрич
позвал Начальницу над молотками и сказал: "Бросить двух рыб на
сковородку! ".
Третья рыба оказалась подводной лодкой, и на сковородке не
поджаривалась. Тут из-под земли что-то забулькало, и из каши
дерьма появился кто-то зеленый, издававший невиданное зловоние,
и опасный. Подпиши договор с нашей Комиссией Гос-Бесполезности,
- сказал он, - и Мы поджарим твою подводную лодку". Однако,
даже для Кибрича, привыкшего нюхать отбросы, запах чудовища
казался невыносимым. Он отказался, - чудовище удалилось, но
просветило Валентина Францевича обыкновенным человеческим
голосом, что есть другая сторона зеркала, и с ее законами В.
Ф., без его, чудовища, помощи не справиться. Тут же произошло:
из-за зеркала раздался мышиный писк. Он пищал о том, что
подручные Кибрича творят неизвестно что в заводском общежитии,
чуть ли не насилуют девушек и устраивают пьяные дебоши.
4
Это суммировалось с прошло-будущим инцедентом, когда
Косточкин с компанией попались на вывозе машин государственного
дерьма. По мнению последнего, он ничего предосудительного не
сделал, на этой стороне зеркала это равнозначно невинной
студенческой шутке: когда они подвешивали банку с мочой над
мертвенно-пьяной проституткой, с таким расчетом, что, как
только она начинала шевелиться, ей на лицо выливалось
содержимое банки.
С этим мышиным писком Кибрич сладить не мог: он не знал,
чего не нужно делать и что нужно, чтобы этого писка не стало..
Конечно, он мог с писком не считаться, но одно только то, что с
той стороны зеркала раздавались какие-то звуки, его приводило в
невменяемое состояние.
И он сам полез к чудовищу. Он, в своих аккуратно
выглаженных сверху, измазанных разными нечистотами изнутри,
брючках стал спускаться в преисподню, зажав нос. Чудище
вынырнуло, приставило Кибричу другой нос, кольнуло его большой
иглой под лопатку и сказало обыкновенным человеческим голосом:
"Дорогой Валентин Иванович, а ведь вы по уши в дерьме!.. " -
"Сам не знаю, - буркнул Кибрич, но ему уже подвесили к ногам
целую бочку того, что было у него на ушах, и приказали
подниматься. Обвинителей подручных Валентина Францевича как
ветром сдуло. Все, кто подписывался под какой-то бумажкой и
первый, и второй раз, были сброшены в бездну.
Тем временем что-то выцветше-зеленое поглощало постепенно
Валентина Францевича с его кабинетом. В конце этого поглощения
появилась пятнадцатилетняя школьница, как будто специально для
того, чтобы писк с обратной стороны зеркала снова обнаружился,
да еще более досадливый! Ловким маневром поставив на место
вроде как бы незаметно появившейся ранее жены и ребенка
пятнадцатилетнюю девчонку, Кибрич прекратил писк и продалжил
свое восседание на прочном кресле, свое высиживание яиц. Каждую
секунду к заводу имени соратниками убитого соратника
подкатывали грузовики с тоннами денег, которые Кибрич, как и
все ему подобные, аккуратно закапывали в землю. Сам директор,
как только захлопывалась дверь, принимал вид курицы и громко
кудахтал, вожделенно представляя птенцов.
Прошло некоторое время, и в дверь постучали. Кибрич нервно
задергался, но оставался курицей. Дверь распахнулась - в
дверном проеме стояло чудовище. Кибрич снял свою голову с
клювом и остался в кресле. Чудовище подняло курицу, выняло
из-под курицы яйцо, отрыгнуло огнем - и пепел Кибрича в яйце,
теперь большом и прозрачном, переместился в отдел Ценных
Компромиссов, где новый Кибрич вылупился из яйца и стал
заниматься тяжелой бесполезностью в промышленном варианте.
1 2 3 4 5
наливаться чем-то красным и сине-фиолетовым, разбухла, лопнула,
и лохмотья ее внешнего покрова расползлись, открывая нового
Кибрича, измазанного слизью и ставшего похожим на жабу. Он
тяжело дышал своим окровавленным ртом и смотрел прямо перед
собой красными лупоглазыми линзами.
Прямо перед ним, там, где он стоял, возник из пустоты
массивный стол с письменным прибором, с двумя телефонами и
переговорным устройством, с отделаными деревом стенами и с
красной ковровой дорожкой, ведущей к столу, возникло кресло и
неизменный портрет лысого человека в рамке.
Все это стояло на огромном трупе некогда убитого теми, кто
потом возложил его тело на постамент славы, гиганта, а вокруг
суетился бессмысленно вращавший огромное деревянное колесо с
кабинетом Кибрича, впряженный в общие оглобли и скованный общей
цепью, народ.
3
"Ваше списочное высочество, - громко доложил мягко
вытолкнутый снизу и влачащий за собой уже не толстую цепь, а
тонкую цепочку, человечек, - звонил пятый в списке, просил
сходить за него в баньку, потеребить за него его мохнатку".
Кибрич страшно искривился, привстал - н человечка как
выплюнуло. Следующим был тип, похожий на вечного примерного
школьника по фамилии Косточкин. Глаза Кибрича не видели далеко,
и он хватал все то, что попадется под руку. Поэтому
человеческий материал, из которого Кибрич смастерил себе
панцирь, состоял из выродков его собственной деревни, из
соучеников и сокурстников, из родни и соратников по оргиям.
Косточкин был из того же материала. "Третий по списку, -
доложил Косточкин уже потише, - сказал, что любит зимой
прогуливаться в летнем саду. Кибрич приподнялся, так, что, как
под статуей, под ним заскрежетала вся пирамида, кашлянул - у
двоих внизу слетели головы с плеч, - промычал: "Оранжерею на
сто миллионов, - и никаких гвоздей!"
Потом Валентин Францевич руками повернул свою голову на
180o, и показался приторно-сладкий,
слащаво-приторный лик другого Кибрича. Он кликнул влачащую за
собой умеренную цепь девуху, сидевшую за печатной машинкой у
дверей кабинета. "Марш, - крикнул он. - На место!" Та
улеглась на кожанный диван, разведя колени. "Косточкин! - тот
моментально появился. - Проверить готовность!" Тот проверил.
"Сиди тут и смотри, когда придет время - а ты знаешь - подашь
по рюмашке"
Вошли трое с молотками. "Стучать погромче, - сдавленным
голосом сказал Кибрич из-за ширмы, заглушая хлюпающие звуки, -
все подумают, что в таком стуке ничего не расслышишь и будут
заниматься очернительством. А вы ловите каждое слово".
Рот хозяина кабинета каждый определенный момент
непроизвольно приоткрывался и извергал: "Не поднимать башки! Не
поднимать башки! " Тот, на кого эти окрики не действовали,
моментально сваливался в воронку, откуда назад пути не было, и
все плевали в воронку, пока тот, кто упал, не тонул в ней.
Только две рыбы с иудейскими носами выплыли, тогда Кибрич
позвал Начальницу над молотками и сказал: "Бросить двух рыб на
сковородку! ".
Третья рыба оказалась подводной лодкой, и на сковородке не
поджаривалась. Тут из-под земли что-то забулькало, и из каши
дерьма появился кто-то зеленый, издававший невиданное зловоние,
и опасный. Подпиши договор с нашей Комиссией Гос-Бесполезности,
- сказал он, - и Мы поджарим твою подводную лодку". Однако,
даже для Кибрича, привыкшего нюхать отбросы, запах чудовища
казался невыносимым. Он отказался, - чудовище удалилось, но
просветило Валентина Францевича обыкновенным человеческим
голосом, что есть другая сторона зеркала, и с ее законами В.
Ф., без его, чудовища, помощи не справиться. Тут же произошло:
из-за зеркала раздался мышиный писк. Он пищал о том, что
подручные Кибрича творят неизвестно что в заводском общежитии,
чуть ли не насилуют девушек и устраивают пьяные дебоши.
4
Это суммировалось с прошло-будущим инцедентом, когда
Косточкин с компанией попались на вывозе машин государственного
дерьма. По мнению последнего, он ничего предосудительного не
сделал, на этой стороне зеркала это равнозначно невинной
студенческой шутке: когда они подвешивали банку с мочой над
мертвенно-пьяной проституткой, с таким расчетом, что, как
только она начинала шевелиться, ей на лицо выливалось
содержимое банки.
С этим мышиным писком Кибрич сладить не мог: он не знал,
чего не нужно делать и что нужно, чтобы этого писка не стало..
Конечно, он мог с писком не считаться, но одно только то, что с
той стороны зеркала раздавались какие-то звуки, его приводило в
невменяемое состояние.
И он сам полез к чудовищу. Он, в своих аккуратно
выглаженных сверху, измазанных разными нечистотами изнутри,
брючках стал спускаться в преисподню, зажав нос. Чудище
вынырнуло, приставило Кибричу другой нос, кольнуло его большой
иглой под лопатку и сказало обыкновенным человеческим голосом:
"Дорогой Валентин Иванович, а ведь вы по уши в дерьме!.. " -
"Сам не знаю, - буркнул Кибрич, но ему уже подвесили к ногам
целую бочку того, что было у него на ушах, и приказали
подниматься. Обвинителей подручных Валентина Францевича как
ветром сдуло. Все, кто подписывался под какой-то бумажкой и
первый, и второй раз, были сброшены в бездну.
Тем временем что-то выцветше-зеленое поглощало постепенно
Валентина Францевича с его кабинетом. В конце этого поглощения
появилась пятнадцатилетняя школьница, как будто специально для
того, чтобы писк с обратной стороны зеркала снова обнаружился,
да еще более досадливый! Ловким маневром поставив на место
вроде как бы незаметно появившейся ранее жены и ребенка
пятнадцатилетнюю девчонку, Кибрич прекратил писк и продалжил
свое восседание на прочном кресле, свое высиживание яиц. Каждую
секунду к заводу имени соратниками убитого соратника
подкатывали грузовики с тоннами денег, которые Кибрич, как и
все ему подобные, аккуратно закапывали в землю. Сам директор,
как только захлопывалась дверь, принимал вид курицы и громко
кудахтал, вожделенно представляя птенцов.
Прошло некоторое время, и в дверь постучали. Кибрич нервно
задергался, но оставался курицей. Дверь распахнулась - в
дверном проеме стояло чудовище. Кибрич снял свою голову с
клювом и остался в кресле. Чудовище подняло курицу, выняло
из-под курицы яйцо, отрыгнуло огнем - и пепел Кибрича в яйце,
теперь большом и прозрачном, переместился в отдел Ценных
Компромиссов, где новый Кибрич вылупился из яйца и стал
заниматься тяжелой бесполезностью в промышленном варианте.
1 2 3 4 5