Он стал посреди арки так, что любой желающий пройти должен был бы попросить его отодвинуться или втоптать в пол.
– Ну, как вы? – сказал он. – Я – Ронни Апплиард. – Сказал он это неподчеркнуто скромно, словно слегка удивляясь тому, что кого-нибудь, кроме него самого, могут так звать.
– Ага, – сказала она. – Меня зовут Симон.
– А имя? – спросил он довольно резко.
– Симон – это имя. Симон Квик.
В третий раз, ощутив что-то таинственное, он усомнился в ее поле. Потом сказал по-прежнему резко:
– Симон – мужское имя. Как вас крестили?
– Не важно. Меня зовут Симон.
Голос был сиплый и глухой. Теперь он определил, что выговор у нее английской аристократки, но некоторые гласные она произносила на американский лад. Тон был усталым и вялым. Да и сама – воплощение апатии. Он заглянул ей в глаза. Какого они цвета? Темно-карие – лучшее определение, хоть и чертовски плохое. Во всяком случае, кажутся затуманенными: может, наширялась? А это с ее стороны очень подло.
Он спросил ее еще резче:
– Что с вами? Вы больны?
Она посмотрела на стакан.
– Я в порядке. Я всегда в порядке. Не спрашивайте меня без конца.
О черт! С этой попутного ветра не дождешься. Он сказал помягче:
– Сейчас перестану. Но вы, кажется, поскандалили с тем типом, который ушел. Чем вам помочь?
– Да не надо ничего. Он просто взбесился. Я сказала ему, что не хочу поступать, как хочет он. Вот он и разозлился. На меня всегда злятся. Ну просто всегда.
«Держу пари, что всегда», – подумал Ронни.
– Это ваш муж?
– Нет. У меня нет мужа.
– Разве вам в вашем возрасте муж не нужен? Вам сколько, двадцать один?
– Нет, двадцать шесть.
– Непохоже.
И в самом деле непохоже. На веснушчатой желтоватой коже не было и намека на морщинки.
– Я не уверена, нужен ли он мне. Муж. Все твердят, что нужен.
– Кто твердит?
– Да кто угодно. Вы понимаете. А у вас есть жена?
– Нет.
– А подружка?
– У меня их несколько.
– Ясно.
Ронни почувствовал странную расслабленность, словно девушка заразила его своей. Он снова резко сказал:
– Говорите, этот тип хотел чего-то от вас. Чего же?
– Поехать с ним в Сардинию. Не секс. Просто поехать и пожить там, таскаться с пляжа на пляж.
– Вы, скажу я, счастливо отделались от Сардинии, пусть там киснут Армстронг-Джонсы, Онассисы, Ре-нье и Грейсы.
– Да, они, верно, там. Вы работаете?
– Да, работаю. Я писатель и комментатор.
– Это тот, кто по радио говорит?
– Нет, по телевидению. Я веду передачу под названием…
– Телевидение. – Впервые в тоне Симон Квик появилось нечто близкое к оживлению. – Вы знаете Билла Хамера?
– Немного, – сказал Ронни совершенно недрогнувшим голосом.
– Вы не находите, что он – чудо? Так очарователен.
– Ну…
– А по-моему, высший класс – И снова на нее накатила апатия.
Ронни решил ударить сразу. В любой момент могло выясниться, что Хамер здесь. Надо отметить, толстяк был великолепным птицеловом, как выяснилось прошлым Рождеством на вечеринке в студии при маленькой стычке из-за рыжей ассистентки. И та ассистентка ничем до того не показывала, что считает Хамера высшим классом. Учитывая все и вспомнив, что Хамеру не удалось одержать верх в их игре в искренность и он опасен, нужно было немедленно переменить сцену. Ронни посмотрел на Симон… как ее бишь, вложив в свой взгляд искренность и чуточку интимности. Эти… табачного цвета… глаза оставались непроницаемыми.
Он спокойно сказал:
– Как насчет того, чтобы смыться отсюда? Пойти поужинать где-нибудь?
– Мне бы лучше в постель, – сказала она привычно монотонным голосом.
– Если вы устали, еда вас взбодрит.
– Я не это имею в виду. Я не устала. Я говорю о сексе.
Уж это Ронни, игравший роль знатока британской молодежи, должен был знать досконально. Но в данный момент его реакция была неприятной смесью похоти и тревоги – тревоги в первую очередь.
– Ладно, – сказал он решительно. – Блеск! Это я люблю больше всего, детка. Поймаем такси и поедем ко мне.
– Я не могу ждать, – пробубнила девушка. – Я хочу сейчас.
– Но, Господи, мы же не можем сейчас!
– Конечно, можем. В этом доме полно комнат. Я скажу Антонии Райхенбергер. Она давняя приятельница моей мамы.
С быстротой и ловкостью, которых поначалу ничто не предвещало, девушка нырнула мимо него и помчалась через зал. Все произошло в секунду. Миссис Райхенбергер, занятая важной беседой с двумя французами, видимо, модельерами, была лишь в нескольких ярдах. Ронни потерял две секунды, обходя тушу пошатывающегося гурмана, который теперь явно разбирался в закусках и выпивке лучше, чем по прибытии. Французы, весьма англизированные, увлеченно болтали по-французски, девушка снова поскучнела, а миссис Райхенбергер посмотрела на подоспевшего Ронни с недоверием и отвращением.
– Как вы смеете?. – спросила она его.
– Я ничего не сделал, клянусь. Я только пригласил эту… пойти поужинать. Разве это преступление? А когда она…
– Вы даже не сделали этого сами, а послали ее!
– Слушайте, что она вам наговорила?
Недоверие исчезло из взгляда миссис Райхенбергер,
но отвращение осталось. Она наконец отвела глаза от Ронни и сказала:
– Что делал Джордж, когда все это происходило? Где Джордж?
– Джордж ушел. Он рассердился на меня.
– И неудивительно, если…
– Нет, это было прежде, чем пришел ОН. – Симон, не глядя на Ронни, кивнула в его сторону.
Миссис Райхенбергер положила руку на плечо одному из французов:
– Дэвид, не приведете ли немедленно Адриана? Вы найдете его у стола с закусками.
Дэвид ушел. Оставшийся француз вдруг озадаченно вздохнул, что-то пробормотал и ринулся вслед соотечественнику. Миссис Райхенбергер опять уставилась на Ронни. Тот подумал, что с женщиной, которой в любом смысле предпочли другую, может сравниться лишь фурия. Он состроил мину для нового, более продуманного уверения в невиновности. Но тут Симон Квик сказала ему:
– Слушайте, вы же сказали, что хотите, понимаете?
Ронни не колебался. Ответил очень мягко:
– Извините. Вы, видно, меня не поняли. Я… мне так жаль.
– Но…
– Хватит, – сказала миссис Райхенбергер. – Я поговорю с мистером Апплиардом, когда вы уйдете, Мона.
– Это не мое имя. Меня зовут Симон. И я не ухожу.
– Нет, девочка, уйдете, как бы вас ни звали. Адриан посадит вас в такси и отвезет домой.
– Не уйду я. Буду драться. Лягаться. Кусаться и царапаться. – Даже сейчас она говорила, словно засыпала.
– Чушь. Хоть на минуту задумайтесь. Хотите, чтобы я расстроила вашу маму?
– Нет, Антония, пожалуйста, не надо!
– Тогда ведите себя прилично. А, Адриан!
На достойной физиономии адвоката было выражение человека, к собственному удивлению, обнаружившего, что ему еще сильнее, чем прежде, хочется оказаться в баре.
– Да, дорогая?
– Адриан, усади Мону в такси и отправь домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Ну, как вы? – сказал он. – Я – Ронни Апплиард. – Сказал он это неподчеркнуто скромно, словно слегка удивляясь тому, что кого-нибудь, кроме него самого, могут так звать.
– Ага, – сказала она. – Меня зовут Симон.
– А имя? – спросил он довольно резко.
– Симон – это имя. Симон Квик.
В третий раз, ощутив что-то таинственное, он усомнился в ее поле. Потом сказал по-прежнему резко:
– Симон – мужское имя. Как вас крестили?
– Не важно. Меня зовут Симон.
Голос был сиплый и глухой. Теперь он определил, что выговор у нее английской аристократки, но некоторые гласные она произносила на американский лад. Тон был усталым и вялым. Да и сама – воплощение апатии. Он заглянул ей в глаза. Какого они цвета? Темно-карие – лучшее определение, хоть и чертовски плохое. Во всяком случае, кажутся затуманенными: может, наширялась? А это с ее стороны очень подло.
Он спросил ее еще резче:
– Что с вами? Вы больны?
Она посмотрела на стакан.
– Я в порядке. Я всегда в порядке. Не спрашивайте меня без конца.
О черт! С этой попутного ветра не дождешься. Он сказал помягче:
– Сейчас перестану. Но вы, кажется, поскандалили с тем типом, который ушел. Чем вам помочь?
– Да не надо ничего. Он просто взбесился. Я сказала ему, что не хочу поступать, как хочет он. Вот он и разозлился. На меня всегда злятся. Ну просто всегда.
«Держу пари, что всегда», – подумал Ронни.
– Это ваш муж?
– Нет. У меня нет мужа.
– Разве вам в вашем возрасте муж не нужен? Вам сколько, двадцать один?
– Нет, двадцать шесть.
– Непохоже.
И в самом деле непохоже. На веснушчатой желтоватой коже не было и намека на морщинки.
– Я не уверена, нужен ли он мне. Муж. Все твердят, что нужен.
– Кто твердит?
– Да кто угодно. Вы понимаете. А у вас есть жена?
– Нет.
– А подружка?
– У меня их несколько.
– Ясно.
Ронни почувствовал странную расслабленность, словно девушка заразила его своей. Он снова резко сказал:
– Говорите, этот тип хотел чего-то от вас. Чего же?
– Поехать с ним в Сардинию. Не секс. Просто поехать и пожить там, таскаться с пляжа на пляж.
– Вы, скажу я, счастливо отделались от Сардинии, пусть там киснут Армстронг-Джонсы, Онассисы, Ре-нье и Грейсы.
– Да, они, верно, там. Вы работаете?
– Да, работаю. Я писатель и комментатор.
– Это тот, кто по радио говорит?
– Нет, по телевидению. Я веду передачу под названием…
– Телевидение. – Впервые в тоне Симон Квик появилось нечто близкое к оживлению. – Вы знаете Билла Хамера?
– Немного, – сказал Ронни совершенно недрогнувшим голосом.
– Вы не находите, что он – чудо? Так очарователен.
– Ну…
– А по-моему, высший класс – И снова на нее накатила апатия.
Ронни решил ударить сразу. В любой момент могло выясниться, что Хамер здесь. Надо отметить, толстяк был великолепным птицеловом, как выяснилось прошлым Рождеством на вечеринке в студии при маленькой стычке из-за рыжей ассистентки. И та ассистентка ничем до того не показывала, что считает Хамера высшим классом. Учитывая все и вспомнив, что Хамеру не удалось одержать верх в их игре в искренность и он опасен, нужно было немедленно переменить сцену. Ронни посмотрел на Симон… как ее бишь, вложив в свой взгляд искренность и чуточку интимности. Эти… табачного цвета… глаза оставались непроницаемыми.
Он спокойно сказал:
– Как насчет того, чтобы смыться отсюда? Пойти поужинать где-нибудь?
– Мне бы лучше в постель, – сказала она привычно монотонным голосом.
– Если вы устали, еда вас взбодрит.
– Я не это имею в виду. Я не устала. Я говорю о сексе.
Уж это Ронни, игравший роль знатока британской молодежи, должен был знать досконально. Но в данный момент его реакция была неприятной смесью похоти и тревоги – тревоги в первую очередь.
– Ладно, – сказал он решительно. – Блеск! Это я люблю больше всего, детка. Поймаем такси и поедем ко мне.
– Я не могу ждать, – пробубнила девушка. – Я хочу сейчас.
– Но, Господи, мы же не можем сейчас!
– Конечно, можем. В этом доме полно комнат. Я скажу Антонии Райхенбергер. Она давняя приятельница моей мамы.
С быстротой и ловкостью, которых поначалу ничто не предвещало, девушка нырнула мимо него и помчалась через зал. Все произошло в секунду. Миссис Райхенбергер, занятая важной беседой с двумя французами, видимо, модельерами, была лишь в нескольких ярдах. Ронни потерял две секунды, обходя тушу пошатывающегося гурмана, который теперь явно разбирался в закусках и выпивке лучше, чем по прибытии. Французы, весьма англизированные, увлеченно болтали по-французски, девушка снова поскучнела, а миссис Райхенбергер посмотрела на подоспевшего Ронни с недоверием и отвращением.
– Как вы смеете?. – спросила она его.
– Я ничего не сделал, клянусь. Я только пригласил эту… пойти поужинать. Разве это преступление? А когда она…
– Вы даже не сделали этого сами, а послали ее!
– Слушайте, что она вам наговорила?
Недоверие исчезло из взгляда миссис Райхенбергер,
но отвращение осталось. Она наконец отвела глаза от Ронни и сказала:
– Что делал Джордж, когда все это происходило? Где Джордж?
– Джордж ушел. Он рассердился на меня.
– И неудивительно, если…
– Нет, это было прежде, чем пришел ОН. – Симон, не глядя на Ронни, кивнула в его сторону.
Миссис Райхенбергер положила руку на плечо одному из французов:
– Дэвид, не приведете ли немедленно Адриана? Вы найдете его у стола с закусками.
Дэвид ушел. Оставшийся француз вдруг озадаченно вздохнул, что-то пробормотал и ринулся вслед соотечественнику. Миссис Райхенбергер опять уставилась на Ронни. Тот подумал, что с женщиной, которой в любом смысле предпочли другую, может сравниться лишь фурия. Он состроил мину для нового, более продуманного уверения в невиновности. Но тут Симон Квик сказала ему:
– Слушайте, вы же сказали, что хотите, понимаете?
Ронни не колебался. Ответил очень мягко:
– Извините. Вы, видно, меня не поняли. Я… мне так жаль.
– Но…
– Хватит, – сказала миссис Райхенбергер. – Я поговорю с мистером Апплиардом, когда вы уйдете, Мона.
– Это не мое имя. Меня зовут Симон. И я не ухожу.
– Нет, девочка, уйдете, как бы вас ни звали. Адриан посадит вас в такси и отвезет домой.
– Не уйду я. Буду драться. Лягаться. Кусаться и царапаться. – Даже сейчас она говорила, словно засыпала.
– Чушь. Хоть на минуту задумайтесь. Хотите, чтобы я расстроила вашу маму?
– Нет, Антония, пожалуйста, не надо!
– Тогда ведите себя прилично. А, Адриан!
На достойной физиономии адвоката было выражение человека, к собственному удивлению, обнаружившего, что ему еще сильнее, чем прежде, хочется оказаться в баре.
– Да, дорогая?
– Адриан, усади Мону в такси и отправь домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51