На сей раз его здесь не было, а вместо него у самого входа стояла новенькая, вымытая до блеска черная «Волга».
Мы многозначительно переглянулись.
«Ишь ты! – мелькнуло в голове. – Какой почет, какое уважение оказали нашему чудаку». Да вот и директор о чем-то хлопочет, главврач суетится, врачи, сестры. Странно. А может, и на сей раз хотят подшутить над ним? Может, не дядю Мишу вызывают «молнией», а кого-нибудь другого? Неужели отвезут его на аэродром директорской «Волгой»?
Мы все еще были растерянны и в полном недоумении.
А на всякий случай выстроились перед входом в шеренгу, договорившись, что, когда появится на пороге дядя Миша, хором Крикнем: «Физкульт-ура, дядя Миша!» Мы также условились, кто из наших женщин ему торжественно преподнесет букет цветов.
Не успели договориться о порядке проводов, как там, в вестибюле, послышались торопливые шаги.
Все насторожились, но тут же оторопели: из вестибюля вышел твердой походкой подтянутый человек в генеральском мундире. В глаза бросились несколько рядов разноцветных орденских планок, а над ними – Золотая Звезда Героя Советского Союза.
Все мы на какое-то время потеряли дар речи. Наша «репетиция» пошла насмарку. Вылетело из головы все, что должны были сказать ему. Никак не могли представить себе, что перед нами был тот самый дядя Миша, который был с нами на пляже и которого – стыдно было об этом подумать – так бессовестно и безбожно эксплуатировали.
Пристыженные, ошарашенные, не без восхищения и зависти, глядели мы на нашего доброго знакомого, который, казалось, тоже теперь испытывал некоторое смущение. Испытующе минуту смотрел на нас. Лицо, несколько загорелое, добродушное, озаряла мягкая, так хорошо знакомая нам улыбка.
Он неловко развел руками, всем своим видом показывая, что очень сожалеет, ему, мол, не хочется расставаться с нами, с такой веселой, дружной и непринужденной компанией, но что поделаешь – служба!
– Прибыла срочная телеграмма, – сказал он, пожимая нам руки, – приходится все бросить и лететь в Москву. Будьте все здоровы и веселы. Не поминайте лихом!
Машина помчалась к чугунным воротам мимо стройных ярко-зеленых кипарисов, мимо ярких клумб и свернула на извилистую, раскаленную от сильного зноя асфальтовую дорогу.
Через минуту она скрылась из виду.
Мы стояли, не двигаясь с места, как пришибленные. Никто не мог слова произнести.
Каждый из нас, должно быть, думал про себя: как хорошо, что в эту минуту не оказалось поблизости фотографа и нас никто не запечатлел на пленке. Очень мило выглядели бы мы все, получив такой урок великодушия, благородства и скромности.

1 2 3 4