Впрочем, его уже перестало это развлекать. Его сжигало желание отпереть Галиерру прямо сегодня ночью и сменить фальшивые имена под картинами, поставить “Сарио Грихальва”, на этой и на той, “Сарио Грихальва” на всех самых лучших произведениях, выставленных там на всеобщее обозрение.
Он вполне мог так поступить. Мог незаметно проникнуть внутрь и написать правду под каждым из своих шедевров. И тогда наконец истина восторжествует.
Он объявит всему миру, что они принадлежат его кисти, посмотрит в глаза до'Веррада в тот момент, когда они поймут, сколь многим обязаны ему – лишь ему одному. Где бы они были сейчас, если б не его искусство? Сколько тысяч юношей погибло бы в боях, защищая Тайра-Вирте, если б не его хитрость, благодаря которой войну удалось предотвратить? Какой из великих купеческих домов сражался бы за влияние в некой захудалой деревушке, если б он не превратил их страну в экономически сильную державу? Кто из надушенных красавчиков, выставляющих напоказ свои титулы и богатство, обливаясь потом, трудился бы на пшеничном поле не хуже самого бедного крестьянина, если бы Сарио Грихальва не сделал то, что он сделал?
Только все равно никто ничего не поймет. Они не оценят красоту, достижения, благородство его долгой, долгой жизни…
Никто не сможет понять. Кроме ученицы, прошедшей специальную подготовку. Она должна оставаться ему верной, какой всегда была Сааведра.
Ничто другое не имеет значения. Ничто.
Ночь тянулась мучительно долго.
Но под конец, утром, когда колокола сообщили о наступлении дня, она вернулась. Конечно же, она вернулась.
– Мастер Сарио, – сказала она, скромно потупив голову. – Прошу прощения. Я пришла обратно.
– Я не сомневался, что так будет. Насколько я понимаю, ты закончила копию портрета Сааведры? Мы немедленно отправляемся в Галиерру, чтобы на него посмотреть, а там решим, чем ты займешься дальше.
– Да. – Она поколебалась немного, а потом протянула ему сложенный листок бумаги.
– Что это? Оно не может подождать?
Она осмелилась посмотреть ему в глаза. Эта женщина и в самом деле осенена Луса до'Орро! Она обнаружила новое заклинание и при этом не обладает Даром.
– Вы должны прочитать письмо сейчас.
Сарио закатил глаза. Эйха! Можно и пойти на небольшую уступку. Во время Миррафлорес женщинам в голову приходят разные причудливые мысли. Он взял листок и торопливо развернул его, потому что спешил продолжить работу.
И едва удержался на ногах.
Это единственный путь, Сарио.
Ее почерк. Ее голос донесся до него сквозь прошедшие столетия: “Сожги. Сожги все. Все в кречетте”.
Здесь, на листке бумаги, свежими чернилами написано всего несколько простых слов, связавших их неразрывными узами.
Это единственный путь, Сарио.
Ее почерк.
У него задрожали руки, он поднял глаза, увидел лицо Элейны, лицо ребенка, открывшего запретную дверь и обнаружившего чудовище. Но это выражение быстро исчезло. Все проходит рано или поздно, одна жизнь перетекает в другую.
– Где ты это взяла? – потребовал он ответа, размахивая запиской прямо перед ее носом.
– В Палаесо Грихальва.
Он скомкал листок, превратив его в шарик.
– Ты меня предала, предала им! Как ты могла? Ты же моя эстудо!
Она лишь молча и смотрела на него.
Почерк Сааведры. Он знал его так же хорошо, как свой собственный.
Знал в ней все, потому что она была частью его самого, словно это он сотворил ее. Он промчался мимо Элейны, выскочил в дверь, миновал комнаты, гостиную, где, вышивая с равнодушным видом, сидела принцесса Аласаис. Она чуть шевельнулась, чтобы посмотреть на него, – так подсолнух поворачивает головку вслед за солнцем, но у него не было времени выслушивать ее замечания. Она ничто, пустяк, не имеющий никакого значения.
Не обращая внимания на удивленные взгляды, Сарио размашистым шагом прошел по Палаесо в сторону Галиерры. Невозможно! Распахнул двери и почти бегом бросился в дальний конец длинного зала.
Остановился. Вот она, на своем месте. Моронно! Подумать только, что Сааведра смогла освободиться без его помощи! Никому ведь ничего не известно. Откуда они могли узнать?
Разве в состоянии хоть кто-нибудь справиться с могучим заклинанием, которое он наложил на портрет?
И все же… в записке ее почерк. Он подошел поближе. Еще ближе. К самой раме – так, что казалось, он вот-вот войдет внутрь комнаты, изображенной на холсте.
И почувствовал запах высыхающей краски. Копия Элейны!
Что они сделали с Сааведрой?
Все еще сжимая в руках записку, Сарио помчался к конюшням.
– Мне нужна повозка, лошадь, что-нибудь! Быстрее!
– Верховный иллюстратор Сарио, выезжать за пределы Палаесо небезопасно…
– Немедленно! Моронно! Если мне придется залезть в телегу мясника, я не побоюсь это сделать!
В конце концов для него нашли какого-то зеленщика. Возможно, он представлял собой странное зрелище – хорошо одетый человек сидит рядом с грязным стариком возницей, но разве это имело значение?
Люди глазели на него и показывали пальцами, но их пропустили, потому что мятежники разошлись по домам вот уже несколько дней назад, а сегодня Миррафлорес, день, когда девушки отмечают свой праздник.
Он разгладил смятую записку, в то время как в голове у него зазвучали голоса из далекого прошлого.
"У меня будет ребенок!” – крикнула она ему, когда он сделал надрез у нее на руке, когда доказал, что она наделена Даром. Ребенок Алехандро рос у нее под сердцем в тот самый момент, когда Сарио писал ее портрет. Семя Алехандро дало плоды. Он никогда с этим не смирится. Сааведра принадлежит ему! Только ему одному!
А может быть, существовали и другие причины? Все произошло так давно. Сарио не помнил…
– Мы приехали, маэссо, – сказал старик. – Прошу прощения, господин, но мы уже давно тут стоим, а вы за все время даже ни разу не пошевелились. Я был бы вам признателен, если бы вы слезли с тележки, У моей внучки сегодня праздник, и я не хочу к ней опоздать только потому, что вам вздумалось посидеть и поглазеть на пустоту. Матра Дольча! Ох, уж эти мне иллюстраторы! Я слышал, что они все не совсем нормальные, но до сих пор не верил.
Сарио вздрогнул, огляделся по сторонам. Они и в самом деле уже добрались до Палаесо Грихальва, темного, окутанного тишиной, словно обитатели давно его покинули, отдав на растерзание проходящим годам. Его била мелкая дрожь, он соскочил с телеги и бросился к проходу, ведущему во двор.
Открыл дверь в ателиерро и помчался вверх, перепрыгивая через две ступени. Распахнул сразу несколько дверей.
Матра эй Фильхо! Вот они стоят в ярком свете, заливающем комнату, девять болванов и старый Кабрал, с таким видом, словно кот поймал мышь, забравшуюся в горшок со сливками. И, конечно же, среди них нет Сааведры. Они заманили его в ловушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Он вполне мог так поступить. Мог незаметно проникнуть внутрь и написать правду под каждым из своих шедевров. И тогда наконец истина восторжествует.
Он объявит всему миру, что они принадлежат его кисти, посмотрит в глаза до'Веррада в тот момент, когда они поймут, сколь многим обязаны ему – лишь ему одному. Где бы они были сейчас, если б не его искусство? Сколько тысяч юношей погибло бы в боях, защищая Тайра-Вирте, если б не его хитрость, благодаря которой войну удалось предотвратить? Какой из великих купеческих домов сражался бы за влияние в некой захудалой деревушке, если б он не превратил их страну в экономически сильную державу? Кто из надушенных красавчиков, выставляющих напоказ свои титулы и богатство, обливаясь потом, трудился бы на пшеничном поле не хуже самого бедного крестьянина, если бы Сарио Грихальва не сделал то, что он сделал?
Только все равно никто ничего не поймет. Они не оценят красоту, достижения, благородство его долгой, долгой жизни…
Никто не сможет понять. Кроме ученицы, прошедшей специальную подготовку. Она должна оставаться ему верной, какой всегда была Сааведра.
Ничто другое не имеет значения. Ничто.
Ночь тянулась мучительно долго.
Но под конец, утром, когда колокола сообщили о наступлении дня, она вернулась. Конечно же, она вернулась.
– Мастер Сарио, – сказала она, скромно потупив голову. – Прошу прощения. Я пришла обратно.
– Я не сомневался, что так будет. Насколько я понимаю, ты закончила копию портрета Сааведры? Мы немедленно отправляемся в Галиерру, чтобы на него посмотреть, а там решим, чем ты займешься дальше.
– Да. – Она поколебалась немного, а потом протянула ему сложенный листок бумаги.
– Что это? Оно не может подождать?
Она осмелилась посмотреть ему в глаза. Эта женщина и в самом деле осенена Луса до'Орро! Она обнаружила новое заклинание и при этом не обладает Даром.
– Вы должны прочитать письмо сейчас.
Сарио закатил глаза. Эйха! Можно и пойти на небольшую уступку. Во время Миррафлорес женщинам в голову приходят разные причудливые мысли. Он взял листок и торопливо развернул его, потому что спешил продолжить работу.
И едва удержался на ногах.
Это единственный путь, Сарио.
Ее почерк. Ее голос донесся до него сквозь прошедшие столетия: “Сожги. Сожги все. Все в кречетте”.
Здесь, на листке бумаги, свежими чернилами написано всего несколько простых слов, связавших их неразрывными узами.
Это единственный путь, Сарио.
Ее почерк.
У него задрожали руки, он поднял глаза, увидел лицо Элейны, лицо ребенка, открывшего запретную дверь и обнаружившего чудовище. Но это выражение быстро исчезло. Все проходит рано или поздно, одна жизнь перетекает в другую.
– Где ты это взяла? – потребовал он ответа, размахивая запиской прямо перед ее носом.
– В Палаесо Грихальва.
Он скомкал листок, превратив его в шарик.
– Ты меня предала, предала им! Как ты могла? Ты же моя эстудо!
Она лишь молча и смотрела на него.
Почерк Сааведры. Он знал его так же хорошо, как свой собственный.
Знал в ней все, потому что она была частью его самого, словно это он сотворил ее. Он промчался мимо Элейны, выскочил в дверь, миновал комнаты, гостиную, где, вышивая с равнодушным видом, сидела принцесса Аласаис. Она чуть шевельнулась, чтобы посмотреть на него, – так подсолнух поворачивает головку вслед за солнцем, но у него не было времени выслушивать ее замечания. Она ничто, пустяк, не имеющий никакого значения.
Не обращая внимания на удивленные взгляды, Сарио размашистым шагом прошел по Палаесо в сторону Галиерры. Невозможно! Распахнул двери и почти бегом бросился в дальний конец длинного зала.
Остановился. Вот она, на своем месте. Моронно! Подумать только, что Сааведра смогла освободиться без его помощи! Никому ведь ничего не известно. Откуда они могли узнать?
Разве в состоянии хоть кто-нибудь справиться с могучим заклинанием, которое он наложил на портрет?
И все же… в записке ее почерк. Он подошел поближе. Еще ближе. К самой раме – так, что казалось, он вот-вот войдет внутрь комнаты, изображенной на холсте.
И почувствовал запах высыхающей краски. Копия Элейны!
Что они сделали с Сааведрой?
Все еще сжимая в руках записку, Сарио помчался к конюшням.
– Мне нужна повозка, лошадь, что-нибудь! Быстрее!
– Верховный иллюстратор Сарио, выезжать за пределы Палаесо небезопасно…
– Немедленно! Моронно! Если мне придется залезть в телегу мясника, я не побоюсь это сделать!
В конце концов для него нашли какого-то зеленщика. Возможно, он представлял собой странное зрелище – хорошо одетый человек сидит рядом с грязным стариком возницей, но разве это имело значение?
Люди глазели на него и показывали пальцами, но их пропустили, потому что мятежники разошлись по домам вот уже несколько дней назад, а сегодня Миррафлорес, день, когда девушки отмечают свой праздник.
Он разгладил смятую записку, в то время как в голове у него зазвучали голоса из далекого прошлого.
"У меня будет ребенок!” – крикнула она ему, когда он сделал надрез у нее на руке, когда доказал, что она наделена Даром. Ребенок Алехандро рос у нее под сердцем в тот самый момент, когда Сарио писал ее портрет. Семя Алехандро дало плоды. Он никогда с этим не смирится. Сааведра принадлежит ему! Только ему одному!
А может быть, существовали и другие причины? Все произошло так давно. Сарио не помнил…
– Мы приехали, маэссо, – сказал старик. – Прошу прощения, господин, но мы уже давно тут стоим, а вы за все время даже ни разу не пошевелились. Я был бы вам признателен, если бы вы слезли с тележки, У моей внучки сегодня праздник, и я не хочу к ней опоздать только потому, что вам вздумалось посидеть и поглазеть на пустоту. Матра Дольча! Ох, уж эти мне иллюстраторы! Я слышал, что они все не совсем нормальные, но до сих пор не верил.
Сарио вздрогнул, огляделся по сторонам. Они и в самом деле уже добрались до Палаесо Грихальва, темного, окутанного тишиной, словно обитатели давно его покинули, отдав на растерзание проходящим годам. Его била мелкая дрожь, он соскочил с телеги и бросился к проходу, ведущему во двор.
Открыл дверь в ателиерро и помчался вверх, перепрыгивая через две ступени. Распахнул сразу несколько дверей.
Матра эй Фильхо! Вот они стоят в ярком свете, заливающем комнату, девять болванов и старый Кабрал, с таким видом, словно кот поймал мышь, забравшуюся в горшок со сливками. И, конечно же, среди них нет Сааведры. Они заманили его в ловушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99