Наступило молчание. Жоссеран весь похолодел; у него судорожно сжалось горло, и он вперил взгляд в темный провал улицы Серизе. Советник, казалось, с минуту размышлял; возможно, что он смутно догадывался, в чем тут дело. Но мысль, что собираются надуть одного из Вабров, которых он в лице своей жены глубоко ненавидел, заранее радовала его.
– На мой взгляд, это весьма благоразумно! Нам остается только поблагодарить вас!.. Редко когда приданое выплачивается в один прием…
– Да никогда, сударь! – решительно подхватил Башелар. – Это даже не принято.
И все трое, сговорившись встретиться в будущий четверг у нотариуса, пожали друг другу руки. Когда Жоссеран, выйдя из ниши, вновь появился в освещенной гостиной, он был так бледен, что его спросили, не болен ли он. Ему и в самом деле было не по себе. Он откланялся, не дождавшись своего шурина, который перешел в столовую, где вместо традиционного чая было подано шампанское.
Тем временем Гелен, растянувшись у окна на диване, негромко повторял:
– Ну и каналья же этот дядюшка!
Уловив только одну-единственную фразу насчет страховки, он, злобно посмеиваясь, объяснял Октаву и Трюбло, как обстоит дело. Берта в свое время была застрахована в том самом страховом обществе, где он служит. Жоссеранам не предстоит получить там ни единого гроша – Вабров просто-напросто надувают. И приятели, держась за животы, стали хохотать над этой остроумной проделкой.
– Мне нужно сто франков!.. – с неподражаемым комизмом решительно произнес Гелен. – Если дядюшка мне их не даст, я его выведу на чистую воду.
Голоса звучали все громче. Шампанское нарушило внешнюю благопристойность, установленную Клариссой. В ее гостиной вечера, как правило, заканчивались довольно бурно. Подчас она и сама не выдерживала своей роли. Трюбло указал на нее Октаву. Она стояла за дверью, повиснув на шее здоровенного парня грубоватой внешности, какого-то каменотеса с Юга, которого его родной город прочил в скульпторы. Но Дюверье в эту минуту распахнул дверь, и она, быстро разомкнув объятия, представила ему молодого человека – господин Пайан, художник, одаренный очаровательнейшим талантом. Дюверье, выразив свой восторг по поводу знакомства, обещал достать ему работу.
– Работу, работу! Да у него и тут найдется сколько угодно работы, остолоп ты эдакий! – вполголоса произнес Гелен.
Около двух часов ночи, когда трое молодых людей покинули дом на улице Серизе вместе с дядюшкой Башеларом, тот был мертвецки пьян. Они были не прочь запихнуть его в какой-нибудь фиакр, но уснувший квартал был погружен в торжественное безмолвие, не нарушаемое ни стуком колес, ни шагами запоздалого прохожего. В небе поднялась сияющая луна и залила тротуар своим ярким светом. Молодым людям пришлось взять дядюшку под руки и тащить его с собой. На пустынных улицах голоса звучали как-то особенно гулко.
– Черт побери, дядюшка, да держитесь вы прямо! Вы нам оттягиваете руки…
Дядюшка, захлебываясь от клокотавших у него в горле слез, окончательно размяк и стал проповедовать мораль.
– Ступай прочь, Гелен! – заплетающимся языком бормотал он, – ступай прочь!.. Я не желаю, чтобы ты видел своего дядю в таком состоянии… Да, да, мой мальчик, это неприлично! Ступай прочь!
И в ответ на слова племянника, назвавшего его старым плутом, о» продолжал:
– Плут – это пустое слово!.. Надо уметь внушить к себе почтение… Я, например, уважаю женщин… Конечно, порядочных. Но когда я вижу, что нет настоящего чувства, – мне тошно становится… Ступай прочь, Гелен! Ты заставляешь краснеть своего старого дядю! Мне хватит и твоих приятелей!..
– Ладно, – заявил Гелен, – тогда извольте мне дать сто франков… Шутки в сторону!.. Мне нужно уплатить за квартиру, а то меня выкинут на улицу.
При этой неожиданной просьбе опьянение дядюшки так усилилось, что сопровождавшие его молодые люди вынуждены были прислонить его к ставие какого-то магазина.
– А? Что?.. Сто франков?.. Не ройтесь у меня в карманах, у меня там одна мелочь… Сто франков? Чтобы ты прокутил их в разных непотребных местах! Вот уж нет! Я вовсе не намерен потворствовать твоим порокам! Я знаю свой долг. Ведь твоя мать на смертном одре поручила тебя моим заботам… Знаешь, если ты будешь шарить по моим карманам, я позову на помощь…
И он продолжал в том же духе, негодуя на распущенность молодежи и вновь и вновь проповедуя необходимость добродетели.
– Да полно вам! – вскричал наконец Гелен. – Я ведь не вы и не занимаюсь надувательством порядочных людей… Понятно? Стоит мне только сказать словечко, вы сразу же выложите сто франков!..
Но тут дядюшка совершенно оглох. Он бессмысленно мычал и буквально валился с ног. Узенькую улочку, по которой они проходили, позади церкви Сен-Жерве, освещал один только тусклый, как ночник, газовый фонарь; на его матовых стеклах выделялся огромного размера номер. Из дома на улицу доносился глухой топот, и сквозь плотные спущенные жалюзи пробивались тоненькие полоски света.
– Мне это в конце концов надоело! – внезапно заявил Гелен. – Прошу прощения, дядюшка, я забыл наверху свой зонтик.
И он скрылся в доме. Дядюшка вознегодовал и с отвращением стал отплевываться. Он требует, чтобы к женщинам относились хоть мало-мальски уважительно. При таких нравах Франции каюк…
На площади Ратуши Октав и Трюбло нашли, наконец, фиакр и, словно куль, запихнули туда дядюшку Башелара.
– На улицу Энгиен! – сказали они кучеру. – Деньги возьмете сами! Обшарьте его карманы!..
В следующий четверг у нотариуса Ренодена на улице Грамон состоялось подписание брачного контракта. Перед уходом между супругами Жоссеран разыгралась бурная сцена: отец, чье негодование на этот раз прорвалось с особенной силой, возложил на мать ответственность за подлог, к которому его принуждали. Они и на этот раз стали попрекать друг друга своей родней. Откуда, скажите на милость, у него возьмутся каждые полгода десять тысяч франков! Это обязательство сводило его с ума. Находившийся тут же дядюшка Башелар энергично бил себя кулаком в грудь, не скупясь /на обещания; в них снова не было недостатка, с тех пор как ему удалось так устроиться, чтобы не вынуть ни гроша из своего кармана. Расчувствовавшись, он клялся никогда не допустить, чтобы его любимица Берта оказалась в стесненных обстоятельствах. Но приведенный в полное отчаяние, отец лишь пожимал плечами, спрашивая Башелара: неужели тот действительно считает его дураком?
Однако у нотариуса, ознакомившись с брачным контрактом, составленным по указанию Дюзерье, Жоссеран несколько успокоился. О страховке там не упоминалось. Кроме того, первый взнос, десять тысяч франков, в счет приданого договорились внести через полгода после свадьбы. Жоссеран надеялся, что у него хоть будет время оглядеться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130