Дорогой Бахри Фильфиль, ты спрашиваешь о своей тетушке Сафияным. Если тетушка сможет достать лекарство, прописанное седьмым по счету врачом, если она дождется места в больнице, чтобы ей сделали операцию, если сумеет встать на ноги после операции, а если повезет, сможет раздобыть иностранную валюту для лечения в Европе, если пароход, на котором она поедет, не утонет, не сгорит, не застрянет в другом порту, если его не секвеструют из-за неуплаты долгов, если не конфискуют контрабанду, которую перевозит пароход, если тетушка останется цела и невредима после таможенного осмотра, если ее не задержат по обвинению в контрабанде из-за галстука, который она повезет в подарок мужу, и если она до того времени останется живой, то с помощью Аллаха тетушка скоро поправится.
Брат мой Бахри Фильфиль, ты спрашиваешь о положении нашей команды в этом году. Если до матчей нам удастся уменьшить размеры своих ворот, если наших ребят не будет слепить солнце во время игр, и им не будет дуть встречный ветер, если судья будет добр к нашей команде и станет засчитывать вес голы, а болельщики будут орать во все горло игрокам, с которыми встречаются наши: «С поля! Коровы!..», забрасывать обгрызенными початками кукурузы, шишками и бутылками, разобьют им головы и сумеют подорвать их моральный дух, то мы, как пить дать, станем чемпионами.
Что же касается нас, то, если не испортятся телефоны из-за дождя, который вдруг, не дай бог, заморосит, если не прекратится подача газа, если не погаснет свет из-за прекращения подачи электроэнергии, если не испортится радио, если не лопнут трубы водопровода и не остановится уличное движение из-за того, что лопнули трубы, если не повысятся цены на хлеб, мы будем счастливы.
Ты спрашиваешь о моем дяде, Бахри Фильфиль, так слушай… Если мой дядя поедет в Анкару и сумеет там при помощи взяток, протекций и блата нащупать пути для устройства своих дел и наладить их, если человек, который называл дядю однокашником, не сделает вид, что не узнает его и даст рекомендательные письма, если дядя сможет получить лицензии, достать кредит в банке и открыть торговлю, если он сумеет продержаться до того времени и не свихнется, то дела его пойдут как надо.
Брат мой Бахри Фильфиль, если маленький Дженгиз не будет заниматься, как в прошлом году, в классе, в котором девяносто ребят, если в школе не будет занятий в три смены, если из-за отсутствия учителей не будут срываться уроки, если Дженгиз не получит переэкзаменовки, то перейдет в этом году в следующий класс.
Брат мой Бахри Фильфиль, мне удалось узнать о том, что ты спрашивал в своем письме. Сообщаю результат: если рыба залезет на тополь, если у лысого на голове вырастут волосы, если буйвол совьет гнездо на ветке ивы, если чернокожие обретут белый цвет, если солнце замажут грязью, если кошки будут стирать белье, если можно будет подставить лестницу к небу, то тело о котором ты спрашиваешь, определенно выгорит.
Дорогой мой брат Бахри Фильфиль, с нетерпением жду твоего письма и целую тебя в глаза.
Я – резиновая дубинка
Я – резиновая дубинка! Я родом из Америки. До меня из Америки прежде всего прибыла сюда демократия, затем «джип», затем резиновая дубинка, то есть я. Мы оба, «джип» и я, следовали по дороге, которую проложила нам привезенная демократия.
Я – резиновая дубинка! Я проникла к вам вместе с американской помощью, из недр американской щедрости. Я недолго плелась в хвосте на новом месте, скоро я стала верноподданной, я стала повелевать. Затруднения бывают всегда и везде. Могут быть затруднения с автомобильными шинами или запасными частями. А я тут как тут. Со мной никогда не бывает затруднений, меня всегда хватает с избытком.
Я – резиновая дубинка! Прежде здесь не водилось даже зубной щетки, её заменяла зубочистка из дерева. До моего появления хлестали слоновой жилой. Потом слоновая жила была запрещена.
Я – резиновая дубинка! На вид я черным-черна, на вид я мягка. Но бойтесь моей мягкости. До меня власти применяли дубовую палицу, кизиловую дубинку. Даже они проникались состраданием к своим жертвам: они ломались. А я никогда не ломаюсь. Подобно искусному политикану, я черна и мягка. Я гнусь, сгибаюсь, но не ломаюсь.
Я – резиновая дубинка! Тем, кто не знает самих себя, я доставляю удовольствие познать себя и меня тоже. Я в руке полицейского, я у него на поясе. Когда для меня нет дела, я, словно черная зловещая гадюка, свисаю с гвоздика на задней створке двери.
Я – резиновая дубинка! Величайшее открытие двадцатого века – это я. Говорят, есть какой-то атом, говорят, есть какая-то водородная бомба. Только ведь они передо мной ничто. Я нависла, как дамоклов меч. Под сенью моей дремлет свобода.
Я – резиновая дубинка! Когда я наношу удар, раздается звук, неповторимый звук. У всех людей, у всех народов я вызываю печаль. Предо мной даже немой заговорит, ворона превратится в попугая, косноязычный зальется соловьем. Я допрашиваю раньше следователя. Предо мной вы корчитесь, как дрессированная обезьяна. Я прикажу вам говорить – и вы заговорите. Я прикажу вам замолчать – вы замолчите. Если вы будете взывать к Аллаху, я не услышу ваших печальных стонов. У меня есть туловище, но нет ни ушей, ни глаз, ни сердца.
Я – резиновая дубинка! Это я разгоняю тех, кто хочет собраться вместе. Это я вздергиваю на дыбу свободу, это я охраняю демократию. Эй, люди, я – резиновая дубинка! Вот вам мое последнее слово. Твердо знайте и помните: если я сегодня ударю но спине вашего соседа, а вы при этом не почувствуете боли, – завтра ваш черед! Когда я бью кого-нибудь сегодня, а вы восклицаете: «Он погиб!», знайте, завтра и про вас скажут: «Они погибли!» Те, кто беззаботно радуется сегодня, завтра добудут себе привилегию быть избитыми мною. Я умею вправлять мозги. Такова я от рождения. Я – резиновая дубинка!
Ее величеству фасоли
Лавка «Канаат» бакалейщика Али. Стамбул.
Сударыня, благодетельница наша!
Я горжусь тем, что могу засвидетельствовать вашему величеству мое глубочайшее уважение. Вот уж сколько времени мы не имеем чести видеть вас на нашем столе, в своих мисках. Это обстоятельство нас сильно печалит, и наши желудки от этого беспрестанно урчат.
Увидеть лик вашей благороднейшей особы труднее, чем лицо какого-нибудь короля.
Сударыня, благодетельница наша!
Сжальтесь над нами, бедными и страждущими! Ведь в прежние времена мы варили фасоль кастрюлями, и с радостью поедали вас. Восторгам нашим не было конца. С тех пор как вы стали блюдом дворцового стола, вы забыли про нас, несчастных. Но мы, государыня наша, не можем вас забыть.
Макая хлеб в подливку, мы уплетали вас и наедались до отвала. При этом нам было все равно, есть ли у нас демократия, свобода, даже конституция с дарованными ею гарантиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72