— А то… — устало ответил я.
— Лесь, — нерешительно сказал он, — мне очень жаль, я…
— Вон отсюда! — Я устало вздохнул и прикрыл глаза. — Демократ недорезанный…
* * *
Киму я позвонил рано утром — тот сразу взял трубку, видно, полночи провел на ногах. Неужто и впрямь из-за кота этого?
— Ну что? — спросил он торопливо.
— А пропади ты пропадом…
Он понял правильно.
— Ох, спасибо, Лесь. Я тебе по гроб жизни…
— Это уж точно, — кисло сказал я. — Слушай, мне на службу… Давай у Золотых Ворот…
— Я уже, — булькнула трубка, — уже иду.
Вечером поеду в Осокорки, подумал я, может, к вечеру она отойдет…
Пакетик я засунул в корешок «Объединенной истории» — тоже мне, конспирация. Заглянул в зеркало в коридоре и очень себе не понравился. Все… больше никто у меня ни о чем просить не будет! То есть… всем буду отказывать…
Опорные бревна Ворот истлели в незапамятные времена и были заменены декоративными бетонными брусами — кажется, горбуновский проект… Чудовищная получилась конструкция, но Городской Совет утвердил… Ничего удивительного — там почти сплошь мажоры сидят. Рядом громоздился памятник князю Василию — крылья у национального героя были раза в два мощнее нормальных — художественное преувеличение. Вот так Горбунов и пролез наверх: он им на парадных портретах крылья подрисовывал… вроде чуть-чуть, а все равно совсем по-другому смотрится. У них, у мажоров, свои комплексы…
Ким уже топтался рядом с Василием — никакого сравнения! Да, жалок человек!
Я протянул ему «Объединенную историю».
— Возьми… почитай…
— Ох, спасибо, Лесь, — повторил он. Потом нерешительно добавил: — Сколько с меня?
— Век не расплатишься, дурень…
— Ну, все-таки, сколько?
Я назвал цифру.
Он помолчал, потом робко проговорил:
— Я частями, ладно?
— Ладно… Ты хоть что-то сделал?
— А как же! — Он оживился. — Сделал! С Китаем у меня интересная штука получается, такой, понимаешь, Китай… А уж народу! Ты прав был, Лесь, — тут не в жратве дело… Что-то тут другое.
— Наличие еще одного разумного вида уже само по себе способно сдерживать рост населения, — сказал я. — А Европа как там?
— Европу я пока не трогал. А степняки все равно прут. Так я пойду? Пока вызовов еще нет, а?
— Валяй… — И, когда он уже торопливо двинулся прочь, окликнул его: — Эй, а кота-то как зовут?
— Васька, — ответил он, не оборачиваясь.
* * *
Я было двинулся к себе, но на вахте меня задержал Тимофеич.
— Тут Георгий звонил. Так он просил зайти.
— Когда?
У меня по спине пополз неприятный холодок.
— Полчаса как, — сказал Тимофеич. — Он так и сказал: как появится, пусть сразу зайдет…
И я поперся в Административное здание…
Кабинет Окружного Попечителя располагался на шестом этаже — я умучился, пока дошел. Лестница была крутая, лифтом я не мог воспользоваться: просто шахта с площадками-выступами, овеваемая потоками восходящего воздуха.
Раздвижная дверь была закрыта, сквозь матовые стекла проглядывал смутный силуэт — в кабинете горел верхний свет.
Постучал и, услышав приглушенное «входите», закрыл за собой дверь.
— Вызывали? — спросил я как можно нейтральнее.
— Да, — сказал Гарик, — вызывал. Извини, если оторвал…
Неужели пронюхал, подумал я. Сколько ни внушал себе, что ничем таким, собственно, я и не занимаюсь, ощущение нечистой совести все равно не проходило.
— Ничего… я только пришел.
— Тем более, — гуманно заметил Гарик, — как там твои? Валентина?
То ли он и впрямь всех подопечных по именам помнил, даже их домочадцев, то ли досье просмотрел… скорее, второе…
Я невыразительно сказал:
— Ничего.
— Как Вовка? Сколько ему?
— Семь будет. — Я все гадал, что ему, собственно, надо.
— Говорят, ты в Нижний вчера ходил, — мимоходом заметил Гарик.
Вот оно что…
— Ну, ходил… Однокурсника своего навещал. А откуда, собственно…
— Ну что ты, Лесь, — укоризненно произнес Гарик, — как маленький.
Я так с Вовкой разговариваю. Чтобы, не приведи Господь, не подумал, что с ним обращаются снисходительно.
— Знаю я твоего Шевчука… слышал…
— А слышал, так чего тебе от меня надо? — сухо сказал я. — Сами и разбирайтесь. Затравили человека… парень такие надежды подавал…
— Да ладно тебе, — примирительно заметил Гарик. — Чего разбушевался? Шевчук — диссидент, тоже мне, новость. А то я не знал. Все вы — диссиденты. Кто явный, кто скрытый.
— Ты за всех-то не расписывайся. Есть же индекс толерантности…
— Брось, Лесь… Мы с тобой оба отлично знаем, что такое индекс толерантности — как надо, так и сделаем. Америка… — Гарик вздохнул, — да там исторически сложилось: ее же на паритетных началах осваивали… Считай, с нуля начинали… И то, знаешь… У них там свои комплексы — индейцев повывели, теперь каются, волосы на себе рвут. Я, что ли, против равноправия? Нечего из меня палача народов делать. Но нельзя же сразу вожжи распускать — это уже не демократия, милый мой, это анархия… А эти пустозвоны… Ну, собираются они там, в галерее этой, митингуют… А то я не знал. Не в этом, Лесь, дело… За малого я и вправду беспокоюсь — потомок моего согнездника, как-никак… Вот уж ему там точно делать нечего. Повлияй на него, а? Не игрушки же.
— Ну, — я помялся, — не знаю…
— Так сколько, ты сказал, Вовке? — спросил Попечитель. Глаза у него были сплошь черные — ни зрачков, ни радужки. У них у всех такие. — Семь?
Я стиснул зубы и промолчал.
— Тесты он этой осенью сдает? — Он вздохнул. — Талантливый мальчик. До меня доходили слухи. Низкая толерантность, но талантливый… Но низкая толерантность…
Сука, подумал я. А вслух сказал:
— Бросьте, Гарик. В этом возрасте они все такие.
— Мы хотим организовать школу здесь, — рассеянно заметил Шеф, — при Институте. Здесь ему было бы легче.
Над головой у шефа виднелся циферблат часов, издевательски смахивающий на нимб. Я украдкой взглянул — без пяти десять.
Он вздохнул.
— Неспокойно сейчас, Лесь. Сам знаешь… Нижний Город — чисто тебе Америка; наркота эта, детишки с кастетами… Поговорил бы ты с ним, с Себастианом, мозги бы вправил… Меня-то он не послушает — еще сильней упрется. Тебя-то где так отделали? На Подоле?
Я машинально потрогал скулу.
— Сам ударился.
Гарик пожал плечами. Сейчас он больше всего напоминал нахохлившегося ворона.
— Так поможешь?
У меня опять заболела скула.
— И не проси, Гарик. Хватит с меня.
— К Валентине твоей я сегодня съездил, — Гарик поднял голову и поглядел мне в глаза. — С утра пораньше и поехал. Изложил ей ситуацию. Недоразумение у вас вышло, я так понимаю…
Я кисло сказал:
— Иди ты к черту.
— Ты же сам его видел, Лесь… Мне с ним не сладить: упертый малый. А так — способный парень, добрый… Таким больше всех достается… сам знаешь. Если бы Вовка твой…
— Ты орла своего с Вовкой не равняй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25