Это правда?
Я покачала головой:
— Нет, это невозможно. Вероятно, она имела в виду — мысленно?
— Но она же пишет, что ты становишься все более похожей на свою мать. Так оно и есть, ты это знаешь.
У меня осталась только одна фотография матери, сделанная в Квебеке, когда они с отцом проводили там свой медовый месяц. Маме было тогда всего на пару лет больше, чем мне сейчас. Я часто разглядывала этот снимок и понимала, что между нами есть несомненное сходство. У нее были такие же черные, с блестящим отливом, волосы, и такие же фиалковые глаза. Ее фигура была немного более развитая, чем у меня, но мы были с ней, как я прикинула, одного роста. Кроме того, мне всего девятнадцать, так что со временем и моя фигура приобретет те же плавные, округлые формы.
— Мы с твоим отцом часто говорили о семье Феррари, — задумчиво сказал Джон Кэрзон. — Твоя тетя совершенно права — это очень влиятельная семья. Полагаю, отец тебе много о них рассказывал?
Отец почти ничего не рассказывал о Феррари, кроме того, что они его ненавидели всей душой, но я не намерена была говорить об этом Джону Кэрзону, поэтому лишь кивнула в ответ.
— Мне только что пришло на ум, — продолжил он, — что у них, видимо, был здесь свой человек, который мог наблюдать за тобой. Наверное, это не так уж и трудно.
— Не знаю... — пробормотала я. — Мне это кажется довольно хлопотным занятием...
— Как я сказал, Феррари очень влиятельная семья. И богатая. — Он постучал по письму указательным пальцем. — Они, по-видимому, многое о тебе знают. Что ты собираешься делать? Примешь приглашение?
— Вы думаете, я должна? — задала я встречный вопрос.
Он пожал плечами и улыбнулся:
— Не мне решать. Я считаю, тебе следует иметь на этот счет собственное мнение.
Я улыбнулась ему в ответ:
— Да, я тоже так думаю. Хотя мне хотелось бы услышать и ваше.
— Ну... — Он на мгновение задумался. — Полагаю, это будет для тебя неплохим жизненным опытом. Откровенно говоря, я не вижу причины для отказа. Ты могла бы многое узнать, я уверен.
— Интересно, почему они меня приглашают? — пробормотала я больше для себя, чем для него. — Это кажется странным — ведь прошло так много времени...
— Твоя тетя, видимо, очень гордая женщина, — ответил Джон. — Непреклонная, ничего не прощающая. Она так долго питала ненависть к твоему отцу... Вероятно, это очень страстная натура.
— Наверное, — кивнула я. — Прошло тринадцать лет со дня смерти моей мамы, а это слишком долгий срок для любого, чтобы продолжать таить недобрые чувства.
Я вдруг подумала, что Феррари — единственные в мире из оставшихся у меня родственников. Дедушка и бабушка, присматривавшие за мной, когда я была ребенком, умерли через несколько лет после мамы. Я довольно хорошо их помнила. Но будь я проклята, если бы мне удалось вспомнить что-нибудь о тете Лиззи, кроме того, что у нее было очень бледное лицо и она казалась ужасно злой, когда командовала слугами в огромном доме.
Джон Кэрзон изучал авиабилет.
— Да он на послезавтра, на четверг!
— О? Так скоро?
— Наверное, это благоразумно, Меган, — рассудительно сказал Джон. — Тебе нужно хотя бы ненадолго уехать отсюда. Я приведу в порядок все оставшиеся дела, так что тебе не о чем беспокоиться. Вырученную от продажи имущества твоего отца сумму я положу в банк, и она будет ждать тебя, если надумаешь вернуться. Когда решишь приехать обратно, только дай мне знать, и я сниму для тебя квартиру. Это будет не трудно сделать.
По-видимому, он решил, что я приму приглашение своей тетки поехать в Новую Шотландию. Я и сама уже так думала. Он был прав — мне необходимо уехать отсюда на время. Мне нужны новая обстановка, новые интересы, которые помогли бы смягчить удар и страдания, вызванные внезапной смертью отца.
Когда Джон Кэрзон ушел и я осталась одна, боль утраты охватила меня с еще большей силой, чем прежде. Она оставалась во мне, пока я готовилась к отъезду, паковала вещи и прощалась со своими друзьями. Я продолжала чувствовать ее, когда самолет выруливал по взлетно-посадочной полосе в аэропорту Логан, набирал скорость и отрывался от земли.
* * *
Внизу морской залив Мэйн выглядел плоским серым маслянистым пятном, белые здания и зеленые деревья Бостона остались далеко позади. Только теперь я вспомнила о конверте, который в аэропорту передал мне посыльный из офиса Джона Кэрзона. Я достала его из сумки и вскрыла. Там оказалась записка от Джона, торопливо и небрежно набросанная на клочке почтовой бумаги. В ней говорилось:
"Дорогая Меган,
моя секретарша этим утром напомнила, что в конторе хранятся еще несколько документов, оставленных мне несколько лет назад твоим отцом. Поскольку они имеют личный характер, написаны и подписаны твоей матерью, а затем дополнены не вполне понятными комментариями отца, я в свое время не придал им особого значения. Но коль скоро ты возвращаешься в дом Феррари, мне пришло в голову, что тебе следует прихватить их с собой. Возможно, ты сумеешь понять источник их происхождения и смысл лучше, чем я.
Счастлив также сообщить тебе, что имущество твоего отца принесло большую сумму, чем я ожидал, — две тысячи двести девяносто восемь долларов и пятьдесят центов. Она будет положена на счет в банке до дальнейших твоих распоряжений.
Джон Кэрзон".
Я достала из конверта вложенные в него документы. Они были написаны на плотной бумаге, чернила уже успели слегка поблекнуть, что придавало им какой-то нереальный, почти призрачный вид. В первый раз я увидела почерк своей матери — замысловатый, каждое слово заканчивается причудливыми завитушками и росчерками. Я поняла, что писала именно она, взглянув на подпись внизу.
Документ начинался цитатой из Библии: «Да не найдется среди вас ни одного верующего, злоумышляющего гаданием или колдовством, магией или некромантией, ибо все это противно Богу». Далее в документе говорилось:
"Этот наказ сформулирован в христианской Библии, во Второзаконии 18: 10 — 12. И все же на протяжении веков было много таких, кто практиковал или кому приписывали подобные «мерзости». И каждого из них — будь то мошенник или жулик, невежда, обманутый собственными суевериями, или избранный, один из тех немногих, кто получал силу и проницательность без особых усилий и зачастую против воли, — всегда преследовали толпы безумцев, умолявших позволить им на спиритических сеансах услышать голоса и узреть вновь лица ушедших в мир иной возлюбленных. Люди, стремившиеся разделить видения медиума, не знали и не заботились о том, реальны ли эти видения или ложны. Они даже не задумывались, что своей назойливостью толкают медиума в омут одержимости, вынуждая его вырываться за пределы своих способностей, что зачастую приводит к гибели.
Говорят, Саул одолевал своими просьбами ведьму из Эндора, желая связаться через нее с умершим Самуилом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Я покачала головой:
— Нет, это невозможно. Вероятно, она имела в виду — мысленно?
— Но она же пишет, что ты становишься все более похожей на свою мать. Так оно и есть, ты это знаешь.
У меня осталась только одна фотография матери, сделанная в Квебеке, когда они с отцом проводили там свой медовый месяц. Маме было тогда всего на пару лет больше, чем мне сейчас. Я часто разглядывала этот снимок и понимала, что между нами есть несомненное сходство. У нее были такие же черные, с блестящим отливом, волосы, и такие же фиалковые глаза. Ее фигура была немного более развитая, чем у меня, но мы были с ней, как я прикинула, одного роста. Кроме того, мне всего девятнадцать, так что со временем и моя фигура приобретет те же плавные, округлые формы.
— Мы с твоим отцом часто говорили о семье Феррари, — задумчиво сказал Джон Кэрзон. — Твоя тетя совершенно права — это очень влиятельная семья. Полагаю, отец тебе много о них рассказывал?
Отец почти ничего не рассказывал о Феррари, кроме того, что они его ненавидели всей душой, но я не намерена была говорить об этом Джону Кэрзону, поэтому лишь кивнула в ответ.
— Мне только что пришло на ум, — продолжил он, — что у них, видимо, был здесь свой человек, который мог наблюдать за тобой. Наверное, это не так уж и трудно.
— Не знаю... — пробормотала я. — Мне это кажется довольно хлопотным занятием...
— Как я сказал, Феррари очень влиятельная семья. И богатая. — Он постучал по письму указательным пальцем. — Они, по-видимому, многое о тебе знают. Что ты собираешься делать? Примешь приглашение?
— Вы думаете, я должна? — задала я встречный вопрос.
Он пожал плечами и улыбнулся:
— Не мне решать. Я считаю, тебе следует иметь на этот счет собственное мнение.
Я улыбнулась ему в ответ:
— Да, я тоже так думаю. Хотя мне хотелось бы услышать и ваше.
— Ну... — Он на мгновение задумался. — Полагаю, это будет для тебя неплохим жизненным опытом. Откровенно говоря, я не вижу причины для отказа. Ты могла бы многое узнать, я уверен.
— Интересно, почему они меня приглашают? — пробормотала я больше для себя, чем для него. — Это кажется странным — ведь прошло так много времени...
— Твоя тетя, видимо, очень гордая женщина, — ответил Джон. — Непреклонная, ничего не прощающая. Она так долго питала ненависть к твоему отцу... Вероятно, это очень страстная натура.
— Наверное, — кивнула я. — Прошло тринадцать лет со дня смерти моей мамы, а это слишком долгий срок для любого, чтобы продолжать таить недобрые чувства.
Я вдруг подумала, что Феррари — единственные в мире из оставшихся у меня родственников. Дедушка и бабушка, присматривавшие за мной, когда я была ребенком, умерли через несколько лет после мамы. Я довольно хорошо их помнила. Но будь я проклята, если бы мне удалось вспомнить что-нибудь о тете Лиззи, кроме того, что у нее было очень бледное лицо и она казалась ужасно злой, когда командовала слугами в огромном доме.
Джон Кэрзон изучал авиабилет.
— Да он на послезавтра, на четверг!
— О? Так скоро?
— Наверное, это благоразумно, Меган, — рассудительно сказал Джон. — Тебе нужно хотя бы ненадолго уехать отсюда. Я приведу в порядок все оставшиеся дела, так что тебе не о чем беспокоиться. Вырученную от продажи имущества твоего отца сумму я положу в банк, и она будет ждать тебя, если надумаешь вернуться. Когда решишь приехать обратно, только дай мне знать, и я сниму для тебя квартиру. Это будет не трудно сделать.
По-видимому, он решил, что я приму приглашение своей тетки поехать в Новую Шотландию. Я и сама уже так думала. Он был прав — мне необходимо уехать отсюда на время. Мне нужны новая обстановка, новые интересы, которые помогли бы смягчить удар и страдания, вызванные внезапной смертью отца.
Когда Джон Кэрзон ушел и я осталась одна, боль утраты охватила меня с еще большей силой, чем прежде. Она оставалась во мне, пока я готовилась к отъезду, паковала вещи и прощалась со своими друзьями. Я продолжала чувствовать ее, когда самолет выруливал по взлетно-посадочной полосе в аэропорту Логан, набирал скорость и отрывался от земли.
* * *
Внизу морской залив Мэйн выглядел плоским серым маслянистым пятном, белые здания и зеленые деревья Бостона остались далеко позади. Только теперь я вспомнила о конверте, который в аэропорту передал мне посыльный из офиса Джона Кэрзона. Я достала его из сумки и вскрыла. Там оказалась записка от Джона, торопливо и небрежно набросанная на клочке почтовой бумаги. В ней говорилось:
"Дорогая Меган,
моя секретарша этим утром напомнила, что в конторе хранятся еще несколько документов, оставленных мне несколько лет назад твоим отцом. Поскольку они имеют личный характер, написаны и подписаны твоей матерью, а затем дополнены не вполне понятными комментариями отца, я в свое время не придал им особого значения. Но коль скоро ты возвращаешься в дом Феррари, мне пришло в голову, что тебе следует прихватить их с собой. Возможно, ты сумеешь понять источник их происхождения и смысл лучше, чем я.
Счастлив также сообщить тебе, что имущество твоего отца принесло большую сумму, чем я ожидал, — две тысячи двести девяносто восемь долларов и пятьдесят центов. Она будет положена на счет в банке до дальнейших твоих распоряжений.
Джон Кэрзон".
Я достала из конверта вложенные в него документы. Они были написаны на плотной бумаге, чернила уже успели слегка поблекнуть, что придавало им какой-то нереальный, почти призрачный вид. В первый раз я увидела почерк своей матери — замысловатый, каждое слово заканчивается причудливыми завитушками и росчерками. Я поняла, что писала именно она, взглянув на подпись внизу.
Документ начинался цитатой из Библии: «Да не найдется среди вас ни одного верующего, злоумышляющего гаданием или колдовством, магией или некромантией, ибо все это противно Богу». Далее в документе говорилось:
"Этот наказ сформулирован в христианской Библии, во Второзаконии 18: 10 — 12. И все же на протяжении веков было много таких, кто практиковал или кому приписывали подобные «мерзости». И каждого из них — будь то мошенник или жулик, невежда, обманутый собственными суевериями, или избранный, один из тех немногих, кто получал силу и проницательность без особых усилий и зачастую против воли, — всегда преследовали толпы безумцев, умолявших позволить им на спиритических сеансах услышать голоса и узреть вновь лица ушедших в мир иной возлюбленных. Люди, стремившиеся разделить видения медиума, не знали и не заботились о том, реальны ли эти видения или ложны. Они даже не задумывались, что своей назойливостью толкают медиума в омут одержимости, вынуждая его вырываться за пределы своих способностей, что зачастую приводит к гибели.
Говорят, Саул одолевал своими просьбами ведьму из Эндора, желая связаться через нее с умершим Самуилом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24