— дрожащим голосом произнесла Анджела. — Обещаю…
Его холодный взгляд остановил ее.
— Я не доверяю тебе, Анджела, что бы ты ни пообещала, — холодно заявил он.
— Тогда давайте поедем во Францию вместе, — с отчаянием предложила я, — если во Франции для вас безопасно. Возьмите Луку с собой. Вдвоем вы сможете неусыпно за нами наблюдать, и вам не придется полагаться на обещания. Вы сможете обезопасить себя.
— Расстояние слишком велико, — заметил он. — Вам будет легко предать нас.
— Ты считаешь, что каждая женщина, с которой ты знакомишься, способна предать? — спросила я, вспомнив фотографию и надпись на ней: «Amor, amor! Изабелла Дамас». Возможно, Анджела была права. Я понимала это сейчас.
— Такое случалось прежде, — заметил он. Мне стоило большого труда встретиться с ним взглядом, но наконец я решительно посмотрела ему в глаза.
— Мужчина, который верил и убил, наверное, совершил убийство из ревности, или желания отомстить, или из-за того и другого. Здесь должна быть замешана женщина. Он мог потерять ее из-за другого мужчины… Он удержал мой взгляд.
— Могла ли бы ты простить это? Могла бы ты найти оправдание для него, Лиза?
Я содрогнулась. Разговор проходил таким образом, словно мы обсуждали кого-то третьего, не представлявшего большого интереса ни для кого из нас.
— Нет, — прошептала я. — Не могла бы оправдать, но могла бы понять. Если бы я… кого-то сильно полюбила, то тоже могла бы испытывать ревность, если бы этот человек дал мне основание. Говорят, такая любовь может превратиться в ненависть. Люди, которые любят таким образом, должны быть уверены, что их любовь взаимна.
Я почувствовала, как Анджела с изумлением отодвинулась от меня. Я посмотрела на нее и увидела, что она испытывает замешательство и в то же время любопытство.
Десмонд кивнул:
— Да, думаю, что ты могла бы так любить, а Анджела — нет. Он любил именно так. А когда ты любишь таким образом, а тебя предают, любовь превращается в нечто ужасное. Она способна довести человека до безумия. Ты видела, как она была прекрасна.
— Женщине трудно оценивать красоту другой женщины. Думаю, она… привлекала мужчин.
— Ты не находишь ее прекрасной? — прищурившись, спросил он.
— Нет, Десмонд, мне кажется, она была прекрасна, — спокойно сказала я. — Действительно, очень красива, во всяком случае, что касается ее лица и тела.
— Ты считаешь, что в красоте женщины должно присутствовать нечто еще?
— Да, есть и другие качества, представляющие интерес. В лице должен отражаться характер. Верность, понимание, доброта, сострадание… Эти качества проявляются даже на фотографии. Конечно, я никогда не видела ее.
— Ты права, — задумчиво произнес он, словно разговаривая с собой. — Верность, понимание, доброта, сострадание были чужды ей. А для тебя они важны, не так ли?
— Не только для меня. Подобные качества — суть женской натуры.
— Но не ее, — заметил он. — Когда я приехал сюда с вами, ее фотография висела в этой комнате. Я раздавил ее каблуком. Когда-то он считал Изабеллу символом всего самого желанного в женщине. Каким же слепцом он был! И каким глупцом!
— Изабелла? — переспросила Анджела. — Какая Изабелла?
Она со всевозрастающим страхом переводила взгляд с Десмонда на меня.
Он посмотрел на нее, но не ответил и снова обратил свой взор ко мне.
— Любовь окружает ореолом объект своих чувств, — заметила я.
— Верно, — согласился Десмонд. — Он видел только мечту, которую лелеял с юных лет. И эта мечта затмила реальность. Было множество недостатков, но он не видел их. Он сделал Изабеллу Махинас Изабеллой Дамас. Он женился на ней.
— О нет! Вы же говорите о той девушке из Барселоны, — пробормотала Анджела. — О той, которую убили.
— Он видел только ее красоту, — продолжал Десмонд, словно не слышал слов Анджелы. Его слова прозвучали словно оправдание. — Он осознавал только то, что она заставляла его чувствовать. Когда она покинула его, он отказывался в это поверить. Только когда она ушла, до него начали доходить слухи, он стал узнавать такие вещи, которые ему уже давно следовало знать. В течение двух лет их брака у нее были другие мужчины. Многие знали об этом. Она всегда была хорошей танцовщицей, а теперь, когда вновь обрела свободу, то стала использовать свое искусство для того, чтобы привлекать мужчин. Ей не нужны были деньги, но она испытывала ненасытную потребность в мужчинах.
Внезапно я снова ощутила страх. Казалось, снова приближалась смерть.
— Она переехала в Барселону? — спросила я. Десмонд кивнул:
— Он стал читать о ней в газетах. Она танцевала в Мадриде, Валенсии, Толедо, Гранаде. Жила в отелях, квартирах. Никогда не оставалась подолгу одна…
— Но один мужчина задержался дольше, чем другие… — понизив голос, произнесла я.
— Да. Один с самого начала. Она переехала в его квартиру в Барселоне. Этот человек был богат, имел власть у фалангистов.
— Муж нашел ее там?
Он слабо улыбнулся:
— Как хорошо ты все понимаешь, Лиза. Да. Ему пришлось. Она все еще носила его имя. Дамас! Одно из старейших, почтеннейших имен Испании. Втоптала его имя в грязь своей похотью. — Он внезапно замолчал, тяжело дыша. Два огонька пылали в его глазах. — Он пришел к ней. Он не хотел причинять ей вред — только забрать ее домой. Когда он увидел ее в дверях, ему показалось, что ничего не изменилось. Она по-прежнему была прекрасна. Он ощутил порыв желания. Но ее любовник был дома, и она позвала его на помощь. Он пришел, но испугался, этот Нуньес, и думал только о том, чтобы бежать. Он, конечно, мог бы убить Нуньеса, но она стала бороться с ним и удерживала его до тех пор, пока любовник не сбежал. Думаю, его охватило безумие. Он убил ее.
Я в ужасе сказала:
— И твое имя Дамас? Вовсе не О'Нил. Но Дамас?..
Я видела, как пот выступил на его лбу и верхней губе.
— Семья Дамас — одна из старейших, великих семей Испании, — торжественно сказал он, — значительнее, чём семья Махинас. Более благородная и почитаемая. Лука подтвердил бы вам это, если бы мог. Этот брак оказал честь семье Махинас, а не Дамас, но она разрушила его. Теперь ты понимаешь, почему она была убита?
— Я могу понять. Но разве в Испании crimes passionnels не наказываются менее… сурово, чем в остальном западном мире? — осторожно спросила я.
— В некоторых латиноамериканских странах. Здесь, в Испании, мы отошли от старых законов, позволявших мужу убить жену и ее любовника. Говорят, мы стали цивилизованными, — цинично бросил он.
— Но с твоим именем к тебе должны отнестись с сочувствием кортесы. Что, если тебе апеллировать к генералу Франко?
Он направился к двери, Лука открыл ее и стоял, глядя на нас. Десмонд оглянулся и посмотрел на меня.
— Если бы она была такой же, как ты… — Он не закончил фразу. Дверь за ним закрылась, и мы услыхали звук удаляющихся шагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Его холодный взгляд остановил ее.
— Я не доверяю тебе, Анджела, что бы ты ни пообещала, — холодно заявил он.
— Тогда давайте поедем во Францию вместе, — с отчаянием предложила я, — если во Франции для вас безопасно. Возьмите Луку с собой. Вдвоем вы сможете неусыпно за нами наблюдать, и вам не придется полагаться на обещания. Вы сможете обезопасить себя.
— Расстояние слишком велико, — заметил он. — Вам будет легко предать нас.
— Ты считаешь, что каждая женщина, с которой ты знакомишься, способна предать? — спросила я, вспомнив фотографию и надпись на ней: «Amor, amor! Изабелла Дамас». Возможно, Анджела была права. Я понимала это сейчас.
— Такое случалось прежде, — заметил он. Мне стоило большого труда встретиться с ним взглядом, но наконец я решительно посмотрела ему в глаза.
— Мужчина, который верил и убил, наверное, совершил убийство из ревности, или желания отомстить, или из-за того и другого. Здесь должна быть замешана женщина. Он мог потерять ее из-за другого мужчины… Он удержал мой взгляд.
— Могла ли бы ты простить это? Могла бы ты найти оправдание для него, Лиза?
Я содрогнулась. Разговор проходил таким образом, словно мы обсуждали кого-то третьего, не представлявшего большого интереса ни для кого из нас.
— Нет, — прошептала я. — Не могла бы оправдать, но могла бы понять. Если бы я… кого-то сильно полюбила, то тоже могла бы испытывать ревность, если бы этот человек дал мне основание. Говорят, такая любовь может превратиться в ненависть. Люди, которые любят таким образом, должны быть уверены, что их любовь взаимна.
Я почувствовала, как Анджела с изумлением отодвинулась от меня. Я посмотрела на нее и увидела, что она испытывает замешательство и в то же время любопытство.
Десмонд кивнул:
— Да, думаю, что ты могла бы так любить, а Анджела — нет. Он любил именно так. А когда ты любишь таким образом, а тебя предают, любовь превращается в нечто ужасное. Она способна довести человека до безумия. Ты видела, как она была прекрасна.
— Женщине трудно оценивать красоту другой женщины. Думаю, она… привлекала мужчин.
— Ты не находишь ее прекрасной? — прищурившись, спросил он.
— Нет, Десмонд, мне кажется, она была прекрасна, — спокойно сказала я. — Действительно, очень красива, во всяком случае, что касается ее лица и тела.
— Ты считаешь, что в красоте женщины должно присутствовать нечто еще?
— Да, есть и другие качества, представляющие интерес. В лице должен отражаться характер. Верность, понимание, доброта, сострадание… Эти качества проявляются даже на фотографии. Конечно, я никогда не видела ее.
— Ты права, — задумчиво произнес он, словно разговаривая с собой. — Верность, понимание, доброта, сострадание были чужды ей. А для тебя они важны, не так ли?
— Не только для меня. Подобные качества — суть женской натуры.
— Но не ее, — заметил он. — Когда я приехал сюда с вами, ее фотография висела в этой комнате. Я раздавил ее каблуком. Когда-то он считал Изабеллу символом всего самого желанного в женщине. Каким же слепцом он был! И каким глупцом!
— Изабелла? — переспросила Анджела. — Какая Изабелла?
Она со всевозрастающим страхом переводила взгляд с Десмонда на меня.
Он посмотрел на нее, но не ответил и снова обратил свой взор ко мне.
— Любовь окружает ореолом объект своих чувств, — заметила я.
— Верно, — согласился Десмонд. — Он видел только мечту, которую лелеял с юных лет. И эта мечта затмила реальность. Было множество недостатков, но он не видел их. Он сделал Изабеллу Махинас Изабеллой Дамас. Он женился на ней.
— О нет! Вы же говорите о той девушке из Барселоны, — пробормотала Анджела. — О той, которую убили.
— Он видел только ее красоту, — продолжал Десмонд, словно не слышал слов Анджелы. Его слова прозвучали словно оправдание. — Он осознавал только то, что она заставляла его чувствовать. Когда она покинула его, он отказывался в это поверить. Только когда она ушла, до него начали доходить слухи, он стал узнавать такие вещи, которые ему уже давно следовало знать. В течение двух лет их брака у нее были другие мужчины. Многие знали об этом. Она всегда была хорошей танцовщицей, а теперь, когда вновь обрела свободу, то стала использовать свое искусство для того, чтобы привлекать мужчин. Ей не нужны были деньги, но она испытывала ненасытную потребность в мужчинах.
Внезапно я снова ощутила страх. Казалось, снова приближалась смерть.
— Она переехала в Барселону? — спросила я. Десмонд кивнул:
— Он стал читать о ней в газетах. Она танцевала в Мадриде, Валенсии, Толедо, Гранаде. Жила в отелях, квартирах. Никогда не оставалась подолгу одна…
— Но один мужчина задержался дольше, чем другие… — понизив голос, произнесла я.
— Да. Один с самого начала. Она переехала в его квартиру в Барселоне. Этот человек был богат, имел власть у фалангистов.
— Муж нашел ее там?
Он слабо улыбнулся:
— Как хорошо ты все понимаешь, Лиза. Да. Ему пришлось. Она все еще носила его имя. Дамас! Одно из старейших, почтеннейших имен Испании. Втоптала его имя в грязь своей похотью. — Он внезапно замолчал, тяжело дыша. Два огонька пылали в его глазах. — Он пришел к ней. Он не хотел причинять ей вред — только забрать ее домой. Когда он увидел ее в дверях, ему показалось, что ничего не изменилось. Она по-прежнему была прекрасна. Он ощутил порыв желания. Но ее любовник был дома, и она позвала его на помощь. Он пришел, но испугался, этот Нуньес, и думал только о том, чтобы бежать. Он, конечно, мог бы убить Нуньеса, но она стала бороться с ним и удерживала его до тех пор, пока любовник не сбежал. Думаю, его охватило безумие. Он убил ее.
Я в ужасе сказала:
— И твое имя Дамас? Вовсе не О'Нил. Но Дамас?..
Я видела, как пот выступил на его лбу и верхней губе.
— Семья Дамас — одна из старейших, великих семей Испании, — торжественно сказал он, — значительнее, чём семья Махинас. Более благородная и почитаемая. Лука подтвердил бы вам это, если бы мог. Этот брак оказал честь семье Махинас, а не Дамас, но она разрушила его. Теперь ты понимаешь, почему она была убита?
— Я могу понять. Но разве в Испании crimes passionnels не наказываются менее… сурово, чем в остальном западном мире? — осторожно спросила я.
— В некоторых латиноамериканских странах. Здесь, в Испании, мы отошли от старых законов, позволявших мужу убить жену и ее любовника. Говорят, мы стали цивилизованными, — цинично бросил он.
— Но с твоим именем к тебе должны отнестись с сочувствием кортесы. Что, если тебе апеллировать к генералу Франко?
Он направился к двери, Лука открыл ее и стоял, глядя на нас. Десмонд оглянулся и посмотрел на меня.
— Если бы она была такой же, как ты… — Он не закончил фразу. Дверь за ним закрылась, и мы услыхали звук удаляющихся шагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34