Вокруг островка - колючая проволока. Начальники на этом островке - студенты старших курсов. Я много раз слышал, что в годы войны свои родные полицаи оказывались гораздо страшнее иноземцев, им даже немцы удивлялись. Здесь - то же самое. Эти люди, в бушлатах с эмблемами, по фамилии Сахар и Дровосеков (может быть, прочтут) - без пяти минут доктора. За брошенное им обидное слово - наряд. Десять нарядов - пошел вон из института. Выпил кружку пива в Павловске (если еще отпустят туда в "увольнение") - пошел вон из института. Написал на конверте обратный адрес "Концлагерь "Глинки-80" (это селение такое, Глинки) - пошел вон из института. "Пошел вон из института" в 1980-81-82 и так далее году означало немедленное поступление в другую структуру с вероятной командировкой на юг.
Тех из нас, кто не выполнял "норму" (метров двести морковки), зачисляли в Золотую Роту, которую кормили в последнюю очередь, поднимали раньше других, а к ночи выстраивали на плацу на ночь и заставляли распевать самодельный гимн "золоторотников" про то, какие они плохие, но обязательно исправятся на радость советской власти. "Не кочегары мы, не плотники, да! А мы сачки-золоторотники, да! " Когда же в лагере вспыхнул гепатит, доктора-начальники вместо того, чтобы закрыть эту морилку, как полагалось, замяли дело. В город, понятно, не отпускали, и мы с тоской смотрели на огни далекого Купчина: 30 километров могли с тем же успехом быть 300-ми. И все это - под завывание Пугачевой "Я вам спою еще на бис", на утренней поверке. Нас будили этой песней, и я до сих пор вздрагиваю, когда ее слышу.
В общем, никакой комсомольской романтической псевдовольницы с идиотскими гитарными песнями и зовущими далями у нас не было. Вольница наступила через месяц с гаком - сущий дембель. У нас с друзьями уже была припасена бутылка водки, но мы по-прежнему боялись ее пить. Нас уже всех распустили, а мы все боялись. Наконец, один наш товарищ отправился в деревенский сортир, прихватив с собой бутылку. Мы напряженно ждали. Его долго не было. И вот он вышел, одобрительно мыча и вытирая губы. Он делал приглашающие жесты, предлагая нам войти в сортир. И мы вошли. Бутылка стояла там. Возле дырки, на бумажке, лежали вафли. Он нам их оставил, друзьям. И колхоз закончился.
Толкование сновидений
И приснился мне сон.
В этом сне я был дружинником, и мне выдавали пистолет. У входа в контору меня ждали родные и близкие, а я все не выходил.
Наконец, пришла моя мама, чтобы разузнать, где и почему я пропал. Она пришла в оружейную комнату, и я продемонстрировал ей восьмизарядный револьвер, и даже пострелял чуть-чуть.
Она совершенно рассвирепела и процедила мне на ухо, что сейчас задушит.
О, я могу вообразить толкование, которое дали бы этому сну господа фрейдисты.
Но сон-то был послан не снизу, а свыше. Меня в очередной раз призывали к покаянию. И вот я каюсь, в очередной раз.
В 1982-83 гг. я действительно был дружинником. Мне сказали, что если я им буду, то меня не отправят в колхоз, о котором я уже рассказывал (надули, конечно, как оказалось впоследствии). И я нацепил повязку и пошел геройствовать.
Как ни странно, дружина при Первом Ленинградском медицинском институте тоже, как и колхозное дело, отличалась легендарной свирепостью и прослыла самой жуткой на Петроградской стороне.
Это были настоящие охотники. Мы, не понимая, чем занимаемся, гребли всех - любого, стоило ему качнуться. Мы брали людей от пивных ларьков, прямо из очереди. Мы выслеживали предполагаемую шпану по чердакам.
Однажды, гуляя под руку с приглянувшейся мне девицей, я решил продемонстрировать ей свой профессионализм как старшего наряда. Метрах в двухстах от нас сидел на лавочке мужик в длинном черном пальто, абсолютно безобидный, ничем не выделявшийся - разве что одиночеством. Перед ним ворковали голуби и голубки. Но у меня открылось ястребиное зрение, я пересек проспект Щорса, подошел к нему и вынул у него из-за пазухи только-только початую бутылку портвейна. И вылил ее всю, у него на глазах. Он молчал и жалобно улыбался.
А потом как-то раз наши задержали одного достаточно буйного человека, который и выпил-то средненько, передвигался сам, но оказался, на свою беду, большим скандалистом. Его скрутили и доставили в обезьянник. Я в этом не участвовал, но не один ли черт? Через пять минут приехала милицейская машина, и из нее вышли двое: сержант и некто в штатском - тоже, конечно, мент, но радевший за дело и работавший за идею, даже в выходные. Они зашли в обезьянник и без слов, без всякого повода, начали гасить этого мужика. Они мордовали его так, что он летал. И мужик совершил самую непоправимую глупость в своей жизни: он дал сдачи и оборвал сержанту форменный галстук. Тогда они положили его на скамью, вытянули руку и сломали ее об край этой скамьи. Потом, забрасывая в кузов головой вперед, нарочно промахнулись и ударили его лбом о борт. Потом сказали, что посадят на 7 лет за сопротивление милиции, и увезли.
Я потом, много позже, поплатился за все это комсомольское рукомесло, даром не прошло.
Донос на мировое зло
Было дело, мне попалась в руки газета "Завтра" со статьей, где писатель Проханов сладостно содрогался, рассуждая о Черном Магистре, который сидит в секретном месте и пакостит в планетарных масштабах. Уж и не знаю, кого он понимал под Черным Магистром - главного ли Сионского Мудреца, Христиана Розенкрейца или просто сатану. Зато я знаю, где этот Магистр сидит: в поселке Гарболово, пятьдесят километров от Питера. Он окопался на маленькой подстанции, которая снабжает электроэнергией нашу несчастную улочку и те, что рядом, заодно, потому что для него вообще нет ничего святого. Эта электроэнергия подается самым зловещим образом. Ежедневно гаснет свет, но это полбеды; гораздо хуже, когда он включается. На вопрос, по чьему наущению в десятке домов единовременно взорвались холодильники и телевизоры, опухшие посланцы Магистра невнятно ответили: "Не может быть, у нас две фазы". И поехали что-то смотреть, а я так думаю, что шпионить и высматривать, у кого еще телевизор. Я думаю, что при таких закулисных кознях на юг России может смело ехать вся Большая Восьмерка, разбираться с наводнением - все равно никто не поможет. Президенты бессильны перед Магистром. Жизнь парализована.
Ку-клукс-клан
Я думаю, что после этого воспоминания у меня поубавится прогрессивных друзей. Но, собственно говоря, какого дьявола? Я про негров. Я не расист, потому что быть расистом глупо. Но. В 1990 году состоялся наш первый семейный выезд за границу. До Берлина доехали без приключений, если не считать приключением молодого человека по имени Олаф, который курил сигары и похвалялся прочтением романа "про первый оргазм автора". Помимо этого, он лез себе в штаны и чесал задницу при молодых и красивых женщинах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Тех из нас, кто не выполнял "норму" (метров двести морковки), зачисляли в Золотую Роту, которую кормили в последнюю очередь, поднимали раньше других, а к ночи выстраивали на плацу на ночь и заставляли распевать самодельный гимн "золоторотников" про то, какие они плохие, но обязательно исправятся на радость советской власти. "Не кочегары мы, не плотники, да! А мы сачки-золоторотники, да! " Когда же в лагере вспыхнул гепатит, доктора-начальники вместо того, чтобы закрыть эту морилку, как полагалось, замяли дело. В город, понятно, не отпускали, и мы с тоской смотрели на огни далекого Купчина: 30 километров могли с тем же успехом быть 300-ми. И все это - под завывание Пугачевой "Я вам спою еще на бис", на утренней поверке. Нас будили этой песней, и я до сих пор вздрагиваю, когда ее слышу.
В общем, никакой комсомольской романтической псевдовольницы с идиотскими гитарными песнями и зовущими далями у нас не было. Вольница наступила через месяц с гаком - сущий дембель. У нас с друзьями уже была припасена бутылка водки, но мы по-прежнему боялись ее пить. Нас уже всех распустили, а мы все боялись. Наконец, один наш товарищ отправился в деревенский сортир, прихватив с собой бутылку. Мы напряженно ждали. Его долго не было. И вот он вышел, одобрительно мыча и вытирая губы. Он делал приглашающие жесты, предлагая нам войти в сортир. И мы вошли. Бутылка стояла там. Возле дырки, на бумажке, лежали вафли. Он нам их оставил, друзьям. И колхоз закончился.
Толкование сновидений
И приснился мне сон.
В этом сне я был дружинником, и мне выдавали пистолет. У входа в контору меня ждали родные и близкие, а я все не выходил.
Наконец, пришла моя мама, чтобы разузнать, где и почему я пропал. Она пришла в оружейную комнату, и я продемонстрировал ей восьмизарядный револьвер, и даже пострелял чуть-чуть.
Она совершенно рассвирепела и процедила мне на ухо, что сейчас задушит.
О, я могу вообразить толкование, которое дали бы этому сну господа фрейдисты.
Но сон-то был послан не снизу, а свыше. Меня в очередной раз призывали к покаянию. И вот я каюсь, в очередной раз.
В 1982-83 гг. я действительно был дружинником. Мне сказали, что если я им буду, то меня не отправят в колхоз, о котором я уже рассказывал (надули, конечно, как оказалось впоследствии). И я нацепил повязку и пошел геройствовать.
Как ни странно, дружина при Первом Ленинградском медицинском институте тоже, как и колхозное дело, отличалась легендарной свирепостью и прослыла самой жуткой на Петроградской стороне.
Это были настоящие охотники. Мы, не понимая, чем занимаемся, гребли всех - любого, стоило ему качнуться. Мы брали людей от пивных ларьков, прямо из очереди. Мы выслеживали предполагаемую шпану по чердакам.
Однажды, гуляя под руку с приглянувшейся мне девицей, я решил продемонстрировать ей свой профессионализм как старшего наряда. Метрах в двухстах от нас сидел на лавочке мужик в длинном черном пальто, абсолютно безобидный, ничем не выделявшийся - разве что одиночеством. Перед ним ворковали голуби и голубки. Но у меня открылось ястребиное зрение, я пересек проспект Щорса, подошел к нему и вынул у него из-за пазухи только-только початую бутылку портвейна. И вылил ее всю, у него на глазах. Он молчал и жалобно улыбался.
А потом как-то раз наши задержали одного достаточно буйного человека, который и выпил-то средненько, передвигался сам, но оказался, на свою беду, большим скандалистом. Его скрутили и доставили в обезьянник. Я в этом не участвовал, но не один ли черт? Через пять минут приехала милицейская машина, и из нее вышли двое: сержант и некто в штатском - тоже, конечно, мент, но радевший за дело и работавший за идею, даже в выходные. Они зашли в обезьянник и без слов, без всякого повода, начали гасить этого мужика. Они мордовали его так, что он летал. И мужик совершил самую непоправимую глупость в своей жизни: он дал сдачи и оборвал сержанту форменный галстук. Тогда они положили его на скамью, вытянули руку и сломали ее об край этой скамьи. Потом, забрасывая в кузов головой вперед, нарочно промахнулись и ударили его лбом о борт. Потом сказали, что посадят на 7 лет за сопротивление милиции, и увезли.
Я потом, много позже, поплатился за все это комсомольское рукомесло, даром не прошло.
Донос на мировое зло
Было дело, мне попалась в руки газета "Завтра" со статьей, где писатель Проханов сладостно содрогался, рассуждая о Черном Магистре, который сидит в секретном месте и пакостит в планетарных масштабах. Уж и не знаю, кого он понимал под Черным Магистром - главного ли Сионского Мудреца, Христиана Розенкрейца или просто сатану. Зато я знаю, где этот Магистр сидит: в поселке Гарболово, пятьдесят километров от Питера. Он окопался на маленькой подстанции, которая снабжает электроэнергией нашу несчастную улочку и те, что рядом, заодно, потому что для него вообще нет ничего святого. Эта электроэнергия подается самым зловещим образом. Ежедневно гаснет свет, но это полбеды; гораздо хуже, когда он включается. На вопрос, по чьему наущению в десятке домов единовременно взорвались холодильники и телевизоры, опухшие посланцы Магистра невнятно ответили: "Не может быть, у нас две фазы". И поехали что-то смотреть, а я так думаю, что шпионить и высматривать, у кого еще телевизор. Я думаю, что при таких закулисных кознях на юг России может смело ехать вся Большая Восьмерка, разбираться с наводнением - все равно никто не поможет. Президенты бессильны перед Магистром. Жизнь парализована.
Ку-клукс-клан
Я думаю, что после этого воспоминания у меня поубавится прогрессивных друзей. Но, собственно говоря, какого дьявола? Я про негров. Я не расист, потому что быть расистом глупо. Но. В 1990 году состоялся наш первый семейный выезд за границу. До Берлина доехали без приключений, если не считать приключением молодого человека по имени Олаф, который курил сигары и похвалялся прочтением романа "про первый оргазм автора". Помимо этого, он лез себе в штаны и чесал задницу при молодых и красивых женщинах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18