спрятаться от болванов-милитаристов, среди которых ему безусловно пришел бы конец, и заодно избавиться от докучливой родительской опеки. Видя, какой солдат получается из чада, дома опечалились, но ничего достойнее придумать не сумели и махнули рукой. И чадо - опечаленное, но не так, чтобы очень покинуло отчий дом. О средствах к существованию Карп не слишком тревожился. Зная языки, он надеялся разжиться в незнакомом городе приработком, и не ошибся. Карп был в восторге от надомных переводов: заказчики общались с ним столь редко, что порой им мерещилось, будто тексты где-то сами собой переводятся. И клиенты при нечастых, деликатных, но настойчивых напоминаниях об оплате приходили в легкое замешательство, не в силах с налету разобрать, о ком идет речь. Вскоре последовали шторы, сундук и - уместно было бы сказать "и прочее", но прочего-то как раз и не имелось. А жизнь вокруг Карпа шла своим необдуманным ходом, и Карп чрезвычайно внимательно за ним следил. Он не зря оставался настороже. В последние годы жизнь та сделалась весьма щедрой на самые неожиданные, зачастую откровенно пугающие события. Карп не разделял иллюзий большинства беззаботных и недалеких обывателей, считающих, будто все эти страсти-мордасти происходят где-то далеко от их нагретых лежбищ. Как справедливо спето в песне - счастье близко, счастье далеко. Он хорошо понимал, что опасность близко. Его блаженство тесно увязывалось именно с близостью беды, а никак не с ее удаленностью. Тем приятнее казалось размышлять о такой беде и осторожно улыбаться, следя за ее острым акульим плавником, что описывает бессильные круги. Не случайно внимание Карпа было привлечено к такому незаурядному новшеству, как пресловутая "Десница Губернатора". Это была мобильная карательная бригада. Ее сформировали из народа - представителей различных социальных слоев - методом тыка, стремясь сделать выборку случайной. До психологических тонкостей никому не было дела - важным признавалось лишь принципиальное согласие. Все это назвали экспериментом, намереваясь в случае успеха распространить опыт на все государство. Таким образом команда, вооруженная до зубов, ежедневно выкатывалась на улицы города, готовая уложить на месте любого, кому повезет не понравиться либо всей группе в целом, либо кому-то из ее членов. "Десница Губернатора" никому, кроме самого Губернатора, не подчинялась и ни перед кем не отчитывалась. Ее самосуд не подлежал обжалованию. В то же время обычные структуры, ведающие правосудием, продолжали работать как обычно. Это нововведение должно было в соответствии с замыслом стать мощным средством профилактики преступлений. Каждый боец получал строго отмеренное количество боеприпасов, не больше и не меньше, будучи обязанным в течение дня израсходовать все. Число вероятных, ни в чем не повинных, жертв было тоже сочтено, сопоставлено с количеством потерпевших от рук бандитов и хулиганов, найдено значительно меньшим и потому объявлено оправданным.
4
Топлеников вышиб мозги из директора крупного треста. Находясь при исполнении, он во многом менялся.
Пожилая разъевшаяся секретарша строго сверкнула очками в сторону высокого мужчины, бесцеремонно прихромавшего в приемную. Тот вежливо улыбнулся, посверкав очками в ответ. Визитер направился к пухлой кожаной двери.
- Директор на месте? - спросил Топлеников учтиво.
Секретарша молчала.
- У себя каракатица? - повторил посетитель несколько громче, но ответа не получил. Лицо цепной твари залилось смертельной бледностью. Топлеников хмыкнул, прошел мимо и толкнул дверь.
Директор был не один: трое безликих уважительно внимали его речам. Топлеников притворил дверь. Хозяин кабинета вскинулся - и обмяк в кресле.
- Стойте, - хрипло сказал он. - За что?
- За то, - отозвался Топлеников, простирая руку. Муха с тупым жужжанием билась о горячее оконное стекло. Грохот расколол кабинет невидимой ощетинившейся молнией. Пуля ударила в дужку очков, и те разбились, как сердце. Директор, отлетая к стене вместе с креслом, успел уронить на царственный стол два слабо тенькнувших стеклышка. Топлеников вышел вон. Он никогда не сомневался в том, что занимающий солидный пост человек не может остаться безупречным.
- Здорово стреляете, - вынужденно похвалил его Казуар, когда Топлеников занял свое место в углу. - Где же вы научились?
- Привык все делать хорошо, - ответил тот бессмысленной фразой, ощущая легкую беспредметную брезгливость. Казуар моментально сменил почтительное выражение лица на полупрезрительное и отвернулся.
- И вам пора бы поучиться, - заметил Чибис, поигрывая десантным ножом. - Весь боезапас - на ветер. - В броневике стояла жара, кондиционер барахлил. Командир вспотел, его форменная рубашка была расстегнута до пупа.
- Вы сегодня немного нервничаете, господин офицер, - сказал Казуар с отважной игривостью тона, позабыв, что совсем недавно нашел действия Чибиса правильными и осадил выскочку-юриста. - Возможно, хронизация стресса? или нерациональные формы отдыха?
- Стоп! - заорал Шишак, напугав всех. - Виноват, - смутился он. Начальник, вели остановить, я по-быстрому.
- Кнопка под локтем, - сказал Чибис ледяным голосом.
- А, холера! все никак не запомню, - бомж надавил на желтый кружок. Броневик начал торможение. Шишак взобрался на сиденье с ногами и вцепился в ручки пулемета, разворачивая ствол. Группа в молчании созерцала, как тощая задница воина ходила ходуном, покуда хозяин целился. Дина приникла к оконцу и от нетерпения высунула язык.
-Па-ачистим ряды, - пропел Шишак, и пулемет затрясло. Милицейский сержант, покупавший сигареты в ларьке через улицу, внезапно принялся подпрыгивать, вскидывая ноги и размахивая руками. Скоро он упал навзничь, продолжая прыгать лежа в резонанс с поступающими в бока, голову и бедра кусочками свинца. Фуражка валялась невдалеке, и к ней уже подбегал стремительный алый ручеек.
- Опа! - прошептала восторженно Дина и облизнула губы. Прохожие бросились врассыпную - и напрасно, ибо Шишак, полностью удовлетворенный, оставил пулемет в покое. Лицо стрелка раскраснелось, а пуще всего, до иссиня-багрового цвета - уродливый жировик над левой бровью, налитый соком шишак, благодаря которому его обладатель и получил свое прозвище.
Чибис отвернулся. В сотый раз за день он прикрыл глаза и сосчитал до десяти, а после в сотый же раз дал себе слово приложить любые усилия - лишь бы не видеть впредь эти безумные праведные хари. Дать каким-то скотам полномочия мочить милицейские кадры в отместку за совершенно справедливо переломанные ребра... Но он ничего не мог сделать. Шишак был в своем праве и никаких объяснений по поводу выбора объекта расправы давать не собирался. Разрядка подоспела, как ни странно, с подачи Зои Наумовны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9