Устройства, призванные помешать побегу тех, кто пребывал в этом доме, были настолько многочисленными и хитрыми, что считали, что одного часового вполне достаточно. Его обязанности заключались в том, чтобы оставаться бодрствующим и отмечать на висевшей у двери табличке тех, кто входил и выходил.
Он вытянул ноги, перегородив ими половину туннеля, а руки — на половину расстояния до потолка. А затем застыл, когда раздались легкие шаги на лестнице, как раз вне поля зрения.
Он поднялся и обнажил короткий меч.
— Кто там?
— Всего лишь друг. — Голос был женским и принадлежал скорее девушке, чем женщине. Миг спустя в поле зрения появился источник этого голоса.
Ей едва ли могло быть больше семнадцати, но при всем при том она была неплохо сложена. Надетая на ней латаная и замызганная туника прохудилась чуть ли не до дыр, и часовой мог бы побиться об заклад на месячное жалованье, что под ней она ничего не носила. И она определенно ничего не носила ни на ногах, ни на голове, оставив непокрытой массу темно-каштановых волос.
— Друг, говоришь? — Часовой не убрал меч в ножны, но острие опустил.
— Ну та, кто может стать своей со временем.
— Я не видел тебя наверху.
— А когда ты в последний раз был над дверью Имгоса?
Часовой рассмеялся и покачал головой. Девушка улыбнулась.
— Так давно? Тогда не удивительно, что ты меня не видел. Я появилась на кухне всего пять дней назад.
Часовой кивнул. Это объясняло то, что она ему незнакома, а также почему одета словно беглый заключенный. Повара и судомойки в караулке получали голодное жалованье и мстили, предлагая только голодную еду. Часовой помнил рационы получше и на борту кораблей, проведших месяц в море!
— Ну, если у тебя нет лучшего занятия, то не посмотреть ли нам, не сможем ли мы подружиться? — Часовой надеялся, что ей не потребуется иной подстилки, кроме его плаща. Если ей понадобится нечто большее, чем просто подстилка, то прекрасный шанс может ускользнуть…
— Разумеется. — Она бочком проскользнула мимо него, задев его бедром и проведя ему по руке длинными пальцами. Затем она села и сунула руку за пазуху туники. Оттуда появилась маленькая бутылочка. Прозрачное стекло, оно ясно показывало, что в ней содержалось, — марочное огненное вино.
Девушка протянула бутылочку. Когда она это сделала, туника у нее соскользнула сперва с одного плеча, затем с другого. Она медленно сползла к ее грудям, затем ниже их, до талии.
Он был прав. Под туникой она ничего не носила. Он сделал шаг вперед, а затем в голове у него громыхнул гром и сверкнула молния. Его следующий шаг вперед стал бескостным спотыканием, и после этого он ничком упал на пол.
Девушка натянула платье на плечи, вытащила пробку из бутылочки и брызнула несколько капель на часового. Сержант Талуф одолел одним прыжком последние три шага и опустился на колени рядом с часовым. Опытной рукой он забрал с пояса часового ключи и собственный кинжал из угла. Брошенный рукоятью вперед, кинжал уложил часового настолько аккуратно, насколько вообще можно требовать.
— Это напрасная трата хорошего огненного вина, знаешь ли, — заметил Талуф.
— Чем сильнее от него будет разить, тем меньше они будут подозревать, — отрезала Гизела. — Мне б хотелось увидеть его поглубже в навозе.
— Гизела, — раздался голос с лестницы. — Мужчины будут на тебя смотреть, хочешь ты этого или нет, если ты не упрячешь себя в камеру.
Гизела сверкнула зубами в насмешливой улыбке, когда по лестнице спустилась госпожа Ливия. По бокам от нее шли двое бойцов Конана и двое ее собственных, все в туниках и сандалиях Воителей. Замыкал шествие Арфос, в той же одежде, но со значком капитана на поясе и значком целителя на плече туники. На другом плече у него висла на ремне туго набитая кожаная сумка.
— Я, конечно, склоняюсь перед огромным опытом госпожи в таких делах, — отпарировала Гизела.
— Вандар, тебе лучше по крайней мере раз в неделю задавать трепку этой нахалке, пока она не научится говорить повежливее, — заметила Ливия.
Вандар хмыкнул:
— Она скорей всего обойдется со мной так же, как Талуф с часовым.
— Нет, кинжал полетит острием вперед, — возразила Гизела.
— Хватит болтать, — пресек Талуф. Он взял ключ длиной чуть ли не с детскую ручку, вставил его в замок, а затем повернул. Заскрежетал металл, и камень заскреб о камень, лязгнули цепи, и откуда-то издалека снизу долетело еле слышное шипение.
Когда снова воцарилась тишина, дверь в дом Харофа распахнулась. Опустился узкий подъемный мостик, перекидываясь через провал, тянувшийся от одной стены до другой. Опустив взгляд, Талуф увидел, как камень погружается во тьму. Когда он ступил на подъемный мостик, ему подумалось, что он увидел, как далеко внизу в темноте что-то двигается. И понял, что снова услышал то шипение.
Он едва дышал, пока снова не почувствовал под ногами прочный камень. И другие тоже не медлили. Все, кроме Арфоса, который остановился и вгляделся близорукими глазами во тьму.
— Проклятье, Ар… капитан, что ты там высматриваешь, Сокровища Гимли?
— Я пытаюсь разобрать, что за зверь там внизу. Если я буду знать, у меня, возможно, найдется чем его успокоить.
Талуф заставил себя заткнуться. Если Арфос хотел получить разрешение испробовать на змеях сонное зелье, то пусть просит его у капитана Конана. Сержант горячо веровал, что большинство трудностей решает либо холодная сталь, либо быстрота ног, и совсем не веровал, что надо поощрять сумасшедших!
Желудок Конана дошел до точки раздраженного урчания, но, чтобы убавить киммерийцу сил или быстроты, требовалось нечто большее. Поэтому он поднялся с тюфяка и приготовился к любой помощи или угрозе в тот же миг, как услышал за дверью голоса.
Затем он услышал звук, который ни с чем не перепутаешь, — скрежет отмычки в замке.
— Талуф?
— Капитан?
— Здесь.
— Ты прикован?
— Свободен как птица.
— Слава богам.
От этого голоса у Конана прервалось дыхание. Ливия, здесь? Она тоже заключенная или настояла на участии в спасательной операции? Зная Ливию, Конан заподозрил последнее и сомневался, что кто-либо посмел воспротивиться ей.
Лязганье и скрежет умело применяемых отмычек продолжились. Затем они прекратились и сменились проклятиями.
— Этот поганый последний запор, — прорычал Талуф.
— Насколько он велик?
— С палец толщиной.
— У нас мало времени. Отойди. — Конан вздохнул поглубже, нашел на шершавом каменном полу точку опоры для ног, а затем навалился плечом на дверь и толкнул.
Он толкал, пока на лбу и на шее у него не вздулись жилы, а пот полился с него, как вода в мельничном лотке. Но он почувствовал, как что-то поддается, и услышал из-за двери крики.
Он отступил, перевел дух, прислонился спиной к двери и снова толкнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Он вытянул ноги, перегородив ими половину туннеля, а руки — на половину расстояния до потолка. А затем застыл, когда раздались легкие шаги на лестнице, как раз вне поля зрения.
Он поднялся и обнажил короткий меч.
— Кто там?
— Всего лишь друг. — Голос был женским и принадлежал скорее девушке, чем женщине. Миг спустя в поле зрения появился источник этого голоса.
Ей едва ли могло быть больше семнадцати, но при всем при том она была неплохо сложена. Надетая на ней латаная и замызганная туника прохудилась чуть ли не до дыр, и часовой мог бы побиться об заклад на месячное жалованье, что под ней она ничего не носила. И она определенно ничего не носила ни на ногах, ни на голове, оставив непокрытой массу темно-каштановых волос.
— Друг, говоришь? — Часовой не убрал меч в ножны, но острие опустил.
— Ну та, кто может стать своей со временем.
— Я не видел тебя наверху.
— А когда ты в последний раз был над дверью Имгоса?
Часовой рассмеялся и покачал головой. Девушка улыбнулась.
— Так давно? Тогда не удивительно, что ты меня не видел. Я появилась на кухне всего пять дней назад.
Часовой кивнул. Это объясняло то, что она ему незнакома, а также почему одета словно беглый заключенный. Повара и судомойки в караулке получали голодное жалованье и мстили, предлагая только голодную еду. Часовой помнил рационы получше и на борту кораблей, проведших месяц в море!
— Ну, если у тебя нет лучшего занятия, то не посмотреть ли нам, не сможем ли мы подружиться? — Часовой надеялся, что ей не потребуется иной подстилки, кроме его плаща. Если ей понадобится нечто большее, чем просто подстилка, то прекрасный шанс может ускользнуть…
— Разумеется. — Она бочком проскользнула мимо него, задев его бедром и проведя ему по руке длинными пальцами. Затем она села и сунула руку за пазуху туники. Оттуда появилась маленькая бутылочка. Прозрачное стекло, оно ясно показывало, что в ней содержалось, — марочное огненное вино.
Девушка протянула бутылочку. Когда она это сделала, туника у нее соскользнула сперва с одного плеча, затем с другого. Она медленно сползла к ее грудям, затем ниже их, до талии.
Он был прав. Под туникой она ничего не носила. Он сделал шаг вперед, а затем в голове у него громыхнул гром и сверкнула молния. Его следующий шаг вперед стал бескостным спотыканием, и после этого он ничком упал на пол.
Девушка натянула платье на плечи, вытащила пробку из бутылочки и брызнула несколько капель на часового. Сержант Талуф одолел одним прыжком последние три шага и опустился на колени рядом с часовым. Опытной рукой он забрал с пояса часового ключи и собственный кинжал из угла. Брошенный рукоятью вперед, кинжал уложил часового настолько аккуратно, насколько вообще можно требовать.
— Это напрасная трата хорошего огненного вина, знаешь ли, — заметил Талуф.
— Чем сильнее от него будет разить, тем меньше они будут подозревать, — отрезала Гизела. — Мне б хотелось увидеть его поглубже в навозе.
— Гизела, — раздался голос с лестницы. — Мужчины будут на тебя смотреть, хочешь ты этого или нет, если ты не упрячешь себя в камеру.
Гизела сверкнула зубами в насмешливой улыбке, когда по лестнице спустилась госпожа Ливия. По бокам от нее шли двое бойцов Конана и двое ее собственных, все в туниках и сандалиях Воителей. Замыкал шествие Арфос, в той же одежде, но со значком капитана на поясе и значком целителя на плече туники. На другом плече у него висла на ремне туго набитая кожаная сумка.
— Я, конечно, склоняюсь перед огромным опытом госпожи в таких делах, — отпарировала Гизела.
— Вандар, тебе лучше по крайней мере раз в неделю задавать трепку этой нахалке, пока она не научится говорить повежливее, — заметила Ливия.
Вандар хмыкнул:
— Она скорей всего обойдется со мной так же, как Талуф с часовым.
— Нет, кинжал полетит острием вперед, — возразила Гизела.
— Хватит болтать, — пресек Талуф. Он взял ключ длиной чуть ли не с детскую ручку, вставил его в замок, а затем повернул. Заскрежетал металл, и камень заскреб о камень, лязгнули цепи, и откуда-то издалека снизу долетело еле слышное шипение.
Когда снова воцарилась тишина, дверь в дом Харофа распахнулась. Опустился узкий подъемный мостик, перекидываясь через провал, тянувшийся от одной стены до другой. Опустив взгляд, Талуф увидел, как камень погружается во тьму. Когда он ступил на подъемный мостик, ему подумалось, что он увидел, как далеко внизу в темноте что-то двигается. И понял, что снова услышал то шипение.
Он едва дышал, пока снова не почувствовал под ногами прочный камень. И другие тоже не медлили. Все, кроме Арфоса, который остановился и вгляделся близорукими глазами во тьму.
— Проклятье, Ар… капитан, что ты там высматриваешь, Сокровища Гимли?
— Я пытаюсь разобрать, что за зверь там внизу. Если я буду знать, у меня, возможно, найдется чем его успокоить.
Талуф заставил себя заткнуться. Если Арфос хотел получить разрешение испробовать на змеях сонное зелье, то пусть просит его у капитана Конана. Сержант горячо веровал, что большинство трудностей решает либо холодная сталь, либо быстрота ног, и совсем не веровал, что надо поощрять сумасшедших!
Желудок Конана дошел до точки раздраженного урчания, но, чтобы убавить киммерийцу сил или быстроты, требовалось нечто большее. Поэтому он поднялся с тюфяка и приготовился к любой помощи или угрозе в тот же миг, как услышал за дверью голоса.
Затем он услышал звук, который ни с чем не перепутаешь, — скрежет отмычки в замке.
— Талуф?
— Капитан?
— Здесь.
— Ты прикован?
— Свободен как птица.
— Слава богам.
От этого голоса у Конана прервалось дыхание. Ливия, здесь? Она тоже заключенная или настояла на участии в спасательной операции? Зная Ливию, Конан заподозрил последнее и сомневался, что кто-либо посмел воспротивиться ей.
Лязганье и скрежет умело применяемых отмычек продолжились. Затем они прекратились и сменились проклятиями.
— Этот поганый последний запор, — прорычал Талуф.
— Насколько он велик?
— С палец толщиной.
— У нас мало времени. Отойди. — Конан вздохнул поглубже, нашел на шершавом каменном полу точку опоры для ног, а затем навалился плечом на дверь и толкнул.
Он толкал, пока на лбу и на шее у него не вздулись жилы, а пот полился с него, как вода в мельничном лотке. Но он почувствовал, как что-то поддается, и услышал из-за двери крики.
Он отступил, перевел дух, прислонился спиной к двери и снова толкнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66