До этого она не казалась мне такой хорошенькой, но теперь… Автомобиль продолжал настойчиво реветь. Я собрал свои вещи и заковылял к машине, прихрамывая сильнее, чем следовало бы.
– Спасибо, спасибо, – донеслось мне вслед, – большое спасибо.
Киб давно уже обогнал меня, его короткие, как у Микки Мауса, лапки мелькали по песку быстрее обычного. Дойдя почти до вершины дюны, я обернулся и помахал ей рукой. Это было глупо – я всегда с отвращением относился к подобным штукам. Затем я дохромал до вершины и спустился по другой стороне.
– Ну, ты чертовски опоздал сегодня, – сердито заворчал Блю, но потом, заметив, что у меня вся нога в крови (подъем на гору снова вызвал кровотечение), воскликнул: – Слушай, уж не нарвался ли ты на акулу?
– Нет, это Кибер. – Я с удовольствием вступил на стезю вранья.
Блю уже уселся за руль и ожидал, пока я натяну брюки и рубашку.
– Что? – почти выкрикнул он.
– Да-да, Кибер, – повторил я. – Пригляди-ка получше за этой дикой тварью, – предупредил я, когда собака устраивалась рядом с ним. Блю отодвинулся подальше.
– Кибер, сзади! – крикнул я, подражая голосу полковника.
Собака прижалась к сиденью и замерла, словно ее разорвали на части, а не просто поранили кое-где шкурку.
– Неужели этот паршивый ублюдок все-таки решился тебя цапнуть? – не унимался Блю.
– Да, представь себе, – сказал я, но, увидев укоряющий взгляд собаки, добавил: – Ему вообще-то не хотелось этого делать, но он накинулся на берегу на какую-то собаку, я попытался его оттащить, он пришел в ярость и вцепился мне в лодыжку.
– Вот это да! – Блю закурил сигарету и предложил мне. – Трудно поверить, что он на такое способен. А что скажет полковник?
– Не знаю, но я скажу, что пес бывает опасен.
Блю вдруг начал хохотать.
С грехом пополам я доковылял до лагеря и рассказал о недостойном поведении Киба. Полковник, конечно, мне не поверил, но я показал ему раны, полученные при исполнении служебных обязанностей. Трудно сказать, кто из нас первым пошел к врачу, однако мою лодыжку осмотрели и мне вкатили соответствующую дозу инъекции от столбняка раньше, чем наложили шов на шею Киба. Когда все это закончилось, меня препроводили в кабинет полковника, и начался допрос.
– Итак, вы утверждаете, что Кибер напал на чужую собаку? – загремел полковник, словно командовал на плацу.
– Так точно, сэр.
– А как вела себя та собака?
– Она бегала по берегу Уэйлера, а Киб, прежде чем я успел что-либо сообразить, перемахнул через дамбу и налетел на нее. Я быстро, как только позволяла моя нога, припустил за ним, но собаки уже сцепились. Я стал оттаскивать Киба, и тогда он бросился на меня.
Лгать мне всегда было трудно. Ведь в большинстве случаев лгут, желая пощадить чьи-то чувства, а я никогда не понимал, зачем мне нужно щадить чьи-либо чувства. Нравится – не нравится, а пусть мирятся с этим. Но на этот раз я врал с удовольствием.
Полковник тяжело вздохнул (или он начал задыхаться?).
– Что-то я не верю в это! – сказал он.
– Конечно, Киб не очень похож на забияку, – согласился я.
– Кибер не может драться, ведь он – охотничья собака! – закричал полковник, багровея.
– Возможно, сэр, но сегодня именно он учинил драку, и, по-моему, его следует пристрелить.
Лицо полковника стало краснее вареного рака, в углах рта показалась пена. У меня больше не оставалось сомнений, что он вот-вот задохнется.
– Вы собираетесь подать об этом рапорт?
– Да, сэр. Я хочу сделать это немедленно, пока все детали еще свежи в моей памяти.
Я имел в виду, что хочу сделать это раньше, чем забуду подробности состряпанной мною истории. И вот вскоре появился угреватый секретарь полковника, накрахмаленный и наглаженный, словно только что сошел с плаката, призывающего вступить в армию, и записал мой рассказ. Он чуть было не свалился со стула, когда я потребовал дать мне копию этой записи. Он пробормотал, что это нечто новое, необычное в его практике.
– Необычность заключается лишь в том, – сказал я, – что в этом лагере держат собак, которым дозволено кусать новобранца. Копия мне нужна на случай, если дело будет иметь последствия.
Мое поведение привело их в полнейшее замешательство. Никто, не говоря уж о полковнике, не верил, будто меня укусил Кибер. Но что им оставалось делать?
Все смеялись до упаду, не понимая, какого черта мне понадобилось выдавать за правду заведомое вранье. А бедняга песик воспылал ко мне любовью, видимо считая меня своим спасителем. Я пустил в ход банальную шутку насчет того, что ему, очевидно, пришлась по вкусу моя нога и он надеется отведать когда-нибудь голени, где мяса побольше, чем на лодыжке.
Врачу было дано указание продлить курс моего лечения на море. Предполагалось, что и Киб будет сопровождать меня, но пес трусливо отказался от этого удовольствия. Завидя, что я собираюсь садиться в джип, он с такой же быстротой, с какой его афганские предки носились по азиатским пустыням, бросался в квартиру полковника и забивался под кровать. Я чувствовал себя преступником, ожидающим разоблачения со стороны своей жертвы, но полковнику понравилась идея изобразить свою собаку свирепым людоедом, и он вовсе не хотел расставаться с этим мифом.
Одно только омрачало его настроение – страх, что я заболею столбняком. Вина тогда падет на его собаку, а армейский устав ему никак не поможет – насколько я знаю, по этому поводу там нет ни строчки. Итак, я должен продолжать лечение у моря и избавлен от общества Киба – об этом я мог бы пожалеть, если бы не новые события в моей жизни.
Кстати, хромаю я вовсе не из каких-то стратегических соображений. Врач сказал, что зубы Киба, видимо, порвали сухожилия, еще раньше растянутые в результате моего падения с каната.
– Получить укус от собаки полковника – куда лучше, чем получить медаль, – изрек Блю.
Не знаю, не знаю. Во всяком случае, это выгоднее.
Блю очень часто оказывается прав, Д. Д., но главное, что я извлек из этой истории с укусом, – это возможность бывать на морском берегу. Когда я в первый раз после перерыва взобрался на вершину дюны, сердце у меня чуть не выпрыгнуло из груди от счастья, ибо я увидел в бухте темные фигурки. Я решил тщательно соблюдать границу, разделся в самом дальнем углу, вошел в воду и, сдержанно поприветствовав старых знакомых, начал плавать взад-вперед. Я старался не приближаться к дамбе ближе, чем на пять метров. Но когда я снова подплыл к ней, старший из мальчуганов уже поджидал меня.
– Занни спрашивает, почему вы не хотите переплыть к нам в Блюдце? – обратился он ко мне. – Там ведь лучше.
Она была права. В Блюдце (так они называли свою бухточку, потому что она была очень мала) каменистое дно, вода чистая, волны, разбиваясь о скалы, отливают цветом имбирного пива. Я чувствовал себя очень глупо, когда перешел в него вброд вслед за мальчуганом и остановился, глядя на Занни, скрытую по самые плечи в воде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
– Спасибо, спасибо, – донеслось мне вслед, – большое спасибо.
Киб давно уже обогнал меня, его короткие, как у Микки Мауса, лапки мелькали по песку быстрее обычного. Дойдя почти до вершины дюны, я обернулся и помахал ей рукой. Это было глупо – я всегда с отвращением относился к подобным штукам. Затем я дохромал до вершины и спустился по другой стороне.
– Ну, ты чертовски опоздал сегодня, – сердито заворчал Блю, но потом, заметив, что у меня вся нога в крови (подъем на гору снова вызвал кровотечение), воскликнул: – Слушай, уж не нарвался ли ты на акулу?
– Нет, это Кибер. – Я с удовольствием вступил на стезю вранья.
Блю уже уселся за руль и ожидал, пока я натяну брюки и рубашку.
– Что? – почти выкрикнул он.
– Да-да, Кибер, – повторил я. – Пригляди-ка получше за этой дикой тварью, – предупредил я, когда собака устраивалась рядом с ним. Блю отодвинулся подальше.
– Кибер, сзади! – крикнул я, подражая голосу полковника.
Собака прижалась к сиденью и замерла, словно ее разорвали на части, а не просто поранили кое-где шкурку.
– Неужели этот паршивый ублюдок все-таки решился тебя цапнуть? – не унимался Блю.
– Да, представь себе, – сказал я, но, увидев укоряющий взгляд собаки, добавил: – Ему вообще-то не хотелось этого делать, но он накинулся на берегу на какую-то собаку, я попытался его оттащить, он пришел в ярость и вцепился мне в лодыжку.
– Вот это да! – Блю закурил сигарету и предложил мне. – Трудно поверить, что он на такое способен. А что скажет полковник?
– Не знаю, но я скажу, что пес бывает опасен.
Блю вдруг начал хохотать.
С грехом пополам я доковылял до лагеря и рассказал о недостойном поведении Киба. Полковник, конечно, мне не поверил, но я показал ему раны, полученные при исполнении служебных обязанностей. Трудно сказать, кто из нас первым пошел к врачу, однако мою лодыжку осмотрели и мне вкатили соответствующую дозу инъекции от столбняка раньше, чем наложили шов на шею Киба. Когда все это закончилось, меня препроводили в кабинет полковника, и начался допрос.
– Итак, вы утверждаете, что Кибер напал на чужую собаку? – загремел полковник, словно командовал на плацу.
– Так точно, сэр.
– А как вела себя та собака?
– Она бегала по берегу Уэйлера, а Киб, прежде чем я успел что-либо сообразить, перемахнул через дамбу и налетел на нее. Я быстро, как только позволяла моя нога, припустил за ним, но собаки уже сцепились. Я стал оттаскивать Киба, и тогда он бросился на меня.
Лгать мне всегда было трудно. Ведь в большинстве случаев лгут, желая пощадить чьи-то чувства, а я никогда не понимал, зачем мне нужно щадить чьи-либо чувства. Нравится – не нравится, а пусть мирятся с этим. Но на этот раз я врал с удовольствием.
Полковник тяжело вздохнул (или он начал задыхаться?).
– Что-то я не верю в это! – сказал он.
– Конечно, Киб не очень похож на забияку, – согласился я.
– Кибер не может драться, ведь он – охотничья собака! – закричал полковник, багровея.
– Возможно, сэр, но сегодня именно он учинил драку, и, по-моему, его следует пристрелить.
Лицо полковника стало краснее вареного рака, в углах рта показалась пена. У меня больше не оставалось сомнений, что он вот-вот задохнется.
– Вы собираетесь подать об этом рапорт?
– Да, сэр. Я хочу сделать это немедленно, пока все детали еще свежи в моей памяти.
Я имел в виду, что хочу сделать это раньше, чем забуду подробности состряпанной мною истории. И вот вскоре появился угреватый секретарь полковника, накрахмаленный и наглаженный, словно только что сошел с плаката, призывающего вступить в армию, и записал мой рассказ. Он чуть было не свалился со стула, когда я потребовал дать мне копию этой записи. Он пробормотал, что это нечто новое, необычное в его практике.
– Необычность заключается лишь в том, – сказал я, – что в этом лагере держат собак, которым дозволено кусать новобранца. Копия мне нужна на случай, если дело будет иметь последствия.
Мое поведение привело их в полнейшее замешательство. Никто, не говоря уж о полковнике, не верил, будто меня укусил Кибер. Но что им оставалось делать?
Все смеялись до упаду, не понимая, какого черта мне понадобилось выдавать за правду заведомое вранье. А бедняга песик воспылал ко мне любовью, видимо считая меня своим спасителем. Я пустил в ход банальную шутку насчет того, что ему, очевидно, пришлась по вкусу моя нога и он надеется отведать когда-нибудь голени, где мяса побольше, чем на лодыжке.
Врачу было дано указание продлить курс моего лечения на море. Предполагалось, что и Киб будет сопровождать меня, но пес трусливо отказался от этого удовольствия. Завидя, что я собираюсь садиться в джип, он с такой же быстротой, с какой его афганские предки носились по азиатским пустыням, бросался в квартиру полковника и забивался под кровать. Я чувствовал себя преступником, ожидающим разоблачения со стороны своей жертвы, но полковнику понравилась идея изобразить свою собаку свирепым людоедом, и он вовсе не хотел расставаться с этим мифом.
Одно только омрачало его настроение – страх, что я заболею столбняком. Вина тогда падет на его собаку, а армейский устав ему никак не поможет – насколько я знаю, по этому поводу там нет ни строчки. Итак, я должен продолжать лечение у моря и избавлен от общества Киба – об этом я мог бы пожалеть, если бы не новые события в моей жизни.
Кстати, хромаю я вовсе не из каких-то стратегических соображений. Врач сказал, что зубы Киба, видимо, порвали сухожилия, еще раньше растянутые в результате моего падения с каната.
– Получить укус от собаки полковника – куда лучше, чем получить медаль, – изрек Блю.
Не знаю, не знаю. Во всяком случае, это выгоднее.
Блю очень часто оказывается прав, Д. Д., но главное, что я извлек из этой истории с укусом, – это возможность бывать на морском берегу. Когда я в первый раз после перерыва взобрался на вершину дюны, сердце у меня чуть не выпрыгнуло из груди от счастья, ибо я увидел в бухте темные фигурки. Я решил тщательно соблюдать границу, разделся в самом дальнем углу, вошел в воду и, сдержанно поприветствовав старых знакомых, начал плавать взад-вперед. Я старался не приближаться к дамбе ближе, чем на пять метров. Но когда я снова подплыл к ней, старший из мальчуганов уже поджидал меня.
– Занни спрашивает, почему вы не хотите переплыть к нам в Блюдце? – обратился он ко мне. – Там ведь лучше.
Она была права. В Блюдце (так они называли свою бухточку, потому что она была очень мала) каменистое дно, вода чистая, волны, разбиваясь о скалы, отливают цветом имбирного пива. Я чувствовал себя очень глупо, когда перешел в него вброд вслед за мальчуганом и остановился, глядя на Занни, скрытую по самые плечи в воде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68