О твоем гениальном умении идти только вперед, не жалея ни о чем. О твоей феноменальной вере в то, что ты движешься куда-то: «достигаешь совершенства в…», «теряешь интерес к…» и переходишь на следующий этап. Но ведь это обман. На самом-то деле всю свою жизнь люди топчутся на одном и том же месте!
— Я не вижу никакого смысла в теоретических рассуждениях. Мне просто осточертело постоянно находиться среди людей, быть частью группы. Я не могла больше оставаться в этом замкнутом пространстве, вбирающем в себя все новые и новые человеческие ресурсы только для того, чтобы раздавить и обезличить их. Эта омерзительная система больше всего напоминает тайное сообщество полоумных заговорщиков. Некоторое время мне казалось, что все чудесно, все дозволено и можно ничего не бояться. Даже смерти. Я чувствовала себя как в сказке и днем, и ночью. Но когда это время прошло, в одну секунду мне все опостылело… Ты катался когда-нибудь на американских горках?
— О чем это ты? Не был я ни на каких горках.
— Все садятся в вагончики, которые въезжают на высокую гору. Представь себе, на фоне заката, с дикой высоты по крутым петлям аттракциона несутся маленькие вагончики. Люди, сидящие в них, на какое-то мгновение становятся единым целым. Они орут от страха. Ты видел когда-нибудь, чтобы японцы орали? — а они визжат, не переставая. Они чувствуют, что не зря ехали в Диснейленд. Им радостно от того, что в этот погожий день они прокатились на американских горках. А с другой стороны, им грустно. Они знают, что этот день уже никогда не повторится. Они знают, что больше никогда не увидят тех, с кем в течение нескольких страшных мгновений неслись вниз на бешеной скорости. Их счастье, их единение длилось всего лишь три минуты.
— Ну и что?
— Вот так и наша компания: ощущение счастья и единения прошло, и все стало невыносимым. Видимо, я просто перенапряглась. — Я продолжала развивать свою мысль, хотя чувствовала, что чем больше я говорю, тем меньше он понимает. Мне не слишком важно было — поймет он меня или нет, но рассказывала я доходчиво, в лучших традициях художественной литературы. Не могу сказать, чтобы я лгала, хотя и всей правды не сказала…
Пришло время, и, как созревший плод падает с ветки, я оставила свою прежнюю компанию. Теперь я удалялась от нее, подобно речной воде, несущейся неизвестно куда. И в моей реальности не было места теоретическим рассуждениям.
Зачем же я пытаюсь объяснить ему, что со мной происходит?
Не иначе как во имя того уважения, которое я когда-то испытывала к этому человеку. В память о былой привязанности.
— Ты разве себя не помнишь? — спросил он. — Ты была неотразима. Я восторгался тобой, боялся тебя. Не раз мне казалось, что ты просто сумасшедшая. Мне казалось, что ты самая неистовая во всем мире. Способная пожрать всех и вся. После тебя я много кого встречал и много о чем слышал. Но, видимо, существует какая-то граница, которую мы не в состоянии перейти. Ни в ком я не находил твою безумную искренность. Ты думаешь, после свадьбы тебе удастся забыть эту страсть?
«В этом-то вся разница. Я не знаю, как тебе, но лично мне надоело. Я устала от бессмысленного мельтешения. Кончилось то время, когда я, как девочка, не спала ночами оттого, что мне хотелось получить то-то и то-то или сделать так-то и так-то.
Скорее всего, у нас просто разный порог насыщения. Ты, похоже, не против хоть всю жизнь по выходным трахаться с этими придурками. А меня достало». — Я не находила подходящих слов, чтобы более или менее пристойно выразить эту мысль, поэтому промолчала. Кроме того, мне не хотелось обсуждать с ним заключенный в этой мысли намек на «дискриминацию» и «гениальность».
Он живет как живет. Наслаждается тем, что предоставляет ему его окружение. Только вот с годами его жизнь начнет рушиться, и все явственней будет проступать наследство, оставленное буйной молодостью, — странности в поведении и в способе общения.
— Знаешь, дорогуша, — второй раз за время беседы он назвал меня дорогушей, — именно про тебя я никогда бы не сказал, что ты оставишь свои излюбленные забавы и выйдешь замуж. Твой муж, наверное, классный парень. И, судя по всему, он создаст тебе прекрасные условия.
После болезни, когда я прервала отношения с прежней компанией и только-только начала работать в своей фирме, меня не покидало странное ощущение. Скорее всего, оно было связано с нервным истощением. Мне казалось, что у меня подергивается щека каждый раз, когда я пыталась что-нибудь сказать. Это чувство усиливалось, если я была усталой, раздраженной или взволнованной. Так продолжалось полгода.
Половое влечение похоже на чувство голода. Если обожраться до полуобморока, то заболеешь. И точно так же, если переборщить с сексом, в дальнейшем не избежать неприятных последствий.
Но постепенно я вошла в колею. Сексом занималась не больше, чем обычные люди. Ходила, как все, на работу, обедала с подружками, покупала одежду. Ночью спала и просыпалась, как положено, утром. Кожа моя стала нежной, упругой. На меня перестали накатывать приступы безумного желания. И я наконец осознала, что, кроме секса, в мире есть немало прекрасных и увлекательных вещей. К. все это время неизменно продолжал встречаться со своими старыми знакомыми и в стотысячный раз проделывал то же самое, что делал каждые выходные.
Меня передернуло от этой мысли. Все-таки хорошо, что я — это я. Хорошо, что мне удалось вовремя с этим завязать. Должно быть, Бог и вправду есть. И когда наступает опасный момент, он дает нам знать об опасности.
Прощаясь, мы сказали друг другу «до встречи». Но я подумала, что вряд ли мы еще когда-нибудь встретимся. Ну разве что случайно столкнемся в кафе.
«А ведь я тебя так любила…» Стояла поздняя осень. Я шла в одиночестве по старой усталой улочке. Ветер раздувал полы моего пальто. Вокруг царила мертвая тишина, тени домов росли, становясь все темней, и мне казалось, что никогда больше не взойдет солнце.
«Твое тело, доказывая в очередной раз грустную истину, что человек есть всего лишь человек, отвергало одних и всеми силами желало других. Ты был обворожителен, на тебя было не жаль тра-I тить время.
Если бы ты был чуть более ласковым и чуть менее усталым. Если бы ты не наговорил мне грубостей. Если бы ты просто вспомнил со мной те времена… Поддавшись ностальгии, я, наверное, уже ехала бы с тобой черт знает куда. Мы бы заночевали где-нибудь вместе и, как в былые времена, загудели на месяц-два, не разлучаясь, не выходя из комнаты, забыв обо всем на свете. Даже если бы мне пришлось для этого пожертвовать своим замужеством…
Но ты не сумел понять мои чувства. На протяжении всей нашей встречи ты вел себя, сам того не замечая, как одинокий, жалкий щенок, которого выгнали из дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
— Я не вижу никакого смысла в теоретических рассуждениях. Мне просто осточертело постоянно находиться среди людей, быть частью группы. Я не могла больше оставаться в этом замкнутом пространстве, вбирающем в себя все новые и новые человеческие ресурсы только для того, чтобы раздавить и обезличить их. Эта омерзительная система больше всего напоминает тайное сообщество полоумных заговорщиков. Некоторое время мне казалось, что все чудесно, все дозволено и можно ничего не бояться. Даже смерти. Я чувствовала себя как в сказке и днем, и ночью. Но когда это время прошло, в одну секунду мне все опостылело… Ты катался когда-нибудь на американских горках?
— О чем это ты? Не был я ни на каких горках.
— Все садятся в вагончики, которые въезжают на высокую гору. Представь себе, на фоне заката, с дикой высоты по крутым петлям аттракциона несутся маленькие вагончики. Люди, сидящие в них, на какое-то мгновение становятся единым целым. Они орут от страха. Ты видел когда-нибудь, чтобы японцы орали? — а они визжат, не переставая. Они чувствуют, что не зря ехали в Диснейленд. Им радостно от того, что в этот погожий день они прокатились на американских горках. А с другой стороны, им грустно. Они знают, что этот день уже никогда не повторится. Они знают, что больше никогда не увидят тех, с кем в течение нескольких страшных мгновений неслись вниз на бешеной скорости. Их счастье, их единение длилось всего лишь три минуты.
— Ну и что?
— Вот так и наша компания: ощущение счастья и единения прошло, и все стало невыносимым. Видимо, я просто перенапряглась. — Я продолжала развивать свою мысль, хотя чувствовала, что чем больше я говорю, тем меньше он понимает. Мне не слишком важно было — поймет он меня или нет, но рассказывала я доходчиво, в лучших традициях художественной литературы. Не могу сказать, чтобы я лгала, хотя и всей правды не сказала…
Пришло время, и, как созревший плод падает с ветки, я оставила свою прежнюю компанию. Теперь я удалялась от нее, подобно речной воде, несущейся неизвестно куда. И в моей реальности не было места теоретическим рассуждениям.
Зачем же я пытаюсь объяснить ему, что со мной происходит?
Не иначе как во имя того уважения, которое я когда-то испытывала к этому человеку. В память о былой привязанности.
— Ты разве себя не помнишь? — спросил он. — Ты была неотразима. Я восторгался тобой, боялся тебя. Не раз мне казалось, что ты просто сумасшедшая. Мне казалось, что ты самая неистовая во всем мире. Способная пожрать всех и вся. После тебя я много кого встречал и много о чем слышал. Но, видимо, существует какая-то граница, которую мы не в состоянии перейти. Ни в ком я не находил твою безумную искренность. Ты думаешь, после свадьбы тебе удастся забыть эту страсть?
«В этом-то вся разница. Я не знаю, как тебе, но лично мне надоело. Я устала от бессмысленного мельтешения. Кончилось то время, когда я, как девочка, не спала ночами оттого, что мне хотелось получить то-то и то-то или сделать так-то и так-то.
Скорее всего, у нас просто разный порог насыщения. Ты, похоже, не против хоть всю жизнь по выходным трахаться с этими придурками. А меня достало». — Я не находила подходящих слов, чтобы более или менее пристойно выразить эту мысль, поэтому промолчала. Кроме того, мне не хотелось обсуждать с ним заключенный в этой мысли намек на «дискриминацию» и «гениальность».
Он живет как живет. Наслаждается тем, что предоставляет ему его окружение. Только вот с годами его жизнь начнет рушиться, и все явственней будет проступать наследство, оставленное буйной молодостью, — странности в поведении и в способе общения.
— Знаешь, дорогуша, — второй раз за время беседы он назвал меня дорогушей, — именно про тебя я никогда бы не сказал, что ты оставишь свои излюбленные забавы и выйдешь замуж. Твой муж, наверное, классный парень. И, судя по всему, он создаст тебе прекрасные условия.
После болезни, когда я прервала отношения с прежней компанией и только-только начала работать в своей фирме, меня не покидало странное ощущение. Скорее всего, оно было связано с нервным истощением. Мне казалось, что у меня подергивается щека каждый раз, когда я пыталась что-нибудь сказать. Это чувство усиливалось, если я была усталой, раздраженной или взволнованной. Так продолжалось полгода.
Половое влечение похоже на чувство голода. Если обожраться до полуобморока, то заболеешь. И точно так же, если переборщить с сексом, в дальнейшем не избежать неприятных последствий.
Но постепенно я вошла в колею. Сексом занималась не больше, чем обычные люди. Ходила, как все, на работу, обедала с подружками, покупала одежду. Ночью спала и просыпалась, как положено, утром. Кожа моя стала нежной, упругой. На меня перестали накатывать приступы безумного желания. И я наконец осознала, что, кроме секса, в мире есть немало прекрасных и увлекательных вещей. К. все это время неизменно продолжал встречаться со своими старыми знакомыми и в стотысячный раз проделывал то же самое, что делал каждые выходные.
Меня передернуло от этой мысли. Все-таки хорошо, что я — это я. Хорошо, что мне удалось вовремя с этим завязать. Должно быть, Бог и вправду есть. И когда наступает опасный момент, он дает нам знать об опасности.
Прощаясь, мы сказали друг другу «до встречи». Но я подумала, что вряд ли мы еще когда-нибудь встретимся. Ну разве что случайно столкнемся в кафе.
«А ведь я тебя так любила…» Стояла поздняя осень. Я шла в одиночестве по старой усталой улочке. Ветер раздувал полы моего пальто. Вокруг царила мертвая тишина, тени домов росли, становясь все темней, и мне казалось, что никогда больше не взойдет солнце.
«Твое тело, доказывая в очередной раз грустную истину, что человек есть всего лишь человек, отвергало одних и всеми силами желало других. Ты был обворожителен, на тебя было не жаль тра-I тить время.
Если бы ты был чуть более ласковым и чуть менее усталым. Если бы ты не наговорил мне грубостей. Если бы ты просто вспомнил со мной те времена… Поддавшись ностальгии, я, наверное, уже ехала бы с тобой черт знает куда. Мы бы заночевали где-нибудь вместе и, как в былые времена, загудели на месяц-два, не разлучаясь, не выходя из комнаты, забыв обо всем на свете. Даже если бы мне пришлось для этого пожертвовать своим замужеством…
Но ты не сумел понять мои чувства. На протяжении всей нашей встречи ты вел себя, сам того не замечая, как одинокий, жалкий щенок, которого выгнали из дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10