— Пошли с нами, — говорю я Шнурову.
— Поцелуй меня — пойду! — весело предложил Шнуров.
— Значит, не пойдёшь
— Поцелуешь — пойду! Почувствовав в этом какой-то подвох, я
отказалась.
Через неделю мне прислал письмо приятель Вася из Питера. «Тут в газете напечатали фотографию — ты со Шнуровым. Обнимаетесь. Ты с ним встречаешься????»
И вот сейчас я оставила в Екатеринбурге друзей и беременную крысу (которая родила четырнадцать детей, как только я села в самолёт) и полетела в Питер. Из зимы в осень. К Шнуру, к Шнуру.
Встреча со Шнуровым состоялась в пабе. Не помню название. Но я три месяца жила в Лондоне, и атмосфера вокруг была до боли знакомая, как дома.
Поднимаюсь на второй этаж. Шнуров с девушкой. Обедают. Девушка красивая, с белой кожей и белыми волосами. Посмотрела на меня, как собака Баскервилей. Я могу прекрасно её понять. Когда приходят журналисты (в данном случае я) и не дают пожрать спокойно твоему мужику, хочется засунуть им их диктофоны прямо в зад. Или воткнуть в каждый глаз по вилке. А тут просто посмотрела.
Шнуров встаёт, здоровается. Трясёт ручку. Не целует.
Живота у него нет. Точнее, он есть, но не свисает, как раньше. Борода. Тонкие белые ручки. Не руки, а почему-то ручки. Кулак на футболке. Мы отсаживаемся от девушки за другой стол. Я сижу к ней спиной. Шнуров — лицом. Он смотрит мимо меня.
— Вообще-то, — говорю я, — сначала я хотела Новикова. Но он отказался.
— А почему он отказался
— А фиг знает. Он сказал, что я безнравственная девушка, а он колокола льёт.
— Что-что он любит — не расслышал Шнур. Говорят, у уральцев плохая дикция. Ничего не понятно. Это наглая ложь. Мы прекрасно живём и все друг друга понимаем. Но бестолковые столичные жители часто нас не понимают. Приходится париться — говорить внятно. Я откашливаюсь.
— Да не любит, говорю, он, а колокола льет, потому что такой нравственный. Короче, первый вопрос, который я ему хотела задать, тебе задаю про тюрьму. Ты про тюрьму знаешь что-нибудь
— Ну, я там был — в тюрьме — снимался в кино два дня, на зоне строгого режима. Четыре, пардон.
— С полным проникновением
— Ну да, с погружением в атмосферу, ничего так.
— Страшно
— Страшно, дико.
— Двери железные
— Нет. То есть и двери железные, но вообще небо низкое — давит.
— В тюрьме тех, кто с девками занимается оральным сексом, сразу отправляют к голубым, это так — делюсь я своими познаниями.
— Ну, на самом деле… Это называется «дельфин», по-моему. Те, кто лижут, называются «дельфинами», — в свою очередь делится познаниями Шнур.
Я такого ни разу не слышала. Почему дельфины? Дельфины гладкие, блестящие, стрекочут и ныряют. Может, как раз оттого, что ныряют в неизведанные глубины женского организма
— Ну и?
— Я не знаю, как же выпытать-то, лизал или не лизал?
— Ну вот пришлёт тебе девушка письмо «Дорогой, возвращайся скорей, я не могу забыть, как ты меня лизал ТАМ». Письмо прочтут и отправят тебя к дырявым. Может быть такое?
— Слушай, я таких подробностей не знаю. Дело в том, что тюрьма тюрьме рознь. В каждой тюрьме свои законы. Мне кажется, что это будет какой-то частный случай, не общее правило, — напрягается Шнуров.
— И что бы ты стал делать с этим частным случаем?
— Я не знаю. В несознанку, конечно. Что остается делать? В глухую несознанку.
— А вот у Довлатова написано, я не помню точно, ну, примерно «Посреди камеры стояла параша, и я туда не мог поссать при всех. Так выяснилось, что я интеллигент». Так вот, интеллигент ли ты?
Шнура не интересует, интеллигент он или так. Шнур задается более практическим вопросом
— В таком случае, куда же он ссал?
— Видимо, как-то выдавливал, — это я, конечно, хуйню спорола. Непонятно, что значит выдавливал. Шнур тоже не понял.
— В смысле, выдавливал?
— Ему, наверное, стрёмно было.
— Ну, это ж невозможно. А когда тогда он ссал?
— Ну, видимо, обливался там слезами, а когда все заснули, он так тихонько, тихой сапой…
— Я бы, наверное, не стремался.
— Значит, не интеллигент, — мне почему-то важно выяснить этот вопрос. Хотя, признаться, я сама не твердо знаю, что такое интеллигент. Но понимаю, как на этот вопрос ответил бы певец Новиков. Он бы сказал, что в интеллигенте важна чистая душа и колокола, а не куда ссать.
— А что ты понимаешь под словом «интеллигент»?
— Интеллигент — это человек, зарабатывающий умственным трудом на жизнь. Всё. Если ты головой зарабатываешь — ты интеллигент, а все эти нравственные категории, по-моему, чушь собачья.
— А с верой в Бога как у тебя?
— Сложно, как у всех.
— Крещеный?
— Ну, конечно.
— Насильно бабушкой или сам?
— Ну, не знаю, раньше всех крестили.
— Когда это?
— В Советском Союзе. Раньше нравственность была выше как только маленький рождается — сразу в церковь, вперед.
— И что? Веришь?
— Ну, видишь, с трудом. Когда-то верю, когда-то не верю, в разные моменты по-разному. Когда-то склоняюсь к буддизму, когда-то мне кажется, что все это призрачно, иногда кажется, что все настоящее — это нижний мир, корни мира. Когда-то мне кажется, что вообще ничего нет, что все мы просто маленькие зомби, которые снимают свой фильм.
— С какой периодичностью тебе это все кажется?
— Да если б я знал. Я же не компьютер, который работает по схемам.
— Ну, например, раз в несколько месяцев склоняешься к буддизму…
— Нет. Я месяцами не живу, я гораздо быстрее меняюсь. Месяцами, годами — это не про меня.
— Как-то идем с подругой по улице (мы некрещеные обе) несколько лет назад, и она говорит «Бога нет, потому что его никто не видит, а Ковш (Медведицу) все видят, значит, он есть». С тех пор у нее, как только что-то случается «Это Ковш». Или «Ковш так не хочет». У тебя нет такого чего-нибудь, языческого?
— Дело в том, что, когда говорят «Бога нет», сразу хочется спросить «Koгo-кого? Кого вы имели в виду? Кого же нет?» Определяя Бога, ты определяешь его существование. У меня папа некрещеный, а может, и крещеный уже, не знаю.
— Многие там ничего не соблюдают…
— Я постился раньше, были времена.
— Яйца, молоко, мясо не есть, да
— Да-да, рыбный день, четверг ждешь. Нормально, во время поста, в четверг, можешь совершенно спокойно рыбу хрумсать. Если не страстная неделя.
Ковш нам с Волковой позволяет есть всё. И иногда зря. Потому что Волкова иногда не прочь поститься — в смысле сидеть на диете. Пирожков с мясом не есть, майонез на бутерброды не намазывать — и быть стройной, как жердинка. С разлетающимися белыми волосами и проколотым пупком. Мечта, а не женщина.
Но я бы так не смогла. Есть только кашки и морковку. И трахаться нельзя к тому же.
— А женатый ты был, нет?
— Конечно.
— А венчался?
— Конечно.
— И сколько раз?
— Ну, пока один. Я попробовал, сначала же надо на себе все попробовать.
— А это когда было?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10