И Зарудин с острым удовольствием почувствовал, что эта девушка, которую он бессознательно считал выше себя и которую инстинктивно боялся даже в минуты сладострастных ласк, играет теперь, по его понятию, жалкую и позорную роль. Это чувство было ему приятно и смягчило его. Зарудин нежно взял ее за опущенные безвольные руки и чуть-чуть потянул к себе, уже возбуждаясь и начиная горячее дышать.
— Ну, полно… ничего ужасного не случилось!
— Вы думаете? — в иронии приобретая силу и глядя на него странно пристальным взглядом, спросила Лида.
— Ну, конечно! — ответил Зарудин и попытался ее обнять особым, возбуждающе бесстыдным объятием, силу которого он знал.
Но от нее повеяло холодом и руки его ослабели.
— Ну, будет… чего разгневалась, моя кошечка! — с нежной укоризной проговорил он.
— Отстаньте от меня… Тут я… Отстаньте же! Злым усилием Лида вывернулась из его рук.
Зарудин физически обиделся за то, что порыв страсти его пропал даром.
«Черт знает! — подумал он, — свяжись с ними!..»
— Да что с тобой? — раздраженно спросил он. И красные пятна выступили у него на скулах.
И как будто этот вопрос что-то уяснил Лиде, она вдруг закрыла лицо руками и совершенно неожиданно для Зарудина залилась слезами. Она плакала совсем так, как плачут деревенские бабы: закрываясь руками, наклонившись всем телом вперед и протяжно всхлипывая. Длинные космы волос повисли вдоль мокро! о лица, и стала она совсем некрасивой. Зарудин растерялся. Улыбаясь и боясь обидеть ее этой улыбкой, он попытался отнять ее руки от лица, но Лида упорно и упрямо удерживала их и все плакала.
— Ах ты, Господи! вырвалось у Зарудина. Опять ему захотелось прикрикнуть на нее, дернуть за руку, сказать что-нибудь грубое.
— Да чего ты, собственно, ревешь?.. Ну, сошлась со мной… ну? Вот горе! Да почему именно сейчас, что такое? Да перестань же! визгливо крикнул он и дернул за руку.
Голова Лиды с мокрым лицом и распустившимися волосами дернулась от толчка, и она внезапно замолчала, опустив руки, сжавшись и с детским страхом глядя на него снизу вверх. Сумасшедшая мысль о том, что теперь всякий может ее бить, вдруг мелькнула у нее в голове. Но Зарудин снова ослабел и заговорил вкрадчиво и неуверенно:
— Ну, Лидочка… будет! Ты сама виновата… К чему эти сцены… Ну, ты много потеряла, но зато и счастья было много… Никогда нам не забыть эти…
Лида опять заплакала.
— Да перестань же-е! — прокричал Зарудин.
Он прошелся по комнате, подергивая усы над вздрагивающими губами.
Было тихо, и за окном качались, должно быть, тронутые птицей тонкие зеленые ветки. Зарудин с трудом овладел собой, подошел к Лиде и осторожно обнял ее. Но она сейчас же вырвалась и, угловато выворачивая локоть, нечаянно так ударила его в подбородок, что зубы отчетливо ляскнули.
— А, черт! — воскликнул Зарудин, обозлившись и от боли, и еще больше от того, что лясканье было очень неожиданно и смешно.
Хотя Лида не заметила этого лясканья, но инстинктивно почувствовала Зарудина смешным и с женской жестокостью воспользовалась этим:
— Что за выражения! — передразнила она.
— Да ведь это хоть кого выведет из себя! — с трусливым негодованием возразил Зарудин. — Хоть бы, наконец, узнать в чем дело!
— А вы не знаете? — с той же иронией протянула Лида.
Наступило молчание. Лида упорно смотрела на него, и лицо ее горело. И вдруг Зарудин стал бледнеть быстро и ровно, точно серый налет извне покрывал его лицо.
— Ну, что же вы?.. Что же вы молчите? Говорите что-нибудь, утешайте! — заговорила Лида, и голос ее перешел в истерический крик, испугавший ее самое.
— Я… — проговорил Зарудин, и нижняя губа его задрожала.
— Да, никто другой! К сожалению, вы! — почти прокричала Лида, задыхаясь от злых и отчаянных слез.
И с него и с нее как бы сползал какой-то покров изящности, красоты и мягкости, и дикий растерзанный зверь все ярче выступал под ним.
Ряд комбинаций с быстротой молнии замелькал в голове Зарудина, точно стая юрких мышей набежала туда. И первая была та, чтобы немедленно развязаться с Лидой, дать ей денег, чтобы она устроила выкидыш, и покончить историю. Но хотя он считал это лучшим для себя и необходимым, Зарудин не сказал этого Лиде.
— Я, право, не ожидал… — пробормотал он.
— Не ожидал, — дико выкрикнула Лида, — а как смели не ожидать этого?
— Лида… я ведь ничего не… — проговорил Зарудин, боясь того, что хотел сказать, и чувствуя, что скажет.
И без слов Лида поняла его. Ужас отчаяния исказил ее красивое лицо. Она беспомощно опустила руки и села на кровать.
— Так что ж мне делать, — со странной задумчивостью проговорила она как бы сама себе. — Утопиться, что ли?
— Н-ну… зачем же так…
— А знаете, Виктор Сергеевич, — вдруг проникновенно и пристально глядя ему в глаза, медленно произнесла Лида, — ведь вы даже и очень не прочь, чтобы я утопилась!
И в ее глазах и подергиваниях красивого рта было что-то такое печальное и страшное, что Зарудин невольно отвел глаза.
Лида встала. Вдруг ей стало страшно и противно, что она могла думать о нем, как о спасителе, о том, чтобы жить с ним всегда. Ей захотелось почему-то потрясти рукой, высказать ему свое презрение, отомстить за унижение, но она почувствовала, что если заговорит, то заплачет и еще больше унизит себя. Последняя гордость, остаток красивой и сильной прежней Лиды, удержала ее, и вместо того она сдавленно, но ясно и выразительно, неожиданно и для себя и для Зарудина проговорила: Ско-тина!
И бросилась к двери, зацепившись и разорвав кружево рукава о ручку замка.
Вся кровь прилила в голову Зарудина. Если бы она крикнула «подлец, негодяй», он бы снес это совершенно спокойно, но слово «скотина» было так некрасиво и так противоречило тому представлению, которое создал о себе Зарудин, что он потерялся. Покраснели даже белки его красивых выпуклых глаз. Он растерянно улыбнулся, пожал плечами, застегнул и распахнул опять китель и почувствовал себя искренно несчастным.
Но одновременно где-то внутри его тела начало расти чувство свободы и радости, что так или иначе — все кончилось. Трусливая мысль подсказала ему, что такая женщина, как Лида, больше никогда не придет.
На секунду ему стало досадно, что потеряна такая красивая и вкусная любовница, но он махнул рукой.
— А черт с ней… мало ли их!
Он поправил китель, еще дрожащими губами закурил папиросу и, удачно вызвав на лице беззаботное выражение, вышел к гостям.
XVIII
Из игроков никто, кроме пьяного Малиновского, не занялся игрой.
Всем было остро любопытно, какая женщина и зачем пришла к Зарудину. Тем, которые догадывались, что это Лида Санина, бессознательно было завидно, и воображение их мешало играть, рисуя ее невиданную ими наготу и ее сближение с Зарудиным.
Санин недолго посидел за картами, встал и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
— Ну, полно… ничего ужасного не случилось!
— Вы думаете? — в иронии приобретая силу и глядя на него странно пристальным взглядом, спросила Лида.
— Ну, конечно! — ответил Зарудин и попытался ее обнять особым, возбуждающе бесстыдным объятием, силу которого он знал.
Но от нее повеяло холодом и руки его ослабели.
— Ну, будет… чего разгневалась, моя кошечка! — с нежной укоризной проговорил он.
— Отстаньте от меня… Тут я… Отстаньте же! Злым усилием Лида вывернулась из его рук.
Зарудин физически обиделся за то, что порыв страсти его пропал даром.
«Черт знает! — подумал он, — свяжись с ними!..»
— Да что с тобой? — раздраженно спросил он. И красные пятна выступили у него на скулах.
И как будто этот вопрос что-то уяснил Лиде, она вдруг закрыла лицо руками и совершенно неожиданно для Зарудина залилась слезами. Она плакала совсем так, как плачут деревенские бабы: закрываясь руками, наклонившись всем телом вперед и протяжно всхлипывая. Длинные космы волос повисли вдоль мокро! о лица, и стала она совсем некрасивой. Зарудин растерялся. Улыбаясь и боясь обидеть ее этой улыбкой, он попытался отнять ее руки от лица, но Лида упорно и упрямо удерживала их и все плакала.
— Ах ты, Господи! вырвалось у Зарудина. Опять ему захотелось прикрикнуть на нее, дернуть за руку, сказать что-нибудь грубое.
— Да чего ты, собственно, ревешь?.. Ну, сошлась со мной… ну? Вот горе! Да почему именно сейчас, что такое? Да перестань же! визгливо крикнул он и дернул за руку.
Голова Лиды с мокрым лицом и распустившимися волосами дернулась от толчка, и она внезапно замолчала, опустив руки, сжавшись и с детским страхом глядя на него снизу вверх. Сумасшедшая мысль о том, что теперь всякий может ее бить, вдруг мелькнула у нее в голове. Но Зарудин снова ослабел и заговорил вкрадчиво и неуверенно:
— Ну, Лидочка… будет! Ты сама виновата… К чему эти сцены… Ну, ты много потеряла, но зато и счастья было много… Никогда нам не забыть эти…
Лида опять заплакала.
— Да перестань же-е! — прокричал Зарудин.
Он прошелся по комнате, подергивая усы над вздрагивающими губами.
Было тихо, и за окном качались, должно быть, тронутые птицей тонкие зеленые ветки. Зарудин с трудом овладел собой, подошел к Лиде и осторожно обнял ее. Но она сейчас же вырвалась и, угловато выворачивая локоть, нечаянно так ударила его в подбородок, что зубы отчетливо ляскнули.
— А, черт! — воскликнул Зарудин, обозлившись и от боли, и еще больше от того, что лясканье было очень неожиданно и смешно.
Хотя Лида не заметила этого лясканья, но инстинктивно почувствовала Зарудина смешным и с женской жестокостью воспользовалась этим:
— Что за выражения! — передразнила она.
— Да ведь это хоть кого выведет из себя! — с трусливым негодованием возразил Зарудин. — Хоть бы, наконец, узнать в чем дело!
— А вы не знаете? — с той же иронией протянула Лида.
Наступило молчание. Лида упорно смотрела на него, и лицо ее горело. И вдруг Зарудин стал бледнеть быстро и ровно, точно серый налет извне покрывал его лицо.
— Ну, что же вы?.. Что же вы молчите? Говорите что-нибудь, утешайте! — заговорила Лида, и голос ее перешел в истерический крик, испугавший ее самое.
— Я… — проговорил Зарудин, и нижняя губа его задрожала.
— Да, никто другой! К сожалению, вы! — почти прокричала Лида, задыхаясь от злых и отчаянных слез.
И с него и с нее как бы сползал какой-то покров изящности, красоты и мягкости, и дикий растерзанный зверь все ярче выступал под ним.
Ряд комбинаций с быстротой молнии замелькал в голове Зарудина, точно стая юрких мышей набежала туда. И первая была та, чтобы немедленно развязаться с Лидой, дать ей денег, чтобы она устроила выкидыш, и покончить историю. Но хотя он считал это лучшим для себя и необходимым, Зарудин не сказал этого Лиде.
— Я, право, не ожидал… — пробормотал он.
— Не ожидал, — дико выкрикнула Лида, — а как смели не ожидать этого?
— Лида… я ведь ничего не… — проговорил Зарудин, боясь того, что хотел сказать, и чувствуя, что скажет.
И без слов Лида поняла его. Ужас отчаяния исказил ее красивое лицо. Она беспомощно опустила руки и села на кровать.
— Так что ж мне делать, — со странной задумчивостью проговорила она как бы сама себе. — Утопиться, что ли?
— Н-ну… зачем же так…
— А знаете, Виктор Сергеевич, — вдруг проникновенно и пристально глядя ему в глаза, медленно произнесла Лида, — ведь вы даже и очень не прочь, чтобы я утопилась!
И в ее глазах и подергиваниях красивого рта было что-то такое печальное и страшное, что Зарудин невольно отвел глаза.
Лида встала. Вдруг ей стало страшно и противно, что она могла думать о нем, как о спасителе, о том, чтобы жить с ним всегда. Ей захотелось почему-то потрясти рукой, высказать ему свое презрение, отомстить за унижение, но она почувствовала, что если заговорит, то заплачет и еще больше унизит себя. Последняя гордость, остаток красивой и сильной прежней Лиды, удержала ее, и вместо того она сдавленно, но ясно и выразительно, неожиданно и для себя и для Зарудина проговорила: Ско-тина!
И бросилась к двери, зацепившись и разорвав кружево рукава о ручку замка.
Вся кровь прилила в голову Зарудина. Если бы она крикнула «подлец, негодяй», он бы снес это совершенно спокойно, но слово «скотина» было так некрасиво и так противоречило тому представлению, которое создал о себе Зарудин, что он потерялся. Покраснели даже белки его красивых выпуклых глаз. Он растерянно улыбнулся, пожал плечами, застегнул и распахнул опять китель и почувствовал себя искренно несчастным.
Но одновременно где-то внутри его тела начало расти чувство свободы и радости, что так или иначе — все кончилось. Трусливая мысль подсказала ему, что такая женщина, как Лида, больше никогда не придет.
На секунду ему стало досадно, что потеряна такая красивая и вкусная любовница, но он махнул рукой.
— А черт с ней… мало ли их!
Он поправил китель, еще дрожащими губами закурил папиросу и, удачно вызвав на лице беззаботное выражение, вышел к гостям.
XVIII
Из игроков никто, кроме пьяного Малиновского, не занялся игрой.
Всем было остро любопытно, какая женщина и зачем пришла к Зарудину. Тем, которые догадывались, что это Лида Санина, бессознательно было завидно, и воображение их мешало играть, рисуя ее невиданную ими наготу и ее сближение с Зарудиным.
Санин недолго посидел за картами, встал и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87