Я встал на колени. Взял лопатку двумя руками и ударил прямо вверх в потолок.
Потолок хрустнул, мне на голову упал тяжелый кусок снежной доски. Я поднял голову и увидел небо. От моего удара в потолке образовалось небольшое отверстие – не больше ладони. Но я ясно видел, как по закатному небу плывут розовые облака – от одного края снега к другому. Воздух тек из этого отверстия, залезая в мои легкие, измученные и ослабшие. Я чувствовал, как в меня вливается жизнь, пробирается под тремя свитерами, словно первая вода по каналу, прорубленному в пустыне. Я был счастлив, что живу.
Я продавил спиной снежную доску. Я увидел горы. Увидел далеко внизу большую морену ледника, за которой начинали расти деревья. Я снова попал в жизнь, точно вынырнул из глубин океана. Я снова попал на планету Земля и снова стал ее гражданином. Я сидел на краю снега и щупал его зернистую спину. По этому снегу можно прийти на базу. Можно всем показать кусок апатита. Можно будет завтра же с ребятами от всей души посмеяться над этой норой, как над глупым сном. Можно поесть и поспать. Можно сесть в поезд и уехать домой. Можно справить день рождения. Можно позвонить по известному телефону и сказать в трубку: «Привет, это я, твой сын!»
Я сидел на краю ямы на лавиноопасном склоне.
Я был жив.
* * *
В нашей пещере Сергей стоял на коленях перед Леонтьевым и держал в руках шприц. Рядом с ним в мешке неподвижно, как покойник, лежал Боря. Он смотрел на меня и водил глазами.
– Эй! – крикнул я.
– Слушай, – сказал Сергей, – корифей без сознания.
– Да, да, – сказал я, – я выкопался. Мы будем живы.
– Ты был наверху?
– Да, я был наверху и видел горы.
– Ты не спятил?
– Нет, нет, я все видел. Там вечер!
Под руками у Леонтьева мы продели веревку и стали тащить его вверх. В узком лазе мы разодрали ему щеку о снег. Он, наверно, пришел в себя, потому что все время говорил: «Тише, вы!…»
Мы увидели людей. Они копались внизу. Рядом с ними стояли тонкие, как соломинки, лыжи. Сергей встал во весь рост. Снизу я видел его щетинистый грязный подбородок.
– Эй! – хрипло крикнул он. Он хотел крикнуть громко, но получился всхлип. – Давай вместе, – сказал он.
– Эй! – крикнули мы.
Люди на склоне зашевелились, потом побежали к нам. Их было много, человек пятьдесят, если не больше. Мы сели на снег и ждали их. Первым к нам подбежал Самойлович. Голос его показался нам громом.
– А где Борис? – И без ответа полез в нашу яму.
Потом подбежали еще люди. Сергей заплакал и катался по снегу, закрыв лицо руками. Его положили на спасательные сани и повезли вниз. Прибежала Натали. Она целовала лоб Леонтьева, щеки, застывшую кровь на носу. А он нашел глазами меня и спросил:
– Петя?
– Да.
– Ты не делай этого, ладно?
Его тоже повезли вниз. Натали – ко мне.
– О чем он тебя просил?
– Об одном деле, – сказал я.
– О чем?
– Об одном деле.
– Ты скажешь или нет?
– Нет.
– Считай, что мы с тобой незнакомы.
– Хорошо.
Двое ребят повели меня вниз.
– Мы нашли апатит, – сказал я.
– Конечно, – сказали ребята. – Ты не волнуйся только. Конечно, нашли.
Я опирался на их здоровые плечи и попирал ногами снег. Я хотел об этом сказать им, что вот так: только что мы были в плену у этого снега, а теперь идем по нему и попираем его. Я сказал:
– Снег-то, а?
– Это точно, – сказали ребята. – Снег, он конечно. Давай-ка мы тебя лучше уложим.
Я лег на спасательные сани. Небо нагнулось надо мной, как медсестра. Перевернутые вершины плавно скользили с двух сторон. Ребята дали мне сахару. Я попросил сигарету. Затянулся и кинулся под воду, на черное дно. Я падал, как метеорит, рассекал своим лицом черную воду, но так и не мог достичь дна…
* * *
После завтрака я пошел в комнату Леонтьева, дождавшись, когда Натали уйдет за водой. Самого Леонтьева и Борю ночью увезли вниз в больницу. В ящике письменного стола среди кучи образцов, под всякими бумагами я разыскал письмо. На конверте была картинка «День защиты детей». Я пошел и бросил его в урну. Потом подумал, вынул письмо из окурков и пошел на кухню. На кухне рыжий маленький повар Вася рубил мясо на большой доске. Увидев меня, он улыбнулся.
– За добавкой пришел? Понятно. Подливы хочешь?
Я отказался, подошел к печке и бросил туда письмо. Оно свернулось в трубочку, почернело и вспыхнуло.
– Ты это чего? – спросил Вася.
– Просто так, – сказал я.
Я вышел из кухни. По обеим сторонам тропинки лежал снег. Мягкий снег. У склада в старом и неизвестно откуда взявшемся шезлонге сидел Серега.
– Эй, Стаханов! – крикнул он мне. – Причаливай, потолкуем. Бабам перекурить, мужикам посплетничать. Ты представляешь, какой сейчас скандал идет в управлении! Иди сюда!
– Пошел ты, – сказал я. – У меня есть дела.
– Какие сегодня могут быть дела?
– Могут.
Я поднялся на крышу базы. У меня было там одно дело. Посмотреть на солнце.
1965
1 2 3 4
Потолок хрустнул, мне на голову упал тяжелый кусок снежной доски. Я поднял голову и увидел небо. От моего удара в потолке образовалось небольшое отверстие – не больше ладони. Но я ясно видел, как по закатному небу плывут розовые облака – от одного края снега к другому. Воздух тек из этого отверстия, залезая в мои легкие, измученные и ослабшие. Я чувствовал, как в меня вливается жизнь, пробирается под тремя свитерами, словно первая вода по каналу, прорубленному в пустыне. Я был счастлив, что живу.
Я продавил спиной снежную доску. Я увидел горы. Увидел далеко внизу большую морену ледника, за которой начинали расти деревья. Я снова попал в жизнь, точно вынырнул из глубин океана. Я снова попал на планету Земля и снова стал ее гражданином. Я сидел на краю снега и щупал его зернистую спину. По этому снегу можно прийти на базу. Можно всем показать кусок апатита. Можно будет завтра же с ребятами от всей души посмеяться над этой норой, как над глупым сном. Можно поесть и поспать. Можно сесть в поезд и уехать домой. Можно справить день рождения. Можно позвонить по известному телефону и сказать в трубку: «Привет, это я, твой сын!»
Я сидел на краю ямы на лавиноопасном склоне.
Я был жив.
* * *
В нашей пещере Сергей стоял на коленях перед Леонтьевым и держал в руках шприц. Рядом с ним в мешке неподвижно, как покойник, лежал Боря. Он смотрел на меня и водил глазами.
– Эй! – крикнул я.
– Слушай, – сказал Сергей, – корифей без сознания.
– Да, да, – сказал я, – я выкопался. Мы будем живы.
– Ты был наверху?
– Да, я был наверху и видел горы.
– Ты не спятил?
– Нет, нет, я все видел. Там вечер!
Под руками у Леонтьева мы продели веревку и стали тащить его вверх. В узком лазе мы разодрали ему щеку о снег. Он, наверно, пришел в себя, потому что все время говорил: «Тише, вы!…»
Мы увидели людей. Они копались внизу. Рядом с ними стояли тонкие, как соломинки, лыжи. Сергей встал во весь рост. Снизу я видел его щетинистый грязный подбородок.
– Эй! – хрипло крикнул он. Он хотел крикнуть громко, но получился всхлип. – Давай вместе, – сказал он.
– Эй! – крикнули мы.
Люди на склоне зашевелились, потом побежали к нам. Их было много, человек пятьдесят, если не больше. Мы сели на снег и ждали их. Первым к нам подбежал Самойлович. Голос его показался нам громом.
– А где Борис? – И без ответа полез в нашу яму.
Потом подбежали еще люди. Сергей заплакал и катался по снегу, закрыв лицо руками. Его положили на спасательные сани и повезли вниз. Прибежала Натали. Она целовала лоб Леонтьева, щеки, застывшую кровь на носу. А он нашел глазами меня и спросил:
– Петя?
– Да.
– Ты не делай этого, ладно?
Его тоже повезли вниз. Натали – ко мне.
– О чем он тебя просил?
– Об одном деле, – сказал я.
– О чем?
– Об одном деле.
– Ты скажешь или нет?
– Нет.
– Считай, что мы с тобой незнакомы.
– Хорошо.
Двое ребят повели меня вниз.
– Мы нашли апатит, – сказал я.
– Конечно, – сказали ребята. – Ты не волнуйся только. Конечно, нашли.
Я опирался на их здоровые плечи и попирал ногами снег. Я хотел об этом сказать им, что вот так: только что мы были в плену у этого снега, а теперь идем по нему и попираем его. Я сказал:
– Снег-то, а?
– Это точно, – сказали ребята. – Снег, он конечно. Давай-ка мы тебя лучше уложим.
Я лег на спасательные сани. Небо нагнулось надо мной, как медсестра. Перевернутые вершины плавно скользили с двух сторон. Ребята дали мне сахару. Я попросил сигарету. Затянулся и кинулся под воду, на черное дно. Я падал, как метеорит, рассекал своим лицом черную воду, но так и не мог достичь дна…
* * *
После завтрака я пошел в комнату Леонтьева, дождавшись, когда Натали уйдет за водой. Самого Леонтьева и Борю ночью увезли вниз в больницу. В ящике письменного стола среди кучи образцов, под всякими бумагами я разыскал письмо. На конверте была картинка «День защиты детей». Я пошел и бросил его в урну. Потом подумал, вынул письмо из окурков и пошел на кухню. На кухне рыжий маленький повар Вася рубил мясо на большой доске. Увидев меня, он улыбнулся.
– За добавкой пришел? Понятно. Подливы хочешь?
Я отказался, подошел к печке и бросил туда письмо. Оно свернулось в трубочку, почернело и вспыхнуло.
– Ты это чего? – спросил Вася.
– Просто так, – сказал я.
Я вышел из кухни. По обеим сторонам тропинки лежал снег. Мягкий снег. У склада в старом и неизвестно откуда взявшемся шезлонге сидел Серега.
– Эй, Стаханов! – крикнул он мне. – Причаливай, потолкуем. Бабам перекурить, мужикам посплетничать. Ты представляешь, какой сейчас скандал идет в управлении! Иди сюда!
– Пошел ты, – сказал я. – У меня есть дела.
– Какие сегодня могут быть дела?
– Могут.
Я поднялся на крышу базы. У меня было там одно дело. Посмотреть на солнце.
1965
1 2 3 4