..
В эту ночь Вовка Бендега дежурил у постели Гриши с бутылкой водки в руках. От вина он последние дни не пьянел. Пришлось купить водку. Гриша умирал, зная, что через четыре месяца будет на кладбище ползать между могил его сын. Даже не ползать, а барахтаться и кричать. Он будет сигналить миру, что живой. Муравьи приползут и захотят выесть глаза у младенца, но идущие со смены женщины заметят ребенка и отнесут в больницу. Небольшая припухлость на лбу станет заметна у него позже, когда его выпросят - за красоту и ум - приезжие венгры (муж и жена). Венгры тогда будут работать в Калитве (договор на год).
Пройдет десять - двадцать лет, и память о Грише-Шише станет слабеть, хотя кое-кому он еще пару раз явится во сне, а кого-то испугает строчкой из своих стихов, которая прозвучит над ухом почти как наяву...
ЗА ГРЕХИ МОИ
Начну, благословясь, вот с чего.
На ТВ меня спросили: что люблю больше - детей, мужа или писать рассказы. Я говорю: больше всего люблю Бога, а потом все остальное. После Людмила Александровна Грузберг мне хотела возразить: это же разные вещи Бог и остальное, а вас спросили про остальное. Но, по-моему, для любви все едино... Либо, если разделять, то можно без конца. Ведь детей любишь тоже не так, как мужа. Более того, люблю писать рассказы не так, как писать романы, а пьесы - тоже по-другому. Пьесы тебе кто-то диктует, романы долго тебя греют, и во время бессонницы, и во время застолья они сами по себе пишутся где-то внутри, а рассказы - раз! - и готово.
...Это было в 1986 году. Мне сделали операцию (камни в почке). И вот лежу я ночью в палате, прикидывая, как удачнее выброситься в открытое окно: с разбега или вывалиться. Боль невыносимая, а промедол мне мой врач не ставит. Но поскольку со второго этажа убиться нет гарантии, то я - атеистка - от безнадежности с какой-то полуверой обратилась к Высшему Существу:
- Если Ты есть, помоги мне!
И чудо тут же случается: в палату входит дежурный врач и спрашивает, как я. А так, говорю, Климов промедол не разрешил... В окно хочу выброситься, больше не могу терпеть...
- Поставьте промедол, я распишусь, - сказал врач сестре.
Мне сделали укол, я заснула. Это было три часа ночи. В шесть боль вернулась, но терпимая, и промедол более не понадобился. (Врач мне говорил, что он задерживает заживление и проч.)
Недавно, празднуя свой пятидесятилетний юбилей и подсчитывая "достижения", я поняла, что главное достижение - это мой приход к вере. Я сейчас вообще не понимаю, как я раньше без нее жила, потому что ежечасно: "Господи, благослови, Господи, помилуй, Господи, исцели мою доченьку, Господи, помоги спасти наш город от утилизации твердотопливных ракетных отходов, Господи, спаси нас от коммунистов и фашистов (срывая лозунги РНЕ)..." И помогает, спасает каждую секунду, продляя нашу жизнь...
А была пионеркой, комсомолкой, и только однажды, когда очень хотела поступить в университет, обратилась к Богу, то есть дала вдруг обет: если поступлю, то поставлю свечку в церкви. Поступила - и поставила. У меня была очень религиозная бабушка, может, это как-то от нее мне передалось (ощущение счастья оттого, что верю). Причем мне нравится быть именно простой прихожанкой, как бабушка. Хотя я заглядываю в книги то св. Григория Паламы, то в "Мистическое богословие" Дионисия Ареопагита, слово батюшки, сказанное мне во время исповеди, значит для меня больше, чем многие книги.
К нам долгое время ходил друг мужа, блестящий аспирант-физик, который ушел в церковные сторожа, - так вот, он покровительственно поучал меня тому-сему (бросайте писать, бросайте смеяться), а когда я его попросила показать мне в Молитвослове Покаянный канон, чтоб приготовиться к исповеди, он не знал, какой такой покаянный канон, и предположил, что сие - псалом 50.
В самые трудные минуты жизни спасали меня молитвы. Когда наша приемная дочь звала меня только "сука" и "б...", а ее любовники буквально пытались убить нас, то мы с мужем стали молиться так: "Господи, унеси ее в богатство". День за днем, месяц за месяцем, год за годом... И наконец она выходит замуж за немца, причем словно специально для нас, чтоб спасти нас от смерти. Потому что я уже кричала дважды, что Бога нет, ибо будь Он - она бы меня до такого состояния не доводила. Я уже была в полном отчаянии. А молились мы за богатство, потому что она любила только деньги, поэтому не зла же ей желать - вот и молились за богатство. А никакого богатства не вышло в итоге: уже через два месяца она была в нашем доме, но... не в нашей квартире, ибо выписалась, комнату свою продала! Говорила, что в Москве их обокрали, муж поехал в Германию за деньгами и проч. Назад не вернулся. Но и она у нас не живет...
В самых сложных ситуациях я даю обеты и этим спасаюсь. Один раз ничем не могла снять головную боль и стала думать, какой же дать обет, ибо многое уже сказано: не ездить за границу никогда, не носить никогда украшения... Что же еще сказать? Что?! А вот что. "Крестьянка" меня хорошо печатает, так дам я обет не слать туда рукописей.
И дала... И не слала... Анжела - в панике! "Что такое! Мы так хотим тебя печатать! Сходи к батюшке и сними обет". Ну и я помню, что у Гончарова, кажется, батюшка снял (заменил) обет бабушке. Иду к батюшке, а он мне говорит: "Так вы ведь можете не слать рукописи, а бабушка не могла пойти в паломники!" И я поняла: дала обет - выполняй.
Надо куда-то поехать - иду просить благословения у батюшки. Один раз поехала на родину, в поселок, где я школу закончила, взяла командировку от газеты. "Давно не были на родине?" - спросил батюшка. "Тридцать лет", - и образ родного поселка так вдруг вспыхнул в мозгу, как будто я снова дою корову, а она меня - раз! - и на рога подняла. И слышу я голос батюшки: "Руку-то целуйте!" Я скорее поцеловала, но остался неприятный осадок. Что-то будет не так, значит. И точно: когда ехала на автобусе обратно, заднее колесо отлетело. С вечера водитель его менял, гайки наживил, устал, решил с утра подкрутить посильнее, но забыл... А я как раз над этим задним колесом и сидела! Если б кто-то следом ехал, то врезался бы... Но благословенье помогло все-таки, все целы остались.
Сначала думала, что врагов прощать я никогда не научусь, ведь они же мне сколько зла-то сделали! Но оказалось, что это радостно: прощать. Но вот не осуждать - это до сих пор дается с трудом. Говорят, что один пьяница попал в рай, и вокруг все удивились, спрашивают апостола Петра: за что же его-то в рай, пьяницу. "А он за всю жизнь никого не осудил ни разу", ответил апостол Петр. Очень уж это трудно - не пригвоздить... Так и хочется сказать: какой подлец, какой хитрец, какой Сальери, наконец. Но нельзя. Можно сказать: он солгал, но нельзя сказать: лжец. Не человека осуди, а его поступок.
Недавно моя младшая дочь пришла с исповеди и рассказала, что батюшка посоветовал ей говорить слово "оступился".
1 2 3 4 5 6 7
В эту ночь Вовка Бендега дежурил у постели Гриши с бутылкой водки в руках. От вина он последние дни не пьянел. Пришлось купить водку. Гриша умирал, зная, что через четыре месяца будет на кладбище ползать между могил его сын. Даже не ползать, а барахтаться и кричать. Он будет сигналить миру, что живой. Муравьи приползут и захотят выесть глаза у младенца, но идущие со смены женщины заметят ребенка и отнесут в больницу. Небольшая припухлость на лбу станет заметна у него позже, когда его выпросят - за красоту и ум - приезжие венгры (муж и жена). Венгры тогда будут работать в Калитве (договор на год).
Пройдет десять - двадцать лет, и память о Грише-Шише станет слабеть, хотя кое-кому он еще пару раз явится во сне, а кого-то испугает строчкой из своих стихов, которая прозвучит над ухом почти как наяву...
ЗА ГРЕХИ МОИ
Начну, благословясь, вот с чего.
На ТВ меня спросили: что люблю больше - детей, мужа или писать рассказы. Я говорю: больше всего люблю Бога, а потом все остальное. После Людмила Александровна Грузберг мне хотела возразить: это же разные вещи Бог и остальное, а вас спросили про остальное. Но, по-моему, для любви все едино... Либо, если разделять, то можно без конца. Ведь детей любишь тоже не так, как мужа. Более того, люблю писать рассказы не так, как писать романы, а пьесы - тоже по-другому. Пьесы тебе кто-то диктует, романы долго тебя греют, и во время бессонницы, и во время застолья они сами по себе пишутся где-то внутри, а рассказы - раз! - и готово.
...Это было в 1986 году. Мне сделали операцию (камни в почке). И вот лежу я ночью в палате, прикидывая, как удачнее выброситься в открытое окно: с разбега или вывалиться. Боль невыносимая, а промедол мне мой врач не ставит. Но поскольку со второго этажа убиться нет гарантии, то я - атеистка - от безнадежности с какой-то полуверой обратилась к Высшему Существу:
- Если Ты есть, помоги мне!
И чудо тут же случается: в палату входит дежурный врач и спрашивает, как я. А так, говорю, Климов промедол не разрешил... В окно хочу выброситься, больше не могу терпеть...
- Поставьте промедол, я распишусь, - сказал врач сестре.
Мне сделали укол, я заснула. Это было три часа ночи. В шесть боль вернулась, но терпимая, и промедол более не понадобился. (Врач мне говорил, что он задерживает заживление и проч.)
Недавно, празднуя свой пятидесятилетний юбилей и подсчитывая "достижения", я поняла, что главное достижение - это мой приход к вере. Я сейчас вообще не понимаю, как я раньше без нее жила, потому что ежечасно: "Господи, благослови, Господи, помилуй, Господи, исцели мою доченьку, Господи, помоги спасти наш город от утилизации твердотопливных ракетных отходов, Господи, спаси нас от коммунистов и фашистов (срывая лозунги РНЕ)..." И помогает, спасает каждую секунду, продляя нашу жизнь...
А была пионеркой, комсомолкой, и только однажды, когда очень хотела поступить в университет, обратилась к Богу, то есть дала вдруг обет: если поступлю, то поставлю свечку в церкви. Поступила - и поставила. У меня была очень религиозная бабушка, может, это как-то от нее мне передалось (ощущение счастья оттого, что верю). Причем мне нравится быть именно простой прихожанкой, как бабушка. Хотя я заглядываю в книги то св. Григория Паламы, то в "Мистическое богословие" Дионисия Ареопагита, слово батюшки, сказанное мне во время исповеди, значит для меня больше, чем многие книги.
К нам долгое время ходил друг мужа, блестящий аспирант-физик, который ушел в церковные сторожа, - так вот, он покровительственно поучал меня тому-сему (бросайте писать, бросайте смеяться), а когда я его попросила показать мне в Молитвослове Покаянный канон, чтоб приготовиться к исповеди, он не знал, какой такой покаянный канон, и предположил, что сие - псалом 50.
В самые трудные минуты жизни спасали меня молитвы. Когда наша приемная дочь звала меня только "сука" и "б...", а ее любовники буквально пытались убить нас, то мы с мужем стали молиться так: "Господи, унеси ее в богатство". День за днем, месяц за месяцем, год за годом... И наконец она выходит замуж за немца, причем словно специально для нас, чтоб спасти нас от смерти. Потому что я уже кричала дважды, что Бога нет, ибо будь Он - она бы меня до такого состояния не доводила. Я уже была в полном отчаянии. А молились мы за богатство, потому что она любила только деньги, поэтому не зла же ей желать - вот и молились за богатство. А никакого богатства не вышло в итоге: уже через два месяца она была в нашем доме, но... не в нашей квартире, ибо выписалась, комнату свою продала! Говорила, что в Москве их обокрали, муж поехал в Германию за деньгами и проч. Назад не вернулся. Но и она у нас не живет...
В самых сложных ситуациях я даю обеты и этим спасаюсь. Один раз ничем не могла снять головную боль и стала думать, какой же дать обет, ибо многое уже сказано: не ездить за границу никогда, не носить никогда украшения... Что же еще сказать? Что?! А вот что. "Крестьянка" меня хорошо печатает, так дам я обет не слать туда рукописей.
И дала... И не слала... Анжела - в панике! "Что такое! Мы так хотим тебя печатать! Сходи к батюшке и сними обет". Ну и я помню, что у Гончарова, кажется, батюшка снял (заменил) обет бабушке. Иду к батюшке, а он мне говорит: "Так вы ведь можете не слать рукописи, а бабушка не могла пойти в паломники!" И я поняла: дала обет - выполняй.
Надо куда-то поехать - иду просить благословения у батюшки. Один раз поехала на родину, в поселок, где я школу закончила, взяла командировку от газеты. "Давно не были на родине?" - спросил батюшка. "Тридцать лет", - и образ родного поселка так вдруг вспыхнул в мозгу, как будто я снова дою корову, а она меня - раз! - и на рога подняла. И слышу я голос батюшки: "Руку-то целуйте!" Я скорее поцеловала, но остался неприятный осадок. Что-то будет не так, значит. И точно: когда ехала на автобусе обратно, заднее колесо отлетело. С вечера водитель его менял, гайки наживил, устал, решил с утра подкрутить посильнее, но забыл... А я как раз над этим задним колесом и сидела! Если б кто-то следом ехал, то врезался бы... Но благословенье помогло все-таки, все целы остались.
Сначала думала, что врагов прощать я никогда не научусь, ведь они же мне сколько зла-то сделали! Но оказалось, что это радостно: прощать. Но вот не осуждать - это до сих пор дается с трудом. Говорят, что один пьяница попал в рай, и вокруг все удивились, спрашивают апостола Петра: за что же его-то в рай, пьяницу. "А он за всю жизнь никого не осудил ни разу", ответил апостол Петр. Очень уж это трудно - не пригвоздить... Так и хочется сказать: какой подлец, какой хитрец, какой Сальери, наконец. Но нельзя. Можно сказать: он солгал, но нельзя сказать: лжец. Не человека осуди, а его поступок.
Недавно моя младшая дочь пришла с исповеди и рассказала, что батюшка посоветовал ей говорить слово "оступился".
1 2 3 4 5 6 7