Об этой связи быстро Менделю донесли, и он решительно стал на сторону поселка против Мамонтовых. Наверно, и ревность свою роль сыграла, потому что уж наговорили с полный короб. Пошел Мендель в фабком, на работу устраиваться, идет по улице Красных Зорь, ему с разных сторон:
- Здравствуй, Миша.
- С приездом, Мендель Моисеевич.
Бабушка Саввишна Котова встретила.
- Ты, Миша, то... это... Ты молоду жену более без присмотра не оставляй. Тут кобельков хватает... то... это... В черничник не зайдешь, старух лапают, а уж молоду и подавно... то... это...- И рассказала, как Ульяна к Мамонтовым ходила.
- Как, Уля, такое понимать? - спрашивает Мендель.
- Понимай, Миша, как понимается.
- А понимается так, что напрасно я приехал. Прав был мой старший брат Ося, недаром он доцент-историк. Прав был мой брат Ося, который сказал мне: Мендель, ты делаешь роковую ошибку. Права была моя мама, которая сказала мне: на мои похороны не приезжай и за моим гробом не иди, потому что буду проклинать из гроба.
- Ты, Миша, хотя бы при детях такие слова не говори,- отвечает Ульяна,- ты поселковых не слушай, они и на тебя знаешь что плели? Мамонтовы люди хорошие, деликатные, ученые, они многому научить могут.
- И чему ж тебя это Мамонтов учил? Приставал к тебе?
- Это здесь, в поселке, да в черничнике пристают, и, может, там, на родине твоей, такие же уличные пристают. Анатолий Федорович имел серьезные намерения насчет меня. Но я ж тебя люблю, Менделечек мой. Я туда давно уж ходить перестала.
И обняла Менделя, размякла, и размяк Мендель. Однако против Мамонтовых не остыл.
- Пусть Тоня тоже туда не ходит. В поселке говорят, они детям вред могут причинить. Уколы какие-то детям делают.
- Какие еще уколы? Лают это поселковые, а ветер носит. Он Тоне книжки давал с картинками. Ей же скоро в школу.
- Пусть книжки в библиотеке берет. У нас на мочально-рогожной фабрике в клубе библиотека большая. Не ходи туда больше, Тоня.
- Не пойдет она,- соглашается Ульяна,- раз отец запрещает - не пойдет.
Уж очень ей хотелось с мужем поладить. Соскучилась по нему и все не могла привыкнуть, что муж у нее, как и у всех, и ничего в том особенного нет: живет в доме, ест да пьет, ходит на работу, когда дети заснут, то побалует с полчаса и спать до утра. Все ей чего-то особенное в муже своем виделось. А раз виделось, значит, и было это особенное. И жить хотелось по-особенному, тем более деньги в доме завелись, как Мендель на мочально-рогожную фабрику вернулся. За время отсутствия Менделя дом пообносился, пообнищал, надо было сызнова достаток добывать. Мендель работал смену шофером и еще полсмены слесарем. Однако Ульяне велел со своей работы уволиться и более вагоны не мыть.
- Хватит тебе надрываться. Ты лучше дома по хозяйству хлопочи и за ребятами следи.
Трех-четырех месяцев не минуло - окреп дом, приоделся, отъелся. Ульяна была хозяйка хорошая, стряпуха неплохая. И времена чуть лучше стали, кое-что в продуктовом появилось, кое-что в промтоварном. Хлеб всегда уж купить можно было, колбасу чайную, с яичками куриными стало полегче и даже с маслом сливочным.
- Давай,- говорит Ульяна Менделю,- вторую свадьбу устроим, поскольку у нас с тобой вторая жизнь началась и должна она быть лучше первой. Тем более общий достаток увеличился и народ повеселел.
А это были первые месяцы после смерти Сталина, и кое-что еще к лучшему менялось. Дедушка Козлов, к примеру, на Маленкова сильно надеялся, который "в Бога верует православного и для народа православного истинно коммунистическую жизнь собирается устроить".
- Попляшем,- говорит Ульяна,- да и попоем, раз такое дело. И выпить можно по такому случаю.
- Согласен, - отвечает Мендель.
И сыграли Ульяна с Менделем вторую свадьбу, собрался народ поселковый, все разодетые, все веселые да певучие. И тетя Вера с дядей Никитой на свадьбу приехали. Ульяна напекла, наварила, насолила, выпивки накупила. Лица у всех красные, как праздничные флаги. Все веселы, один лишь дедушка Козлов от выпивки помрачнел и громко начал какую-то историю рассказывать.
- Он мне кричит: разойдись отсюда! Я ему: ах ты, смердячий рот! За такие вещи, говорю, не в морду бьют, а в висок.
- Ладно тебе, дед,- говорит дядя Никита,- ладно настроение портить... Жизнь пошла веселая.- И запел: "Я другой такой страны не знаю, где так долго дышит человек..."
Дядя Никита если запоет, то обязательно хоть слово, да вставит не то. В спортивном марше пел не "закаляйся, как сталь", а "напрягайся, как сталь". Мендель же умышленно слова коверкал, шутки ради: "Две гитары за стеной жалобно заныли, кто-то свистнул патефон, милый мой, не ты ли?.."
Тут тетя Вера, в свою очередь тоже выпившая, заявляет:
- Подсладить бы...
И сразу несколько догадливых голосов с разных сторон:
- Горько!
Припала Ульяна губами к губам Менделя - не оторвешь.
- Будя,- кричат,- задавишь.
А дедушка Козлов ладони у рта сложил лодочкой.
- Брысь! - кричит.
Отпустила Ульяна Менделя, сняла с гвоздика отцовскую балалаечку, и начался общий свадебный перепляс с припевками. Уж кто как мог, так и плясал, а уж пел, кто в каком голосе. Даже бабушка Саввишна Котова запела, а дедушка Козлов говорит:
- Голосина как волосина. Так тонка.
Жердочка еловая, досточка сосновая.
По той жердочке никто не хаживал.
Перешел наш Мендель-свет.
Перевел Ульянушку...
Напоминаем, в народных песнях переход по жердочке-досточке через реку всегда означал любовь. Хоть и без песни всем было понятно, что Ульяна да Мендель - это любовь. Поздней ночью, когда уж все угомонилось, все разошлись и легли Ульяна с Менделем в лунном полусвете, спросила Ульяна:
- Менделечек, не боязно тебе, что у меня родинка слева?
- Что ж мне боязно должно быть?
- Старые люди говорят, родинка слева у женщины приносит несчастье мужчине.
- Бабские сказки,- говорит Мендель и целует родинку у левого плеча Ульяны.
Тогда припала Ульяна к Менделю и забылась надолго. Очнулась от детского плача. Давидка плакал, видно, приснилось ему что-то. Плакал уж несколько минут, да Ульяна не слыхала. Вот как любила мужа, даже о детях забывала, точно, кроме ее и Менделя, на свете пустота.
Однако, люби не люби, а каждый день жить надо. Пошли дни один за другим. На Пижме лед раньше времени сломало - значит, лето будет теплее обычного. И действительно, расцвело раньше. Брусничные кусты вечно зеленые, как хвойные деревья, а черничные меняют листву. Но и они к концу мая зеленью покрылись, и уж ягоды начали наливаться. В июле можно было чернику потреблять.
Как-то утром собралась Ульяна печь черничный пирог. Растопила печь, замесила тесто, помяла чернику, когда вдруг в дверь стучат. Мендель был на работе, Давидка в детском садике, Тоня к соседским детям пошла, кто б это? Отпирает дверь - Раиса Федоровна. Сразу в глаза бросилось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
- Здравствуй, Миша.
- С приездом, Мендель Моисеевич.
Бабушка Саввишна Котова встретила.
- Ты, Миша, то... это... Ты молоду жену более без присмотра не оставляй. Тут кобельков хватает... то... это... В черничник не зайдешь, старух лапают, а уж молоду и подавно... то... это...- И рассказала, как Ульяна к Мамонтовым ходила.
- Как, Уля, такое понимать? - спрашивает Мендель.
- Понимай, Миша, как понимается.
- А понимается так, что напрасно я приехал. Прав был мой старший брат Ося, недаром он доцент-историк. Прав был мой брат Ося, который сказал мне: Мендель, ты делаешь роковую ошибку. Права была моя мама, которая сказала мне: на мои похороны не приезжай и за моим гробом не иди, потому что буду проклинать из гроба.
- Ты, Миша, хотя бы при детях такие слова не говори,- отвечает Ульяна,- ты поселковых не слушай, они и на тебя знаешь что плели? Мамонтовы люди хорошие, деликатные, ученые, они многому научить могут.
- И чему ж тебя это Мамонтов учил? Приставал к тебе?
- Это здесь, в поселке, да в черничнике пристают, и, может, там, на родине твоей, такие же уличные пристают. Анатолий Федорович имел серьезные намерения насчет меня. Но я ж тебя люблю, Менделечек мой. Я туда давно уж ходить перестала.
И обняла Менделя, размякла, и размяк Мендель. Однако против Мамонтовых не остыл.
- Пусть Тоня тоже туда не ходит. В поселке говорят, они детям вред могут причинить. Уколы какие-то детям делают.
- Какие еще уколы? Лают это поселковые, а ветер носит. Он Тоне книжки давал с картинками. Ей же скоро в школу.
- Пусть книжки в библиотеке берет. У нас на мочально-рогожной фабрике в клубе библиотека большая. Не ходи туда больше, Тоня.
- Не пойдет она,- соглашается Ульяна,- раз отец запрещает - не пойдет.
Уж очень ей хотелось с мужем поладить. Соскучилась по нему и все не могла привыкнуть, что муж у нее, как и у всех, и ничего в том особенного нет: живет в доме, ест да пьет, ходит на работу, когда дети заснут, то побалует с полчаса и спать до утра. Все ей чего-то особенное в муже своем виделось. А раз виделось, значит, и было это особенное. И жить хотелось по-особенному, тем более деньги в доме завелись, как Мендель на мочально-рогожную фабрику вернулся. За время отсутствия Менделя дом пообносился, пообнищал, надо было сызнова достаток добывать. Мендель работал смену шофером и еще полсмены слесарем. Однако Ульяне велел со своей работы уволиться и более вагоны не мыть.
- Хватит тебе надрываться. Ты лучше дома по хозяйству хлопочи и за ребятами следи.
Трех-четырех месяцев не минуло - окреп дом, приоделся, отъелся. Ульяна была хозяйка хорошая, стряпуха неплохая. И времена чуть лучше стали, кое-что в продуктовом появилось, кое-что в промтоварном. Хлеб всегда уж купить можно было, колбасу чайную, с яичками куриными стало полегче и даже с маслом сливочным.
- Давай,- говорит Ульяна Менделю,- вторую свадьбу устроим, поскольку у нас с тобой вторая жизнь началась и должна она быть лучше первой. Тем более общий достаток увеличился и народ повеселел.
А это были первые месяцы после смерти Сталина, и кое-что еще к лучшему менялось. Дедушка Козлов, к примеру, на Маленкова сильно надеялся, который "в Бога верует православного и для народа православного истинно коммунистическую жизнь собирается устроить".
- Попляшем,- говорит Ульяна,- да и попоем, раз такое дело. И выпить можно по такому случаю.
- Согласен, - отвечает Мендель.
И сыграли Ульяна с Менделем вторую свадьбу, собрался народ поселковый, все разодетые, все веселые да певучие. И тетя Вера с дядей Никитой на свадьбу приехали. Ульяна напекла, наварила, насолила, выпивки накупила. Лица у всех красные, как праздничные флаги. Все веселы, один лишь дедушка Козлов от выпивки помрачнел и громко начал какую-то историю рассказывать.
- Он мне кричит: разойдись отсюда! Я ему: ах ты, смердячий рот! За такие вещи, говорю, не в морду бьют, а в висок.
- Ладно тебе, дед,- говорит дядя Никита,- ладно настроение портить... Жизнь пошла веселая.- И запел: "Я другой такой страны не знаю, где так долго дышит человек..."
Дядя Никита если запоет, то обязательно хоть слово, да вставит не то. В спортивном марше пел не "закаляйся, как сталь", а "напрягайся, как сталь". Мендель же умышленно слова коверкал, шутки ради: "Две гитары за стеной жалобно заныли, кто-то свистнул патефон, милый мой, не ты ли?.."
Тут тетя Вера, в свою очередь тоже выпившая, заявляет:
- Подсладить бы...
И сразу несколько догадливых голосов с разных сторон:
- Горько!
Припала Ульяна губами к губам Менделя - не оторвешь.
- Будя,- кричат,- задавишь.
А дедушка Козлов ладони у рта сложил лодочкой.
- Брысь! - кричит.
Отпустила Ульяна Менделя, сняла с гвоздика отцовскую балалаечку, и начался общий свадебный перепляс с припевками. Уж кто как мог, так и плясал, а уж пел, кто в каком голосе. Даже бабушка Саввишна Котова запела, а дедушка Козлов говорит:
- Голосина как волосина. Так тонка.
Жердочка еловая, досточка сосновая.
По той жердочке никто не хаживал.
Перешел наш Мендель-свет.
Перевел Ульянушку...
Напоминаем, в народных песнях переход по жердочке-досточке через реку всегда означал любовь. Хоть и без песни всем было понятно, что Ульяна да Мендель - это любовь. Поздней ночью, когда уж все угомонилось, все разошлись и легли Ульяна с Менделем в лунном полусвете, спросила Ульяна:
- Менделечек, не боязно тебе, что у меня родинка слева?
- Что ж мне боязно должно быть?
- Старые люди говорят, родинка слева у женщины приносит несчастье мужчине.
- Бабские сказки,- говорит Мендель и целует родинку у левого плеча Ульяны.
Тогда припала Ульяна к Менделю и забылась надолго. Очнулась от детского плача. Давидка плакал, видно, приснилось ему что-то. Плакал уж несколько минут, да Ульяна не слыхала. Вот как любила мужа, даже о детях забывала, точно, кроме ее и Менделя, на свете пустота.
Однако, люби не люби, а каждый день жить надо. Пошли дни один за другим. На Пижме лед раньше времени сломало - значит, лето будет теплее обычного. И действительно, расцвело раньше. Брусничные кусты вечно зеленые, как хвойные деревья, а черничные меняют листву. Но и они к концу мая зеленью покрылись, и уж ягоды начали наливаться. В июле можно было чернику потреблять.
Как-то утром собралась Ульяна печь черничный пирог. Растопила печь, замесила тесто, помяла чернику, когда вдруг в дверь стучат. Мендель был на работе, Давидка в детском садике, Тоня к соседским детям пошла, кто б это? Отпирает дверь - Раиса Федоровна. Сразу в глаза бросилось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14