.. Вот и встреча... Но ты выбрал это место хитро... Ты хочешь лишить меня моего преимущества, сохранив свое...
- Не ходи к Зине, - сказал из темноты слепорожденный, - ты себе много найдешь, а я без нее жить не могу...
- Я тоже, - сказал Юрий Дмитриевич, - но я удивлен... Разве ты можешь тосковать и страдать по женщине... Впрочем, тоскуешь ты не по ней, а по своим прикосновениям к ней...
Слепорожденный был уже совсем близко, подошел он бесшумно, и Юрий Дмитриевич ощутил его лишь по спиртному запаху. Юрий Дмитриевич успел шагнуть назад, пальцы слепорожденного едва не сбили очки. Юрий Дмитриевич медленно отступал к свету, а слепорожденный упорно нащупывал его глаза, очевидно, глаза были самым ненавистным для слепорожденного в Юрии Дмитриевиче. Проход стал шире, в нем уже мелькал отблеск уличного фонаря, и в свете этого фонаря Юрий Дмитриевич увидел лицо слепорожденного, которое показалось Юрию Дмитриевичу похожим на физиономию из кошмара, словно с него снята была маска, придававшая ему хоть внешнее подобие человека. Потом Юрий Дмитриевич понял: исчезли темные очки, и видны были розовые мягкие глазницы, особенно страшные тем, что выглядели они не как увечье, а наоборот, внешний вид их достиг такого совершенства, что на мгновение Юрий Дмитриевич ощутил свои глаза как увечье. Это было так омерзительно, что Юрий Дмитриевич вскрикнул и побежал. Слепорожденный бежал следом, дыхание его было уже рядом, но, когда они выбежали из подземелья на дождь, слепорожденный начал отставать, затем раздался его крик, и топот оборвался. Юрий Дмитриевич оглянулся. Слепорожденного не было, он исчез, словно разом испарился. Молния ударила прямо в купол разрушенной церкви, осветила ящики горторга, гнущиеся от ветра и дождя деревья, а гром потряс Юрия Дмитриевича, отдался в груди и висках... Юрий Дмитриевич услыхал какие-то идущие из-под земли звуки, подошел и увидел слепорожденного, барахтающегося в наполненной водой яме, очевидно, выко-панной строителями. Слепорожденный тщетно пытался выбраться, скользил по размокшему глинистому брустверу.
- Дайте руку, - сказал Юрий Дмитриевич, лег у края ямы, стараясь не смотреть на заросшие мясом глазницы, и опустил свои руки вниз. Слепорожденный поднял голову, лицо его исказилось, он подпрыгнул и вдруг вцепился зубами в левую ладонь Юрия Дмитриевича с таким остервенением, что Юрий Дмитриевич вначале испытал даже не боль, а удивление, услышав хруст собственной кожи. Он выдернул ладонь и, держа ее на весу, правой рукой схватил слепорожденного за шиворот, потянул его вверх, изнемогая от тяжести, и тянул до тех пор, пока голова слепорожденного не показалась у края ямы. После этого слепорожденный уж сам схватился за мокрую траву, выполз и встал, сделал несколько шагов, но тотчас же споткнулся. Движения его потеряли четкость и уверенность, и он стал похож не на слепорожденного, а на обыкновенного ослепшего человека, не привыкшего еще к своей слепоте и потому особенно беспомощного. Юрий Дмитриевич тяжело поднялся с земли, держа на весу окровавленную руку. Слепорожденный выглядел совсем обессилевшим, видно, на рывок из ямы ушел последний остаток силы. Он тщетно пытался нащупать выход, ударяясь о стены, кружась на месте.
Юрий Дмитриевич подошел, взял его за локоть и повел к выходу. Слепорожденный покорно шел рядом. Ноги слепорожденного цеплялись за камни, попадали в лужи, хоть Юрий Дмитри-евич и старался вести его аккуратно. Они вышли за ворота монастыря. Дождь утих, но ветер дул с еще большей силой, и луна бешено неслась по небу, появляясь в проемах изорванных туч. Вскоре Юрий Дмитриевич и Аким Борисыч приноровились друг к другу и шли, как давно друг друга знавшие поводырь и слепец.
- Мутит меня, - сказал Аким Борисыч. - Я бутылку самогонки выпил... Тоска измучила... Ревность... А теперь я и сам понимаю, куда мне... Ей глазастого надо... Я на слепой девушке женюсь... У нас в Обществе слепых есть одна... Я ей нравлюсь...
- Про странное я сейчас думаю, - сказал Юрий Дмитриевич. - Вот было пусть опасное, но таинственное и непохожее на нас мыслящее существо, которое боролось с нами и заставляло нас бороться... Жестокость и сила наша оказались бесполезны и ненадежны против него... Тогда мы обратились к более мощному и более хитрому оружию, которое использует человек в своих завоеваниях... Мы обратились к нашему благородству и нашей доброте... Мы приручили его и превратили в беспомощного слепца...
Кто-то подошел к ним, посветил фонарем. Выскочили две маленькие злые собачки и залаяли. Это был ночной сторож в брезентовом плаще с капюшоном.
- Аким Борисыч, - узнал он слепого, - вам звонили из Общества слепых... Завтра в пять заседание правления...
- Коновалов, - сказал Аким Борисыч, - скажи жене, пусть меня домой отведет, я теперь не дойду сам...
- Заболели? - участливо спросил Коновалов.
- Я ослепил его, - сказал Юрий Дмитриевич, - я преступление совершил... Я человек... Человек, который с самого начала чувствовал себя завоевателем... Жестокостью и добром завоевал он планету... Убивал и приручал... Вот собаки... Жалкие шавки, ждущие, когда им бросят кость... Сейчас много пишут про дельфинов... Умные, таинственные существа... Пока человек охотился на них, они были в безопасности как личности... Но сейчас человек собирается вынуть свое страшное, неотразимое оружие... Добро... И дельфинам грозит превратиться в глупых морских коров... В утепленных бассейнах... Мы не умеем сотрудничать на равных, мы умеем приручать... Кто знает, как далеко шагнула бы цивилизация, если б с самого начала человек не приручал, а сотрудничал бы с животными...
- Эге, - сказал Коновалов, поглядев на окровавленную ладонь Юрия Дмитриевича, - да тебя, братец, давно ищут... Он цепко и больно схватил Юрия Дмитриевича за локоть и крикнул:
- Надя, пойди скажи, псих, которого ищут, здеся...
Далее возникли какие-то обрывки. Аким Борисыч исчез. Появились Григорий, Нина, Бух и еще несколько лиц. Юрия Дмитриевича усадили в машину и прямо в машине начали переоде-вать во всё сухое. Затем Юрий Дмитриевич оказался в своей квартире, где не был уже почти месяц. Было очень душно, очевидно, весь месяц комнату не проветривали.
- Надо проветрить, - сказал Юрий Дмитриевич, - жарко.
- Здесь болит? - спрашивали Юрия Дмитриевича и больно жали ребра. - А здесь...
- У меня копье болит, - сказал Юрий Дмитриевич, - которым зверей колют... Не знаю, может, благороднее убить, чем приручить... Пока человечество не поймет этого, оно не будет иметь нормального права выйти в космос и встретиться с иными мыслящими существами...
Юрий Дмитриевич сел, схватившись рукой за коврик и второй рукой отталкивая Нину, пытавшуюся его уложить.
- Один метафизик заявил: жизнь есть форма болезни материи... Материя активно противо-положна жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
- Не ходи к Зине, - сказал из темноты слепорожденный, - ты себе много найдешь, а я без нее жить не могу...
- Я тоже, - сказал Юрий Дмитриевич, - но я удивлен... Разве ты можешь тосковать и страдать по женщине... Впрочем, тоскуешь ты не по ней, а по своим прикосновениям к ней...
Слепорожденный был уже совсем близко, подошел он бесшумно, и Юрий Дмитриевич ощутил его лишь по спиртному запаху. Юрий Дмитриевич успел шагнуть назад, пальцы слепорожденного едва не сбили очки. Юрий Дмитриевич медленно отступал к свету, а слепорожденный упорно нащупывал его глаза, очевидно, глаза были самым ненавистным для слепорожденного в Юрии Дмитриевиче. Проход стал шире, в нем уже мелькал отблеск уличного фонаря, и в свете этого фонаря Юрий Дмитриевич увидел лицо слепорожденного, которое показалось Юрию Дмитриевичу похожим на физиономию из кошмара, словно с него снята была маска, придававшая ему хоть внешнее подобие человека. Потом Юрий Дмитриевич понял: исчезли темные очки, и видны были розовые мягкие глазницы, особенно страшные тем, что выглядели они не как увечье, а наоборот, внешний вид их достиг такого совершенства, что на мгновение Юрий Дмитриевич ощутил свои глаза как увечье. Это было так омерзительно, что Юрий Дмитриевич вскрикнул и побежал. Слепорожденный бежал следом, дыхание его было уже рядом, но, когда они выбежали из подземелья на дождь, слепорожденный начал отставать, затем раздался его крик, и топот оборвался. Юрий Дмитриевич оглянулся. Слепорожденного не было, он исчез, словно разом испарился. Молния ударила прямо в купол разрушенной церкви, осветила ящики горторга, гнущиеся от ветра и дождя деревья, а гром потряс Юрия Дмитриевича, отдался в груди и висках... Юрий Дмитриевич услыхал какие-то идущие из-под земли звуки, подошел и увидел слепорожденного, барахтающегося в наполненной водой яме, очевидно, выко-панной строителями. Слепорожденный тщетно пытался выбраться, скользил по размокшему глинистому брустверу.
- Дайте руку, - сказал Юрий Дмитриевич, лег у края ямы, стараясь не смотреть на заросшие мясом глазницы, и опустил свои руки вниз. Слепорожденный поднял голову, лицо его исказилось, он подпрыгнул и вдруг вцепился зубами в левую ладонь Юрия Дмитриевича с таким остервенением, что Юрий Дмитриевич вначале испытал даже не боль, а удивление, услышав хруст собственной кожи. Он выдернул ладонь и, держа ее на весу, правой рукой схватил слепорожденного за шиворот, потянул его вверх, изнемогая от тяжести, и тянул до тех пор, пока голова слепорожденного не показалась у края ямы. После этого слепорожденный уж сам схватился за мокрую траву, выполз и встал, сделал несколько шагов, но тотчас же споткнулся. Движения его потеряли четкость и уверенность, и он стал похож не на слепорожденного, а на обыкновенного ослепшего человека, не привыкшего еще к своей слепоте и потому особенно беспомощного. Юрий Дмитриевич тяжело поднялся с земли, держа на весу окровавленную руку. Слепорожденный выглядел совсем обессилевшим, видно, на рывок из ямы ушел последний остаток силы. Он тщетно пытался нащупать выход, ударяясь о стены, кружась на месте.
Юрий Дмитриевич подошел, взял его за локоть и повел к выходу. Слепорожденный покорно шел рядом. Ноги слепорожденного цеплялись за камни, попадали в лужи, хоть Юрий Дмитри-евич и старался вести его аккуратно. Они вышли за ворота монастыря. Дождь утих, но ветер дул с еще большей силой, и луна бешено неслась по небу, появляясь в проемах изорванных туч. Вскоре Юрий Дмитриевич и Аким Борисыч приноровились друг к другу и шли, как давно друг друга знавшие поводырь и слепец.
- Мутит меня, - сказал Аким Борисыч. - Я бутылку самогонки выпил... Тоска измучила... Ревность... А теперь я и сам понимаю, куда мне... Ей глазастого надо... Я на слепой девушке женюсь... У нас в Обществе слепых есть одна... Я ей нравлюсь...
- Про странное я сейчас думаю, - сказал Юрий Дмитриевич. - Вот было пусть опасное, но таинственное и непохожее на нас мыслящее существо, которое боролось с нами и заставляло нас бороться... Жестокость и сила наша оказались бесполезны и ненадежны против него... Тогда мы обратились к более мощному и более хитрому оружию, которое использует человек в своих завоеваниях... Мы обратились к нашему благородству и нашей доброте... Мы приручили его и превратили в беспомощного слепца...
Кто-то подошел к ним, посветил фонарем. Выскочили две маленькие злые собачки и залаяли. Это был ночной сторож в брезентовом плаще с капюшоном.
- Аким Борисыч, - узнал он слепого, - вам звонили из Общества слепых... Завтра в пять заседание правления...
- Коновалов, - сказал Аким Борисыч, - скажи жене, пусть меня домой отведет, я теперь не дойду сам...
- Заболели? - участливо спросил Коновалов.
- Я ослепил его, - сказал Юрий Дмитриевич, - я преступление совершил... Я человек... Человек, который с самого начала чувствовал себя завоевателем... Жестокостью и добром завоевал он планету... Убивал и приручал... Вот собаки... Жалкие шавки, ждущие, когда им бросят кость... Сейчас много пишут про дельфинов... Умные, таинственные существа... Пока человек охотился на них, они были в безопасности как личности... Но сейчас человек собирается вынуть свое страшное, неотразимое оружие... Добро... И дельфинам грозит превратиться в глупых морских коров... В утепленных бассейнах... Мы не умеем сотрудничать на равных, мы умеем приручать... Кто знает, как далеко шагнула бы цивилизация, если б с самого начала человек не приручал, а сотрудничал бы с животными...
- Эге, - сказал Коновалов, поглядев на окровавленную ладонь Юрия Дмитриевича, - да тебя, братец, давно ищут... Он цепко и больно схватил Юрия Дмитриевича за локоть и крикнул:
- Надя, пойди скажи, псих, которого ищут, здеся...
Далее возникли какие-то обрывки. Аким Борисыч исчез. Появились Григорий, Нина, Бух и еще несколько лиц. Юрия Дмитриевича усадили в машину и прямо в машине начали переоде-вать во всё сухое. Затем Юрий Дмитриевич оказался в своей квартире, где не был уже почти месяц. Было очень душно, очевидно, весь месяц комнату не проветривали.
- Надо проветрить, - сказал Юрий Дмитриевич, - жарко.
- Здесь болит? - спрашивали Юрия Дмитриевича и больно жали ребра. - А здесь...
- У меня копье болит, - сказал Юрий Дмитриевич, - которым зверей колют... Не знаю, может, благороднее убить, чем приручить... Пока человечество не поймет этого, оно не будет иметь нормального права выйти в космос и встретиться с иными мыслящими существами...
Юрий Дмитриевич сел, схватившись рукой за коврик и второй рукой отталкивая Нину, пытавшуюся его уложить.
- Один метафизик заявил: жизнь есть форма болезни материи... Материя активно противо-положна жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32