– Не знаю, удаются ли ему стихи, а благовоний он изводит чересчур много.
– Он не злой человек. Только очень не любит чужеземцев. А стихи он знаешь как сочиняет? Напишет два слова и три часа отдыхает. Мне даже жалко его, так мучается человек.
– Ты всех жалеешь. Меня тебе тоже жалко?
– Сейчас, когда темно, – нет. А днем смотрю на тебя – жалко. Глаза у тебя грустные, и седых волос много стало… Почему люди мучают друг друга?
– Не знаю. Так всегда было.
– Вот бы превратиться в птиц и улететь куда глаза глядят… А, Горгий?
– Боги всемогущи.
– Ты похож на моего старшего брата. Слышал бы ты, как он поет! Почему ты не хочешь бежать со мной? Тебе не нравится мое племя?
– Как убежишь? – с тоской сказал Горгий. – Я ж тебе толкую, женщина, что мы окружены со всех сторон.
– Вечно вы, мужчины, воюете. Что вам надо?
– А тебе нравится быть рабыней?
– Я устала. Я хочу домой.
– Домой? У вас, как я понял, и города своего нет. Живете в повозках, то здесь, то там…
– Ненавижу город! Тесно, душно, всюду каменные стены, и люди подстерегают друг друга…
– Выходит, и ты ненавидишь.
– Обними меня, – сказала она, помолчав.
У ворот дома Сапрония Козла остановил рослый повстанец. Приблизив секиру к самому носу Козла, лениво осведомился:
– Куда прешь, убогий?
– К царю Эхиару, котеночек, – ласково сказал Козел. – Ведено мне доставить ему хорошую пищу.
– А ну покажи. – Воин потянулся к мешку, что был у Козла за плечом.
– Нельзя, котеночек. Все куски считаны.
Все же после недолгого препирательства Козлу пришлось раскрыть мешок. На разговор подошло еще несколько воинов. Щупали, нюхали, качали головами: пища и впрямь была хороша, особенно еще теплый, духовитый пирог с тыквой.
– Ну, иди, – сказал рослый повстанец и, вздохнув, добавил: – У меня жена была мастерица пироги печь.
У дверей царской спальни Козла ожидала неприятная встреча: на пороге сидел Диомед, строгал кинжалом палочку. На сладкие уговоры Козла отвечал одно: «Мешок передам, а сам проваливай, пока цел». Тут выглянул Горгий, хмуро выслушал Козла, мотнул головой: «Проходи».
Диомед вошел вслед за Козлом, молча отнял мешок, аккуратно выложил царский харч на стол. Тем временем Козел тихонечко направился к двери, что вела в соседнюю комнату, приоткрыл. Горгий мигом подоспел, оттер любопытного от двери.
– Нельзя к царю, – сказал он. – Сами управимся. Астурда!
Козел удивленно посмотрел на молодую длиннокосую женщину, выбежавшую из царской спальни.
– Посмотри, что он там принес, – сказал Горгий, кивнув на стол.
Не понравилось это Козлу. Уже и бабу к самозванцу приставили, не проберешься к нему. А пробраться надо…
– Обижаете меня, – жалобно протянул он. – Не чужой я ему… Эхиару нашему. Много лет мы с ним на рудниках душа в душу…
Никто не ответил ему. Астурда, со вниманием осмотрев еду, певуче сказала:
– Пирог ничего, а мясо пережарено. Поставь, Диомед, в холодок. На ночь дам ему кусок пирога с кислым молоком.
– На ночь кислое молоко – в самый раз, – подхватил Козел. – Где оно у тебя, красавица? Дай-ка отнесу, не чужой я ему человек. Сколько мы одной похлебки вместе…
– Не чужой человек, – передразнил Диомед. – Знаем мы тебя, на рудниках житья не давал. На Молчу… на Эхиара наколдовал болячки, а теперь к нему же и подлизываешься.
– Неправда! – тонко выкрикнул Козел, пятясь от наступавшего Диомеда. – Я его всегда как родного отца любил. А вот ты, рыжий, откуда…
Он не договорил. Из-за двери раздался хриплый хохот с подвыванием. На пороге спальни появился Эхиар. Был он без верхней одежды, всклокочен, глаза безумно расширены. Сутулясь, пошел он прямо на Козла, перемежая лающий смех бормотанием: «Огонь от земли… Еще немного… Еще немного…» Горгий и Астурда кинулись к нему, подхватили под руки, Диомед забегал в поисках кувшина с водой.
И только когда старика водворили на место и Астурда, ласково поглаживая его по голове, шептала успокоительные слова, – Горгий с Диомедом заметили, что Козел исчез.
– Нехорошо получилось, – сказал Горгий, поцокав языком. – Про веселую болезнь никто не должен знать.
Диомед сорвался с места, побежал к воротам.
– Э, да его и след простыл, – ответил караульный на вопрос и махнул секирой в сторону леса. – Я думал, вы его кипятком ошпарили.
Диомед закашлялся, побрел в дом.
В лесу Козел отдышался, осмотрелся. Снял с щей тугой кожаный мешочек, висевший на шнурке. Боги помогли обойтись без снадобья. Да и как было подсыпать, когда его, Козла, и близко не подпустили к Молчуну. А заранее отравить пищу Козел побоялся – могли и самого заставить попробовать. У Молчуна веселая болезнь, долго он не протянет…
Козел закопал мешочек в землю, притоптал ногой. Жаль снадобья, нелегко его приготовить, но если с ним попадешься… Кто сам осторожен, того и боги берегут.
Он достал из-за пазухи помятый кусок тыквенного пирога и съел, не просыпав ни единой крошки. Потом залег в кустарнике и стал терпеливо дожидаться темноты, готовя в уме разговор с Павлидием.
Как только стемнело, Козел выждал момент, когда повстанцы занялись вечерним варевом, бесшумно прополз между повозок и, пригибаясь и подобрав полы, побежал на ту сторону. Раз или два колючие ветки кустов больно хлестнули его по лицу.
– Стой!
Тяжело дыша, Козел остановился перед широкими лезвиями двух копий.
– А, это опять ты, козлиная борода, – сказал один из стражников, присмотревшись. – Дождешься, что тебя проткнут насквозь.
– Придержи язык! – прикрикнул Козел. – Проведи меня к начальнику, живо!
– Живо можно и по морде, – буркнул стражник.
Однако не стал спорить: старший велел пропустить лазутчика туда и обратно беспрепятственно. Стражник высморкался и повел Козла по трескучей от сухих веток тропке к северным крепостным воротам, где был раскинут шатер начальника.
Военачальник, сидя на мягких подушках, ел рыбу, зажаренную целиком. Зубы его ходили по рыбьей спине от хвоста к голове и обратно – будто на дудке играл, – жир стекал по бороде на желтый нагрудник, на серебряные пряжки. Возле масляного светильника двое телохранителей играли в кости.
– Ну что? – Военачальник взглянул на вошедшего Козла. – Укокошил самозванца?
– Считай, что он готов, – небрежно ответил Козел. – У него веселая болезнь. Завтра помрет, самое позднее – к вечеру.
Военачальник перестал жевать.
– Веселая болезнь? Ты уверен?
– Подвинься, – сказал Козел и, усевшись, поднес к носу пузатый пифос с медовым вином. – Доброе вино! – Он сделал несколько больших глотков, крякнул, обтер ладонью усы и бороденку. Военачальник ошалело хлопал глазами. Телохранители перестали играть в кости. – Доброе вино, – повторил Козел, – давно не пивал.
– Может, дать тебе закусить? – Военачальник вдруг развеселился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49