Полупрозрачными медузами плавали в ней клочья расползшейся ваты, и еще несколько таких тампонов лежали на краю миски, пропитанные темной кровью.
– Я сказал: не смотри! – взвился профессор, метнувшись к Марше и за руку оттащив ее в другой конец комнаты. – Сиди на своей кровати и не оборачивайся, для тебя тут нет ничего интересного! Как его там нет?! Ты хорошо постучала? А-а, да…
Она услышала, как Дейл Арриго заскрежетал зубами и по-южному гортанно выругался.
– У них сегодня закрытие секции с банкетом, – с невыразимой ненавистью в негромком голосе пояснил он. – Все, труба. Не выживет.
Марша широко раскрыла глаза. Не оборачиваться. Но…
– Кто не выживет?!
– Не твое дело!!! – заорал профессор так, что она даже вздрогнула. – У тебя ребенок! Мне кажется, ты все время об этом забываешь! Думай о ребенке и не лезь в чужие дела!
К горлу подступил горький ком, глаза защипало, вновь запульсировал в груди клубок необъяснимой тупой боли. Почему нельзя смотреть?
И почему можно обижать ее?
Беспомощно, глотая слезы, она проговорила:
– Не смейте кричать на меня… Позвонили бы лучше туда, где банкет, пускай позовут вашего Стойчикова…
Резкое порывистое движение за спиной, гулкий лязг сорванной с рычага телефонной трубки. Автоматная очередь набираемого номера.
– Алло? Срочно найдите мне академика Анджея Стойчикова, он среди приглашенных на банкет! Срочно, я сказал! Это профессор Дейл Арриго из института Санта-Альба, и если вы немедленно не… черт, что ж они там копаются… Анджей! Живо в гостиницу, заскочишь к себе за инструментами и сразу в мой номер, помнишь, где? Да, прямо сейчас, да, необходимо!… Не телефонный разговор…
Усталый короткий звон – трубка упала на рычаг.
Глубокий вздох.
Слезы неудержимыми едкими каплями текли по щекам, пока рука профессора не приложила к ее глазам край пододеяльника. Арриго тяжело опустился на кровать рядом с Маршей и обнял ее за плечи. От него сильно пахло потом, чуть-чуть – дорогим одеколоном и еще чем-то густым и неуловимо-знакомым…
– Извини. И не оборачивайся, я тебе и так объясню, – тихо сказал он. – У меня на кровати лежит человек, он тяжело ранен, тебе вредно такое видеть. Ему необходима операция, я надеюсь, что Анджей успеет. Он был когда-то отличным хирургом, доктором без персонального кладбища, и ушел в чистую науку, когда потерял первого пациента…, – профессор оглянулся через плечо. – Если этот думает умирать, хоть бы загнулся до приезда Анджея, он же не выдержит второго раза… Черт, и еще банкет!…
– Кто этот человек? – глядя в стену, спросила Марша. – И почему бы вам не отвезти его в больницу?
Арриго взял ее лицо в руки и резко развернул к себе, широкой коричневой ладонью закрывая боковой обзор. Она видела только его глаза, два пронзительных черных угля под мохнатыми бровями.
– Вот что. Анджей – мой старый друг, ему я доверяю как себе. Тебя я почти не знаю, но раз уж ты здесь оказалась, придется и тебе довериться. Никому не говори, что у нас лежит раненый. Иначе у него будут крупные неприятности, а он… клянусь, он их не заслужил!
Она кивнула, непроизвольно опустив взгляд. Сегодня в обед профессор переоделся в элегантный серый костюм с металлическим блеском, с ослепительно-белой манишкой и стальным галстуком, который Марша уже привычно сама завязывала на нем…
Галстук всего лишь съехал набок. Пятна на манишке были кирпично-бурые, заскорузлые, а по всей правой стороне костюма – просто темные, еще влажные и, наверное, липкие… Марша заметила, что край воротника ее халата тоже окрасился красновато-коричневым, и ее замутило.
Дейл Арриго стремительно встал, дернул ее за руку, увлекая за собой, быстро провел через номер, не давая взглянуть на свою кровать, и чуть ли не впихнул в туалет.
Она еще была там, когда раздался дробный стук в дверь номера, скрип створки и приглушенный голос с легким акцентом:
– Что стряслось, Дейл?
И встречный вопрос вместо ответа:
– Много ты успел выпить на своем банкете?
И уже не совсем вопрос:
– Операция?…
Марша вышла и сразу же лицом к лицу столкнулась с невысоким человеком во фраке, седым и морщинистым, на вид лет на двадцать старше Дейла Арриго, – если бы не совершенно прямая осанка и четкие, безупречно скоординированные движения. И еще круглые прозрачные глаза не то ребенка, не то святого. Академик Стойчиков смущенно кивнул ей и перевел взгляд на профессора.
– Она беременная, – бесцеремонно бросил Арриго. – Ее надо убрать отсюда.
И тут Марша увидела…
В общем-то, почти ничего. Их фигуры закрывали ей обзор, но за ними угадывалось распростертое на постели тело мужчины. И совсем близко – загорелый подъем ноги между кроссовком и штаниной потрепанных джинсов.
Анджей Стойчиков шагнул вперед.
– Вот ключи от моего номера, госпожа, – сдержанно произнес он. – Прошу вас, посидите пока там. Это на втором этаже…
– Она знает, – перебил профессор.
Стойчиков кивнул.
– А ты останься, Дейл, будешь ассистировать.
– Разумеется!
И оба ученых отвернулись, они уже не помнили о ней. Марша вышла из номера и плотно прикрыла за собой дверь, победив неожиданно острое желание все-таки посмотреть, хоть мимолетно взглянуть на того человека на кровати. Если профессор запретил… наверное, он прав, наверное, это действительно может повредить, ей нужно думать о ребенке… Она уже почти спустилась по лестнице, когда все тело снова пронзила электрическим разрядом невыносимая резкая боль.
Это пройдет, это должно пройти, это не страшно, это уже проходило! – лихорадочно уговаривала она себя, двигаясь по стенке сквозь сплошную мглу. Надо вернуться, ей необходима помощь не меньше, чем тому раненому… но для этого нужно подняться по лестнице, что совершенно невыполнимо… Ничего, пройдет, пройдет, должно пройти… А потом они все равно придут к ней… поздно не будет, нет, ни в коем случае не будет поздно! Это не ребенок, это выше, наверное, все-таки сердечный приступ… если бы знать, насколько он опасен для ребенка…
Она добралась до двери номера академика – нет, какие ключи, какая замочная скважина в непроглядном мраке… Но дверь оказалась незаперта, и на последнем усилии Марша вползла в комнату, рухнула на кровать, сотрясаемая новым взрывом боли, и потеряла сознание.
… Когда она пришла в себя, боли не было совсем – только слабость во всем теле и необъяснимая уверенность, что все самое страшное бесповоротно осталось позади. Она осталась жива – хотя могла умереть, в этом тоже не было сомнений, – и теперь всем будет хорошо. И ей, и ребенку, и…
Зажегся свет.
– Ты спишь? – спросил профессор Арриго. – Извини, если разбудил.
– Я не спала, – ответила Марша. – А как там?…
Профессор присел на край кровати. Бледное помятое лицо, смертельно усталые глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
– Я сказал: не смотри! – взвился профессор, метнувшись к Марше и за руку оттащив ее в другой конец комнаты. – Сиди на своей кровати и не оборачивайся, для тебя тут нет ничего интересного! Как его там нет?! Ты хорошо постучала? А-а, да…
Она услышала, как Дейл Арриго заскрежетал зубами и по-южному гортанно выругался.
– У них сегодня закрытие секции с банкетом, – с невыразимой ненавистью в негромком голосе пояснил он. – Все, труба. Не выживет.
Марша широко раскрыла глаза. Не оборачиваться. Но…
– Кто не выживет?!
– Не твое дело!!! – заорал профессор так, что она даже вздрогнула. – У тебя ребенок! Мне кажется, ты все время об этом забываешь! Думай о ребенке и не лезь в чужие дела!
К горлу подступил горький ком, глаза защипало, вновь запульсировал в груди клубок необъяснимой тупой боли. Почему нельзя смотреть?
И почему можно обижать ее?
Беспомощно, глотая слезы, она проговорила:
– Не смейте кричать на меня… Позвонили бы лучше туда, где банкет, пускай позовут вашего Стойчикова…
Резкое порывистое движение за спиной, гулкий лязг сорванной с рычага телефонной трубки. Автоматная очередь набираемого номера.
– Алло? Срочно найдите мне академика Анджея Стойчикова, он среди приглашенных на банкет! Срочно, я сказал! Это профессор Дейл Арриго из института Санта-Альба, и если вы немедленно не… черт, что ж они там копаются… Анджей! Живо в гостиницу, заскочишь к себе за инструментами и сразу в мой номер, помнишь, где? Да, прямо сейчас, да, необходимо!… Не телефонный разговор…
Усталый короткий звон – трубка упала на рычаг.
Глубокий вздох.
Слезы неудержимыми едкими каплями текли по щекам, пока рука профессора не приложила к ее глазам край пододеяльника. Арриго тяжело опустился на кровать рядом с Маршей и обнял ее за плечи. От него сильно пахло потом, чуть-чуть – дорогим одеколоном и еще чем-то густым и неуловимо-знакомым…
– Извини. И не оборачивайся, я тебе и так объясню, – тихо сказал он. – У меня на кровати лежит человек, он тяжело ранен, тебе вредно такое видеть. Ему необходима операция, я надеюсь, что Анджей успеет. Он был когда-то отличным хирургом, доктором без персонального кладбища, и ушел в чистую науку, когда потерял первого пациента…, – профессор оглянулся через плечо. – Если этот думает умирать, хоть бы загнулся до приезда Анджея, он же не выдержит второго раза… Черт, и еще банкет!…
– Кто этот человек? – глядя в стену, спросила Марша. – И почему бы вам не отвезти его в больницу?
Арриго взял ее лицо в руки и резко развернул к себе, широкой коричневой ладонью закрывая боковой обзор. Она видела только его глаза, два пронзительных черных угля под мохнатыми бровями.
– Вот что. Анджей – мой старый друг, ему я доверяю как себе. Тебя я почти не знаю, но раз уж ты здесь оказалась, придется и тебе довериться. Никому не говори, что у нас лежит раненый. Иначе у него будут крупные неприятности, а он… клянусь, он их не заслужил!
Она кивнула, непроизвольно опустив взгляд. Сегодня в обед профессор переоделся в элегантный серый костюм с металлическим блеском, с ослепительно-белой манишкой и стальным галстуком, который Марша уже привычно сама завязывала на нем…
Галстук всего лишь съехал набок. Пятна на манишке были кирпично-бурые, заскорузлые, а по всей правой стороне костюма – просто темные, еще влажные и, наверное, липкие… Марша заметила, что край воротника ее халата тоже окрасился красновато-коричневым, и ее замутило.
Дейл Арриго стремительно встал, дернул ее за руку, увлекая за собой, быстро провел через номер, не давая взглянуть на свою кровать, и чуть ли не впихнул в туалет.
Она еще была там, когда раздался дробный стук в дверь номера, скрип створки и приглушенный голос с легким акцентом:
– Что стряслось, Дейл?
И встречный вопрос вместо ответа:
– Много ты успел выпить на своем банкете?
И уже не совсем вопрос:
– Операция?…
Марша вышла и сразу же лицом к лицу столкнулась с невысоким человеком во фраке, седым и морщинистым, на вид лет на двадцать старше Дейла Арриго, – если бы не совершенно прямая осанка и четкие, безупречно скоординированные движения. И еще круглые прозрачные глаза не то ребенка, не то святого. Академик Стойчиков смущенно кивнул ей и перевел взгляд на профессора.
– Она беременная, – бесцеремонно бросил Арриго. – Ее надо убрать отсюда.
И тут Марша увидела…
В общем-то, почти ничего. Их фигуры закрывали ей обзор, но за ними угадывалось распростертое на постели тело мужчины. И совсем близко – загорелый подъем ноги между кроссовком и штаниной потрепанных джинсов.
Анджей Стойчиков шагнул вперед.
– Вот ключи от моего номера, госпожа, – сдержанно произнес он. – Прошу вас, посидите пока там. Это на втором этаже…
– Она знает, – перебил профессор.
Стойчиков кивнул.
– А ты останься, Дейл, будешь ассистировать.
– Разумеется!
И оба ученых отвернулись, они уже не помнили о ней. Марша вышла из номера и плотно прикрыла за собой дверь, победив неожиданно острое желание все-таки посмотреть, хоть мимолетно взглянуть на того человека на кровати. Если профессор запретил… наверное, он прав, наверное, это действительно может повредить, ей нужно думать о ребенке… Она уже почти спустилась по лестнице, когда все тело снова пронзила электрическим разрядом невыносимая резкая боль.
Это пройдет, это должно пройти, это не страшно, это уже проходило! – лихорадочно уговаривала она себя, двигаясь по стенке сквозь сплошную мглу. Надо вернуться, ей необходима помощь не меньше, чем тому раненому… но для этого нужно подняться по лестнице, что совершенно невыполнимо… Ничего, пройдет, пройдет, должно пройти… А потом они все равно придут к ней… поздно не будет, нет, ни в коем случае не будет поздно! Это не ребенок, это выше, наверное, все-таки сердечный приступ… если бы знать, насколько он опасен для ребенка…
Она добралась до двери номера академика – нет, какие ключи, какая замочная скважина в непроглядном мраке… Но дверь оказалась незаперта, и на последнем усилии Марша вползла в комнату, рухнула на кровать, сотрясаемая новым взрывом боли, и потеряла сознание.
… Когда она пришла в себя, боли не было совсем – только слабость во всем теле и необъяснимая уверенность, что все самое страшное бесповоротно осталось позади. Она осталась жива – хотя могла умереть, в этом тоже не было сомнений, – и теперь всем будет хорошо. И ей, и ребенку, и…
Зажегся свет.
– Ты спишь? – спросил профессор Арриго. – Извини, если разбудил.
– Я не спала, – ответила Марша. – А как там?…
Профессор присел на край кровати. Бледное помятое лицо, смертельно усталые глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20