Георгий Валентинович Вирен
Зеркало ночи
I
Зрителей на стадионе было трое. Сидели бок о бок, в серых плащах с поднятыми воротниками и молча смотрели на пустое поле. Стадион был маленький, неухоженный. Дождь заладил моросить с ночи, шел все утро, а теперь с неба летела мокрая пыль. Старик, сидящий в середине, поглядел на часы, и сосед слева – лет сорока, с лицом, пухлым как булка, поспешно успокоил:
– Сейчас начнут, сейчас…
И тут же раздался треск мотора. Из-под трибун неторопливо выехал странный серый автомобильчик, похожий на сильно вытянутую каплю – узкий, почти острый спереди и толстый, круглый сзади. Он ехал осторожно, словно пробуя гаревую дорожку, сделал круг, еще один, стал набирать скорость, все быстрей, быстрей…
Старик вздохнул.
Третий круг автомобиль прошел стремительно, будто и правда превратился в невесомую каплю, гонимую ураганом. Звук мотора стал тонким, зудящим… Из задней части машины выдвинулось нечто вроде крыльев, она задрожала на ходу и вдруг оторвалась от земли, быстро и плавно взлетела метра на три и легла в крутой вираж. Круг за кругом, поднимаясь все выше, она облетала стадион. Потом быстро снизилась, резко ударилась задними колесами о землю, подскочила и покатила по дорожке, снижая скорость. Крылья спрятались. Автомобиль остановился и постоял, как будто в ожидании. Трое на трибуне не двигались. Наконец поднялась вверх дверца машины, оттуда выбрались двое водителей, постучали ногами о колеса, что-то сказали друг другу и медленно направились к зрителям. Первым шел высокий парень с испачканным черным лбом и улыбался.
– Ну как? – довольно крикнул он еще издали.
Старик поднялся, его спутники тоже.
– Стоило мокнуть, – мрачно сказал он и сразу пошел к выходу.
Улыбка исчезла с лица чумазого парня, он подбежал к оставшимся.
– Постойте, товарищи! Вы же обещали…
Человек-булка развел руками, а второй – аскетичный брюнет – вежливо пояснил:
– Это не то, что мы ищем…
– Да чего искать, чего искать-то? – заволновался водитель. – Наш «Икар» по своим параметрам не имеет аналогов в отечественном автостроении и выигрывает по всем основным показателям у машин зарубежных! Да вы что, товарищи! И мы это все – своими руками! Каждую детальку! В сарае, без всяких условий! Если нам базу дать, так мы…
– Брось, Коля, не унижайся, – зло крикнул его напарник. – Ты же видишь – этим чинодралам на все начхать!
– Ну зачем же так! – человек-булка всплеснул руками. – Вы меня простите, но вы нас и Николая Николаевича ввели в заблуждение. Может быть, невольно, я понимаю, но все-таки, все-таки! Вы обещали показать нам уникальное достижение человеческой мысли, так? А показали всего лишь автомобиль, ну пусть даже летающий…
– Ни фига себе! – возмутился Коля. – Ну, если это не уникальное достижение, то я не знаю, какого рожна вам надо! Это же «Шаттл» советских магистралей! Неужели непонятно? Это же революция на транспорте, ё-моё!
– Мы этим не за-ни-ма-ем-ся! – как глухим, крикнул булка.
– Но хоть как-то помочь вы можете? – сбавил тон Коля. – Ведь этот ваш… Николай Николаевич, вы говорили – академик?
– Да, академик. А мы вот – доктора наук. Но мы не занимаемся автомобилями…
– Но связи у вас небось есть… Ведь мы ради дела стараемся, – сказал Коля совсем жалко, и напарник его аж плюнул от злости.
– Хорошо, – сказал брюнет. – Я попрошу Николая Николаевича позвонить… Кому звонить? – спросил он булку.
Тот пожал плечами.
– Может, в КБ АЗЛК? – подсказал Коля.
Брюнет нервно дернул головой.
– Я не знаю, что такое АЗЛК. Николай Николаевич позвонит заместителю Предсовмина, который курирует автомобильную промышленность, и тот вас примет.
– Правда, что ли? – недоверчиво хмыкнул Коля.
– Вы только серьезно подготовьтесь к разговору, продумайте ваши аргументы, представьте техническую документацию…
– Да мы уж, конечно, – начал воспрявший Коля, но брюнет оборвал его:
– Будьте здоровы. Мы свяжемся с вами.
Старик, то бишь Николай Николаевич, ждал в «Волге» у ворот стадиона. Когда булка и брюнет забрались на заднее сиденье, он сказал шоферу: «В институт» – и уткнулся в цветастый шарфик. Разбрызгивая лужи, «Волга» выбралась на шоссе. Все молчали.
– Прагматики чертовы! – вдруг буркнул академик. – А ты, Семен, тоже хорош – клюнул!
– Николай Николаевич! – попытался оправдаться булка. – Они темнили. Говорили, что покажут нечто сверхъестественное, а что именно – отказывались сказать…
– Мне это приглашение на стадион сразу не понравилось, – сказал брюнет.
– Разве дело в месте, Костя, – уныло ответил Семен.
– Люди сориентированы на немедленную практическую пользу, – неожиданно академик заговорил чеканным лекционным тоном. – Это беда современного мышления. Человек ограничен праксисом, не желает заглянуть за его границы. Технократический образ мысли резко снизил его реальные возможности…
– Они не виноваты, – вздохнул Семен.
– Виноваты! Во всем, что происходит с людьми, виноваты сами люди, и никто другой – просто некому больше, – рассердился академик и вдруг спросил с упреком: – Костя, ты ищешь Зеркальщика?
– Пока безуспешно, – сухо ответил брюнет.
– По-моему, это миф, – сказал Семен.
– Вот и докажи, что миф! Бросай своих Монгольфье и экстрасенсов, присоединяйся к Косте.
– Хорошо, Николай Николаевич. Но я почти уверен, что все эти слухи – бред.
– А нам и нужен бред! – тонко крикнул старик. – Нам не нужны изобретатели порхающих сенокосилок и ночных горшков с дистанционным управлением! Мы должны иметь дело только с чудовищным, невообразимым бредом, с нелепицей, с абракадаброй! Только там нужно искать! Только там!
II
Матвею приснилась зима. И еще во сне, малым, неуснувшим краем сознания он понял: зима пришла наяву. Утром, открыв глаза, он увидел, что комнату залил прозрачный свет – не такой, как в прежние дни мутной осени. Матвей встал, тронул ладонями печку – она ответила угасающим теплом: выстыла за ночь. В окно увидел, что и ожидал: тонкий слой снега покрыл огород, дровяной сарайчик, дорожку. Накинув тулуп, Матвей вышел в сени, открыл дверь и постоял на пороге. Втягивал свежий запах снега, пропитывался им. Не хотел сделать ни шагу за порог, чтоб не нарушить чистый покров, брошенный на семь ступенек крыльца. Скоро замерз и похромал в дом.
Он ждал эту зиму, с августовской теплыни ждал, через бабье лето и промозглый дождливый октябрь. С тайной радостью видел отъезжающих дачников, обнаруживал по вечерам, что вот еще один дом стал темным, и еще, и еще. Он знал, что совсем один не останется, но все-таки жизнь замрет, затаится зимой, опустеет и вымерзнет. Не раз уже снилась ему многоснежная зима с сугробами до окон и гулом метелей и виделась почему-то свечечка в его окне, затепленная, как лампада у церковных врат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23