У меня такая профессия… Мне дома делать нечего.
— Понимаю.
— Ничего не понимаешь!.. Подрастёшь — приезжай с мамой в гости.
— А куда?
— А я напишу… Слушай, я тут пластинку раскокал, случайно. Выбрось куда-нибудь. А то Мызин рассердится… Ну, прощай.
— Надо присесть на дорогу.
— Некогда. Где-нибудь в скверике посижу.
Валя огляделась. Куда это она зашла? Это явно был переулок, где ещё не ступала нога человека. Никем ещё неоткрытый сегодняшний переулок.
Она остановилась посреди переулка. Полная женщина. Со спины её освещал луч солнца. Тень, улёгшаяся у её ног, говорила — закат.
— Нет!
Закат бил ей в спину, и переулок как щель и как труба, и на асфальте лежал учебник арифметики. Как после бомбёжки.
— Нет!
И она обернулась в сторону заката.
Теперь солнце било ей в глаза. Жакет она сняла и держала его, и белая кофточка её, розовая от заката, бившего ей в лицо, казалась совсем молодой, совсем юной кофточкой, кофточкой-подростком.
Когда она вернулась домой, Мызин, дождавшийся её, рассказал ей всё о Жигулине.
— Слушай… Я всё же узнал, что с Санькой.
— Не имеет значения.
— Имеет… Ногу ему оторвало… Ещё в сорок восьмом… В Польше…
Совсем в сумерки она разыскала его на Страстном.
— Видишь ли, какая штука… — сказал он нерешительно.
— Какая штука?.. Господи, достался мне слюнтяй… Бродит где-то, бродит, а я его разыскивай…
— Валя…
— Голову тебе оторвало, а не ногу… Пошли домой, у тебя есть дом… Хватит, набегался. Всю жизнь мою сломал… Идём, дочка ревёт дома. Имей в виду — ещё раз удерёшь, подам в суд на алименты, а на суде скажу, что ты меня лупил деревянной ногой… Сашенька, не могу больше… идём. Дочка нам не простит, если мы придём не вместе. Она должна верить, что хорошие концы всё-таки иногда бывают… Сашенька, идём.
Она взяла его чемодан, но он отнял.
— Ты с ума сошла, — сказал он. — Я сам.
Они встретились, граждане, они встретились. История в общем-то горькая, и мы могли бы остановиться именно здесь. Но мы имеем право заглянуть чуть дальше, туда, где, как сказано, история, смеясь, расстаётся со своим прошлым. Может быть, это и есть настоящий финал всего, что нас мучит.
Темно уже, но свет не зажигали.
В подъезде стоит Татьяна и некое долговязое существо, видимо, всё-таки мужского пола. Оно смотрит куда-то в сторону.
— Я никогда не выйду замуж, — говорит Татьяна, прерывая его размышления.
— Тихо, — сказал он.
— Я буду как мама…
— Целуются… — сказал он.
Таня оглянулась и увидела мать, которую целовал приезжий фиктивный муж, Жигулин Александр Александрович, явно выздоровевший от всех болезней.
Татьяна ойкнула и отступила за дверь.
Валя и Сан Саныч стали подниматься по лестнице.
— Вот здесь ты будешь жить, — сказала Валя. — Там, куда ты едешь, трамваи есть?
— Не знаю, а зачем тебе?
— Я, когда буду беременная, к тебе приеду и буду с передней площадки входить.
— Молчи… я с ума сойду…
…А то вот люди говорят: любовь, любовь, а сами женятся, как будто хотят от неё отделаться поживей. А дальше — чтоб в ногах не путалась и не отвлекала от деловых дел. А у этих двоих она была только впереди и освещала дорогу, хотя и казалось, что они её пропустили. Странные дела, верно? Подумайте сами: они успели в жизни почти всё, что было положено, потому что поменяли местами начало повести и финал, и там, где у одних только хоккей по телевизору и вопли: «Гол! Гол!», у них всё только начинается. История любви, нелепая по нынешним временам, но отлично сказано кем-то: «Они счастливы, а не мы». А теперь, кому не лень, может перечитать начало. Там не о Жигулине, там об энтузиастах, они не только надрываются, работаючи, они людей любят. Вот про что эта история, если по правде говорить. Конечно, читатель теперь сознательный и сам догадается, что к чему, но лучше уж сказать на всякий случай, верно? Благодарю за внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8
— Понимаю.
— Ничего не понимаешь!.. Подрастёшь — приезжай с мамой в гости.
— А куда?
— А я напишу… Слушай, я тут пластинку раскокал, случайно. Выбрось куда-нибудь. А то Мызин рассердится… Ну, прощай.
— Надо присесть на дорогу.
— Некогда. Где-нибудь в скверике посижу.
Валя огляделась. Куда это она зашла? Это явно был переулок, где ещё не ступала нога человека. Никем ещё неоткрытый сегодняшний переулок.
Она остановилась посреди переулка. Полная женщина. Со спины её освещал луч солнца. Тень, улёгшаяся у её ног, говорила — закат.
— Нет!
Закат бил ей в спину, и переулок как щель и как труба, и на асфальте лежал учебник арифметики. Как после бомбёжки.
— Нет!
И она обернулась в сторону заката.
Теперь солнце било ей в глаза. Жакет она сняла и держала его, и белая кофточка её, розовая от заката, бившего ей в лицо, казалась совсем молодой, совсем юной кофточкой, кофточкой-подростком.
Когда она вернулась домой, Мызин, дождавшийся её, рассказал ей всё о Жигулине.
— Слушай… Я всё же узнал, что с Санькой.
— Не имеет значения.
— Имеет… Ногу ему оторвало… Ещё в сорок восьмом… В Польше…
Совсем в сумерки она разыскала его на Страстном.
— Видишь ли, какая штука… — сказал он нерешительно.
— Какая штука?.. Господи, достался мне слюнтяй… Бродит где-то, бродит, а я его разыскивай…
— Валя…
— Голову тебе оторвало, а не ногу… Пошли домой, у тебя есть дом… Хватит, набегался. Всю жизнь мою сломал… Идём, дочка ревёт дома. Имей в виду — ещё раз удерёшь, подам в суд на алименты, а на суде скажу, что ты меня лупил деревянной ногой… Сашенька, не могу больше… идём. Дочка нам не простит, если мы придём не вместе. Она должна верить, что хорошие концы всё-таки иногда бывают… Сашенька, идём.
Она взяла его чемодан, но он отнял.
— Ты с ума сошла, — сказал он. — Я сам.
Они встретились, граждане, они встретились. История в общем-то горькая, и мы могли бы остановиться именно здесь. Но мы имеем право заглянуть чуть дальше, туда, где, как сказано, история, смеясь, расстаётся со своим прошлым. Может быть, это и есть настоящий финал всего, что нас мучит.
Темно уже, но свет не зажигали.
В подъезде стоит Татьяна и некое долговязое существо, видимо, всё-таки мужского пола. Оно смотрит куда-то в сторону.
— Я никогда не выйду замуж, — говорит Татьяна, прерывая его размышления.
— Тихо, — сказал он.
— Я буду как мама…
— Целуются… — сказал он.
Таня оглянулась и увидела мать, которую целовал приезжий фиктивный муж, Жигулин Александр Александрович, явно выздоровевший от всех болезней.
Татьяна ойкнула и отступила за дверь.
Валя и Сан Саныч стали подниматься по лестнице.
— Вот здесь ты будешь жить, — сказала Валя. — Там, куда ты едешь, трамваи есть?
— Не знаю, а зачем тебе?
— Я, когда буду беременная, к тебе приеду и буду с передней площадки входить.
— Молчи… я с ума сойду…
…А то вот люди говорят: любовь, любовь, а сами женятся, как будто хотят от неё отделаться поживей. А дальше — чтоб в ногах не путалась и не отвлекала от деловых дел. А у этих двоих она была только впереди и освещала дорогу, хотя и казалось, что они её пропустили. Странные дела, верно? Подумайте сами: они успели в жизни почти всё, что было положено, потому что поменяли местами начало повести и финал, и там, где у одних только хоккей по телевизору и вопли: «Гол! Гол!», у них всё только начинается. История любви, нелепая по нынешним временам, но отлично сказано кем-то: «Они счастливы, а не мы». А теперь, кому не лень, может перечитать начало. Там не о Жигулине, там об энтузиастах, они не только надрываются, работаючи, они людей любят. Вот про что эта история, если по правде говорить. Конечно, читатель теперь сознательный и сам догадается, что к чему, но лучше уж сказать на всякий случай, верно? Благодарю за внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8