БЛАГОДЕТЕЛИ


Часы во всем мире отсчитывали последние минуты. Но этого никто не
знал. Впрочем, даже если бы и знал, ничего изменить было уже невозможно.
Когда Василий Авдеев вышел на Манежную площадь, площадь была пуста.
Что было естественно, ибо час был поздний.
"Хоть бы автобус какой", - тоскливо подумал он. Понимая, правда, всю
тщетность этого желания. Автобусы давно ушли в парк, метро не ходило, а
денег на такси у него не было.
- Мы на такси не ездим, - шутил он у себя в бригаде, - у нас мелочи
нет...
Он остановился, чтобы закурить, и ветер, раскачивавший фонарь, двигал
на снегу его тень. Делал ее то длиннее, то короче.
"Нам, столярам... - размышлял он, сворачивая на Красную площадь. - У
нас, столяров..."
Авдеев миновал Исторический музей и шел теперь по площади, оставляя
за собой следы на снегу, который недавно выпал.
"Ишь - Осипов! - бормотал он, продолжая какой-то давний спор с самим
собой. - Он не то что рубанок, он стамеску-то держать не умеет. А туда же
метит, в начальство..."
Вдруг он остановился. Метрах в десяти прямо перед ним на девственном,
свежевыпавшем снегу внезапно обозначился круг. Это был след, будто
мгновенье назад лежал какой-то огромный обруч. Или кольцо. Авдеев не успел
еще ни осознать, ни изумиться этому, как там же, мгновенно накрыв собой
отпечаток, возник Шар. Он появился внезапно и из ничего, как и след.
С появлением Шара происхождение отпечатка как бы обрело объяснение -
это был след от Шара. Тем самым повод для недоумения исчез, и Авдеев,
обойдя Шар, двинулся дальше.
"Кулагин, - бормотал он, - это надо же, в начальство метит. С
бригадиром пьет..."
Метров четырех диаметром синевато-серый Шар не имел, казалось, ни
смысла, ни назначения. И если бы Авдеев догадался коснуться его рукой, он
убедился бы, что Шар - мягкий, как надувной матрац. Но Авдеев не сделал
этого. Он прошел всю площадь и только потом неуверенно оглянулся.
Шар стоял на месте.
"К чему бы это? - запоздало подумал он. - Октябрьские праздники
прошли. А до майских - далеко..."
Он не мог знать того, чего не знал еще никто в мире. Что в этот же
час такой же Шар возник перед резиденцией премьер-министра в Лондоне и у
Белого Дома - в Вашингтоне. А также в Париже, в Пекине, в Риме и во всех
остальных столицах.
На следующее утро приезжие, торопившиеся к ГУМу, видели у
Исторического музея какой-то странный Шар и кучу людей, которые толпились
рядом. В стороне стоял тягач, и от него, как от лошади, шел белый пар. Все
утро тягач пытался сдвинуть Шар. Или хотя бы зацепить его тросом. Но
тщетно.
Толпившиеся возле Шара стояли встревоженной кучкой, обсуждая, что
делать. И главное, что сказать начальству. Но говорить начальству им так
ничего и не пришлось. Ровно в девять, когда часы пробили девять раз, из
Шара вышел Старец. Он прошел сквозь оболочку, как проходит игла, и стенки
снова сошлись за ним.
- Здра-а-авствуйте, - сказал он сладким голосом. - Я с созвездия
Орион.
Старец был благостный. Лицо его и вся фигура источали благолепие.
- Я с созвездия Орион, - повторил он и, словно сиянием, озарил всех
взглядом.
Последовало мгновение растерянности, после чего сразу же неведомо
откуда подкатила черная "Волга". Старца усадили в нее, машина рванулась с
места и исчезла.
В тот же день и в тот же самый час посланцы с Ориона появились в
других столицах. Кроме того, что все они были благостны, все источали
благолепие, было еще одно обстоятельство, вызывающее некоторое смущение.
Дело в том, что они походили друг на друга так, как только могут походить
друг на друга копии одного и того же оригинала.
Когда сообщение об этом в конце концов появилось в газетах, Авдеев,
который всегда читал газеты, понял, что был первым, кто увидел Шар.
- А я иду, значит, - в десятый раз принимался он рассказывать свою
историю, - вроде Шар...
Но ему все равно никто не верил.
- Да ладно тебе, - говорили ему, - ладно врать-то...
- Нет, правда. Я так и подумал: "Не иначе, думаю, как с Ориона".
В конце концов он замолкал, обиженный, пока не находил нового
слушателя.
- А я иду, значит, смотрю, вроде Шар... Ну, думаю...
К тому времени выяснилось еще одно несколько странное обстоятельство.
Само собой, со Старцами, которые одновременно объявились в разных
столицах, сразу же начались переговоры. Само собой, программа переговоров
в каждой из столиц была различна. Когда же сопоставили, что говорили
Старцы, оказалось, что везде они произносили одни и те же речи, слово в
слово и буква в букву.
Но что самое странное - сказанное всякий раз оказывалось уместным и
кстати.
Когда же у Старцев стали спрашивать, как удалось им это и как
понимать такую синхронность, те удивились непонятливости землян. И
пояснили, что их вовсе не много, а что он, Старец, один. Но так как ему
приходится одновременно пребывать во многих местах, то это и породило у
людей иллюзию множественности. Объяснение это осталось не понято, но было
принято к сведению.
Некоторое время спустя решено было, что протокол требует, чтобы главы
правительств нанесли ответный визит пришельцам. (Или пришельцу.) И снова
все произошло очень синхронно, произошло в один и тот же день и час.
Предшествуемые Старцем государственные мужи торжественно проследовали в
Шар. За ними, строго соблюдая табель о рангах, последовали эксперты,
советники, помощники и референты. Когда последний из них прошел внутрь,
оболочка сошлась и сомкнулась бесследно.
Пройдя оболочку, каждый оказался не внутри Шара, а снова возле него.
Место было незнакомым и странным. Ровное песчаное плато уходило к
горизонту, невыразимо далекому и отмеченному по краям тонкими разводами
ядовито-зеленого цвета. Низко нависало пепельное, лишенное солнца, небо, и
от ровного его света ни предметы, ни люди не имели тени.
И здесь, на этом плато стоял Шар. Шар был один. И Старец, многократно
повторенный в разных столицах, тоже был один. Он стоял возле Шара и
приветствовал, и встречал выходивших, и рассаживал их вокруг большого
круглого стола, какой бывает обычно на конференциях. Место каждой из
делегаций было отмечено флажком. Но флажки эти, исполненные обычно
высокого государственного смысла, здесь, на фоне этого странного ландшафта
казались беспомощной бутафорией. И в беззащитности, и в хрупкости этих
земных символов перед лицом чужого мира уже было нечто многозначительное и
зловещее.
А в пепельном небе то медленно, то быстро вращался огромный медный
цилиндр.
1 2 3 4 5