Ханназаров и Кари Абдусаторов больны, Рахманов поехал жениться, Файзлитдин Ахмедов уехал по делам колхоза в местечко, остальные – кто в поле, кто разъехался по своим делам.
– Что ж это? Третий раз пытаемся созвать общее собрание, и в третий раз собирается меньше половины колхозников. Куда это годится, Давлят?
– А разве их сгонишь в кучу? Расползаются, как бараны. Говорил, предупреждал. Не хотят присутствовать, и всё.
– Надо, чтобы были все колхозники…
– А что, я на аркане их притащу? Народ несознательный, своего интереса не понимает.
Посоветовавшись с Комаренко, секретарь решил собрание провести. Комаренко неодобрительно допивал молоко.
– Выходит, что в сборе опять всё старое правление, а из колхозников – человек восемь. Кто же переизбирать-то будет, сами себя, что ли?
– Что я тебе говорил? Весь выявившийся актив колхоза представлен в нынешнем правлении, да вот ещё пяток более активных дехкан. Остальные довольно инертны. В том-то и беда, что переизбирать особенно не из кого.
– А ты почём знаешь, – может, как назначаешь общее собрание, так их нарочно рассылают по всяким делам?
Последней фразы Мухтаров не расслышал, он открыл собрание и после короткого вступления дал слово Комаренко.
– Говори медленно, я буду переводить.
Комаренко вытер ладонью рот.
– Что ж, товарищи дехкане, я думал потолковать не с пятнадцатью, а со всеми колхозниками. Второй год состою членом правления вашего колхоза и ни разу до сих пор не видел на собраниях больше половины членов колхоза. Никуда это не годится! Политическая несознательность колхозников – не отговорка, а лишнее доказательство, что правление не справляется со своими задачами. Первая его задача в том и состоит, чтобы поднять политическую сознательность всей массы колхозников, вовлечь её в руководство колхозом, а не вершить дела в своём узком кругу… Валяй переводи!
– …Плохая работа правления выразилась не только в этом. Позорная история с Ходжияровым, который до последней минуты состоял членом правления нашего колхоза, бросает тень на весь колхоз и прежде всего на его руководство. Правление не проявило достаточной классовой бдительности, не сумело вовремя разоблачить проникшего в колхоз классового врага. Более того, оно пригрело этого врага, выдвинуло его на ответственный пост, помогло ему ввести в заблуждение советскую власть. Ответственность за преступную работу Ходжиярова ложится на всё правление в целом… Валяй переводи!
– …Афганский басмач Ходжияров орудовал среди вас в течение почти трёх лет. Не подлежит сомнению, что у него были сообщники внутри самого колхоза. Ссылка правления на то, что якобы единственным лицом, посвящённым в замыслы Ходжиярова, был его мнимый брат, протащивший его в колхоз и бежавший вместе с ним в Афганистан, – ребяческая ссылка. Правление не только не сумело своевременно воспрепятствовать бегству двух членов колхоза в Афганистан, но даже после их бегства не предприняло ровно ничего, чтобы выявить сообщников Ходжиярова. Это в лучшем случае свидетельствует о том, что правление лишено всякого классового чутья, оторвано от массы, не знает лица своего колхоза и настроений колхозников. Иными, словами, правление в настоящем его составе неспособно дальше руководить колхозом… Валяй переводи!
– Выводы: как член старого правления, я вношу предложение о немедленном перевыборе всего руководства. Это – во-первых. Во-вторых, колхоз, который не помог советской власти разоблачить её злейших врагов, не достоин носить имя «Красного Октября». Смыть этот позор сможет лишь вся масса колхозников, помогая нам вскрыть и выкорчевать остатки ходжияровщины. Эта же задача встанет с первой минуты и перед новым правлением. По тому, как оно справится с этой задачей, партия будет судить о его работоспособности… Переводи, я кончил.
Когда шум немного улёгся, слово попросил Давлят.
– Товарищи дехкане! Мне как председателю колхоза то, что говорил товарищ уполномоченный, очень обидно. Тем обиднее, что товарищ уполномоченный правильно говорил. Мы, односельчане Ходжиярова, работавшие вместе с ним в правлении, скорее должны были разглядеть его, чем товарищи из района. А больше других виноват я. В прошлый раз спрашивает меня товарищ Мухтаров: «Как же это ты, кандидат партии, мог рекомендовать в партию Ходжиярова, если сам говоришь, что хорошо его не знал?». А разве влезешь в человека и узнаешь, что он замышляет? Почём я, почём мы все знали Ходжиярова? По работе, по разговорам. Разговаривал он как сознательный дехканин, уважающий советскую власть. А работал он хорошо, все могут подтвердить, сознательно работал и числился у нас как лучший активист. Во время последнего налёта ходил проводником с доброотрядом и рану получил от басмачей. Потому мы его и представили к почётной грамоте вместе с лучшими краснопалочниками. Теперь выходит, может, его ранили совсем не басмачи, а наши аскеры. Но откуда нам было знать? Весь отряд погиб, а он вернулся в кишлак с аскерами и с большим почётом. А потом наш секретарь ячейки говорит мне: «Что это, Давлят, у вас в колхозе один ты – кандидат партии? Какой же ты работник, если не помогаешь нам вовлечь в партию лучших активистов и краснопалочников вашего колхоза?». А я вернулся, встретил Ходжиярова и спрашиваю: «Почему, говорю, Иса, не вступить тебе в партию? У тебя почётная грамота, ты член правления и лучший активист в колхозе. Подай, говорю, прошение в кандидидаты партии». А он говорит: «Я бы подал, говорит, партия мне нравится, и советская власть мне нравится, да не примут меня. Надо, чтобы за меня поручился кто-нибудь из партийных». А я говорю: «Давай я за тебя поручусь, и Олим Асаметдинов из „Красного пахаря“ за тебя поручится». А разве знали мы, за кого ручаемся? Сейчас выходит – неправильно, а тогда все думали – правильно, и даже секретарь ячейки очень меня за это похвалил. Хотел я сделать хорошо, а получается теперь – перед партией виноват и перед колхозом виноват. И выходит – ни за кого, кроме самого себя, ручаться нельзя. Значит, нет во мне сознания, и председателем колхоза быть мне за это не полагается. И прошу я вас, товарищи, снять меня за это с председательства и назначить другого. А я на такой работе, на какую меня пошлёт колхоз, докажу вам и товарищам из района, что для советской власти ничего не пожалею и никакому контрреволюционному гаду прохода не дам. И скажу я вам напоследок, товарищи дехкане, что работал я честно и старательно, по своему умению, а если кому в чём не угодил, то простите меня за это и не будьте в обиде… И ещё скажу я вам, большой для нас стыд, чтобы две собаки так опозорили весь колхоз! В другом кишлаке стыдно теперь показаться. Вчера никто не выехал на колхозный базар, а всё через что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
– Что ж это? Третий раз пытаемся созвать общее собрание, и в третий раз собирается меньше половины колхозников. Куда это годится, Давлят?
– А разве их сгонишь в кучу? Расползаются, как бараны. Говорил, предупреждал. Не хотят присутствовать, и всё.
– Надо, чтобы были все колхозники…
– А что, я на аркане их притащу? Народ несознательный, своего интереса не понимает.
Посоветовавшись с Комаренко, секретарь решил собрание провести. Комаренко неодобрительно допивал молоко.
– Выходит, что в сборе опять всё старое правление, а из колхозников – человек восемь. Кто же переизбирать-то будет, сами себя, что ли?
– Что я тебе говорил? Весь выявившийся актив колхоза представлен в нынешнем правлении, да вот ещё пяток более активных дехкан. Остальные довольно инертны. В том-то и беда, что переизбирать особенно не из кого.
– А ты почём знаешь, – может, как назначаешь общее собрание, так их нарочно рассылают по всяким делам?
Последней фразы Мухтаров не расслышал, он открыл собрание и после короткого вступления дал слово Комаренко.
– Говори медленно, я буду переводить.
Комаренко вытер ладонью рот.
– Что ж, товарищи дехкане, я думал потолковать не с пятнадцатью, а со всеми колхозниками. Второй год состою членом правления вашего колхоза и ни разу до сих пор не видел на собраниях больше половины членов колхоза. Никуда это не годится! Политическая несознательность колхозников – не отговорка, а лишнее доказательство, что правление не справляется со своими задачами. Первая его задача в том и состоит, чтобы поднять политическую сознательность всей массы колхозников, вовлечь её в руководство колхозом, а не вершить дела в своём узком кругу… Валяй переводи!
– …Плохая работа правления выразилась не только в этом. Позорная история с Ходжияровым, который до последней минуты состоял членом правления нашего колхоза, бросает тень на весь колхоз и прежде всего на его руководство. Правление не проявило достаточной классовой бдительности, не сумело вовремя разоблачить проникшего в колхоз классового врага. Более того, оно пригрело этого врага, выдвинуло его на ответственный пост, помогло ему ввести в заблуждение советскую власть. Ответственность за преступную работу Ходжиярова ложится на всё правление в целом… Валяй переводи!
– …Афганский басмач Ходжияров орудовал среди вас в течение почти трёх лет. Не подлежит сомнению, что у него были сообщники внутри самого колхоза. Ссылка правления на то, что якобы единственным лицом, посвящённым в замыслы Ходжиярова, был его мнимый брат, протащивший его в колхоз и бежавший вместе с ним в Афганистан, – ребяческая ссылка. Правление не только не сумело своевременно воспрепятствовать бегству двух членов колхоза в Афганистан, но даже после их бегства не предприняло ровно ничего, чтобы выявить сообщников Ходжиярова. Это в лучшем случае свидетельствует о том, что правление лишено всякого классового чутья, оторвано от массы, не знает лица своего колхоза и настроений колхозников. Иными, словами, правление в настоящем его составе неспособно дальше руководить колхозом… Валяй переводи!
– Выводы: как член старого правления, я вношу предложение о немедленном перевыборе всего руководства. Это – во-первых. Во-вторых, колхоз, который не помог советской власти разоблачить её злейших врагов, не достоин носить имя «Красного Октября». Смыть этот позор сможет лишь вся масса колхозников, помогая нам вскрыть и выкорчевать остатки ходжияровщины. Эта же задача встанет с первой минуты и перед новым правлением. По тому, как оно справится с этой задачей, партия будет судить о его работоспособности… Переводи, я кончил.
Когда шум немного улёгся, слово попросил Давлят.
– Товарищи дехкане! Мне как председателю колхоза то, что говорил товарищ уполномоченный, очень обидно. Тем обиднее, что товарищ уполномоченный правильно говорил. Мы, односельчане Ходжиярова, работавшие вместе с ним в правлении, скорее должны были разглядеть его, чем товарищи из района. А больше других виноват я. В прошлый раз спрашивает меня товарищ Мухтаров: «Как же это ты, кандидат партии, мог рекомендовать в партию Ходжиярова, если сам говоришь, что хорошо его не знал?». А разве влезешь в человека и узнаешь, что он замышляет? Почём я, почём мы все знали Ходжиярова? По работе, по разговорам. Разговаривал он как сознательный дехканин, уважающий советскую власть. А работал он хорошо, все могут подтвердить, сознательно работал и числился у нас как лучший активист. Во время последнего налёта ходил проводником с доброотрядом и рану получил от басмачей. Потому мы его и представили к почётной грамоте вместе с лучшими краснопалочниками. Теперь выходит, может, его ранили совсем не басмачи, а наши аскеры. Но откуда нам было знать? Весь отряд погиб, а он вернулся в кишлак с аскерами и с большим почётом. А потом наш секретарь ячейки говорит мне: «Что это, Давлят, у вас в колхозе один ты – кандидат партии? Какой же ты работник, если не помогаешь нам вовлечь в партию лучших активистов и краснопалочников вашего колхоза?». А я вернулся, встретил Ходжиярова и спрашиваю: «Почему, говорю, Иса, не вступить тебе в партию? У тебя почётная грамота, ты член правления и лучший активист в колхозе. Подай, говорю, прошение в кандидидаты партии». А он говорит: «Я бы подал, говорит, партия мне нравится, и советская власть мне нравится, да не примут меня. Надо, чтобы за меня поручился кто-нибудь из партийных». А я говорю: «Давай я за тебя поручусь, и Олим Асаметдинов из „Красного пахаря“ за тебя поручится». А разве знали мы, за кого ручаемся? Сейчас выходит – неправильно, а тогда все думали – правильно, и даже секретарь ячейки очень меня за это похвалил. Хотел я сделать хорошо, а получается теперь – перед партией виноват и перед колхозом виноват. И выходит – ни за кого, кроме самого себя, ручаться нельзя. Значит, нет во мне сознания, и председателем колхоза быть мне за это не полагается. И прошу я вас, товарищи, снять меня за это с председательства и назначить другого. А я на такой работе, на какую меня пошлёт колхоз, докажу вам и товарищам из района, что для советской власти ничего не пожалею и никакому контрреволюционному гаду прохода не дам. И скажу я вам напоследок, товарищи дехкане, что работал я честно и старательно, по своему умению, а если кому в чём не угодил, то простите меня за это и не будьте в обиде… И ещё скажу я вам, большой для нас стыд, чтобы две собаки так опозорили весь колхоз! В другом кишлаке стыдно теперь показаться. Вчера никто не выехал на колхозный базар, а всё через что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172