Тимсон обожал аристократию и преклонялся перед титулами, что (как наблюдательный читатель, наверное, мог уже заметить) чрезвычайно свойственно людям такого склада ума, как Тимсон.
В дни нашей юности, в клубе (который собирался в маленьком трактире неподалеку от театра "Кобург", - ибо некоторые из нас имели свободный доступ в это увеселительное заведение, а иные даже жили, удобства ради, в том же квартале, в близком соседстве с одной из тюрем его величества), - так вот, в дни нашей юности в нашем сырно-крекерном клубе, называемом "Фортум", где мы предавались излияниям и возлияниям, Тимсона за его ярый республиканизм и безграничное презрение и ненависть к напыщенной, праздной аристократии звали не Огастесом, а Брутом Тимсоном. Все наши читатели, конечно, помнят его корреспонденции за подписью "Ликтор" в "Уикли Сентинель": он требовал отмены хлебных законов, сожжения машин, предоставления прав рабочим и т. д. и т. п., писал что-то в защиту Робеспьера и не раз, особенно после рюмки ликера, всерьез уверял, что из-за этих статей
"Ликтора" лорд Каслрей подсылал к нему наемных убийц с поручением сбросить его с Блекфрайерского моста.
Мы не станем распространяться здесь о том, каким образом Огастес Тимсон достиг своего теперешнего высокого положения; достаточно сказать, что через два года он уже был связан неразрывными узами с теми самыми кровожадными аристократами, потомственными тиранами и т. д. Однажды Тимсон был приглашен на обед к министру финансов (его газета вот уже сорок девять лет считается министерской); в доме министра финансов он познакомился с сыном некоего лорда; в следующее воскресенье, когда он гулял с супругой в Парке, сын лорда удостоил его приветствия. С этой минуты Тимсон был покорен, он стал заказывать костюмы в Вест-Энде, порвал с родственниками жены (они живут в Уопинге и торгуют подержанными корабельными принадлежностями) и сделался членом двух клубов.
Кто же был этот всем известный лорд? Ну конечно, это был сын лорда Пимлико, достопочтенный Фредерик Фламмери, женившийся на леди Фанни Фокси, дочери Пита Каслрея, второго графа Рейнхарда из замка Килбраш, графство Килдейр. В 1814 году граф был посланником, а мистер Фламмери - его атташе; в ту пору ему минул двадцать один год, и он отрастил самую очаровательную бородку, которую только можно себе вообразить. Леди Фанни было тогда всего лишь двадцать четыре года, ее только что бросил некий гнусный тип, принц Скоронконколо, женившийся впоследствии на мисс Соломонсон, у которой было сто тысяч фунтов стерлингов. У Фанни не было ни гроша, состояние Фредерика исчислялось семью тысячами фунтов долга. Что же оставалось этим молодым созданьям, как не пожениться? И они поженились, притом тайно. Старый Рейнхард с радостью ухватился за такую возможность навсегда порвать с одной из своих дочерей и только ждал случая рассориться с остальными девятью.
Сын лорда Пимлико прославился во времена принца-регента своим остроумием, - этот дар он унаследовал от предков и передал детям, - и, пожалуй, справедливо будет сказать, что капитал его исчислялся не гинеями, но гением. Когда он вступил в брак, ему посоветовали быть экономным.
- Экономным! - воскликнул он. - У моей жены нет ни гроша, а у меня и того меньше, - думаю, что нельзя экономить на том, чего нет.
Однако эта прелестная чета, с толком пуская в оборот упомянутый капитал, умудрилась понемногу устроиться вполне сносно и в конце концов водворилась в Пимлико-Хаусе, унаследованном пожизненно вдовой графа, где и зажила на широкую ногу. Леди Фанни устраивает в Лондоне самые роскошные приемы, у нее самый роскошный выезд и очень приятный муж, чей экипаж ничуть не уступает ее собственному; в театре он занимает самую большую ложу, в то время, как ее сиятельство восседает в бельэтаже. Говорят, он много играет и даже платит карточные долги.
Как же это стало возможным? А дело в том, что ее светлость - модная сочинительница. Вот уже пятнадцать лет как она предается этой забаве и опубликовала за это время сорок пять романов, издала двадцать семь новых журналов, и не знаю, сколько ежегодников, выпустила в свет неисчислимое множество стихов, пьес, сборников изречений, воспоминаний, путевых заметок а статей. Как-то в церкви одна дама, в которой по соломенной шляпке с красными лептами и рюшами, украшенной маками и ноготками, по медной фероньерке, большим красным рукам, черному шелковому платью, добротным башмакам и черным шелковым чулкам я узнал набожную кухарку, поклонилась мне, как только запели псалом, и предложила мне следить по ее книге, озаглавленной "Божественные Песнопения, или Сборник священных гимнов, составленных, положенных на музыку и изданных леди Фрэнсис Джулианой Фламмери" и представлявших собой попросту собрание песнопений, похищенных из поэтического наследия Уотса, Весли, Брейди и Тейта и т. д., а также из малоизвестных собраний Стернхолда и Гопкинса. Мы с кухаркой пели, заглядывая в эту сокровищницу, и поразительно, до какой степени наше рвение разгоралось от мысли, что нашим религиозным чувством управляет рука леди, чье имя занесено в Красную Книгу.
Количество страниц, исписанных пером леди Фламмери, не поддается исчислению. Говоря о литературной плодовитости, не следует забывать сударыня, что ваш прекрасный пол одарен в этом отношении несравненно более нас; за то время, что мужчина будет мучительно корпеть над двумя страничками какого-нибудь письма, дама испишет десяток страниц, с бесконечными помарками и поправками, и так мелко и убористо, что невозможно будет разобрать написанное. Однако перо леди Фламмери по быстроте не знает себе равного; ее Пегас скачет галопом по муаровой атласной бумаге, оставляя далеко позади всех прочих наездников. Подобно Камилле, он скачет по равнинам и, кажется, не знает усталости; правда, случается иной раз, что, мчась с такой невероятной скоростью, он, Пегас, теряет по дороге все мысли, но что за беда? Он скачет все дальше и дальше (слышен только скрип пера!), пока не достигнет восхитительного победного столбика, на котором начертано Finis, или "конец", и который знаменует окончание скачек, что бы они там собою ни представляли: роман, ежегодник, стихотворение и т. п.
Тут следует оговориться: автор этих строк отнюдь не намеревается описывать сокровенные мысли, привычки и образ жизни леди Фламмери, - ведь выше он уже со всей скромностью признался, что никогда не имел чести быть лично знакомым с лордами и леди, а потому модисткам, женам мясников, бойким молодым клеркам и подмастерьям, а также всем прочим, кто жаждет собрать сведения об аристократах, лучше и вовсе не заглядывать в настоящий очерк. Однако до автора доходили слухи из достаточно компетентных источников, что образ жизни и привычки этих леди и джентльменов чрезвычайно напоминают обычаи и манеры других мужчин и женщин, имена которых не значатся у Дебре.
1 2 3 4 5
В дни нашей юности, в клубе (который собирался в маленьком трактире неподалеку от театра "Кобург", - ибо некоторые из нас имели свободный доступ в это увеселительное заведение, а иные даже жили, удобства ради, в том же квартале, в близком соседстве с одной из тюрем его величества), - так вот, в дни нашей юности в нашем сырно-крекерном клубе, называемом "Фортум", где мы предавались излияниям и возлияниям, Тимсона за его ярый республиканизм и безграничное презрение и ненависть к напыщенной, праздной аристократии звали не Огастесом, а Брутом Тимсоном. Все наши читатели, конечно, помнят его корреспонденции за подписью "Ликтор" в "Уикли Сентинель": он требовал отмены хлебных законов, сожжения машин, предоставления прав рабочим и т. д. и т. п., писал что-то в защиту Робеспьера и не раз, особенно после рюмки ликера, всерьез уверял, что из-за этих статей
"Ликтора" лорд Каслрей подсылал к нему наемных убийц с поручением сбросить его с Блекфрайерского моста.
Мы не станем распространяться здесь о том, каким образом Огастес Тимсон достиг своего теперешнего высокого положения; достаточно сказать, что через два года он уже был связан неразрывными узами с теми самыми кровожадными аристократами, потомственными тиранами и т. д. Однажды Тимсон был приглашен на обед к министру финансов (его газета вот уже сорок девять лет считается министерской); в доме министра финансов он познакомился с сыном некоего лорда; в следующее воскресенье, когда он гулял с супругой в Парке, сын лорда удостоил его приветствия. С этой минуты Тимсон был покорен, он стал заказывать костюмы в Вест-Энде, порвал с родственниками жены (они живут в Уопинге и торгуют подержанными корабельными принадлежностями) и сделался членом двух клубов.
Кто же был этот всем известный лорд? Ну конечно, это был сын лорда Пимлико, достопочтенный Фредерик Фламмери, женившийся на леди Фанни Фокси, дочери Пита Каслрея, второго графа Рейнхарда из замка Килбраш, графство Килдейр. В 1814 году граф был посланником, а мистер Фламмери - его атташе; в ту пору ему минул двадцать один год, и он отрастил самую очаровательную бородку, которую только можно себе вообразить. Леди Фанни было тогда всего лишь двадцать четыре года, ее только что бросил некий гнусный тип, принц Скоронконколо, женившийся впоследствии на мисс Соломонсон, у которой было сто тысяч фунтов стерлингов. У Фанни не было ни гроша, состояние Фредерика исчислялось семью тысячами фунтов долга. Что же оставалось этим молодым созданьям, как не пожениться? И они поженились, притом тайно. Старый Рейнхард с радостью ухватился за такую возможность навсегда порвать с одной из своих дочерей и только ждал случая рассориться с остальными девятью.
Сын лорда Пимлико прославился во времена принца-регента своим остроумием, - этот дар он унаследовал от предков и передал детям, - и, пожалуй, справедливо будет сказать, что капитал его исчислялся не гинеями, но гением. Когда он вступил в брак, ему посоветовали быть экономным.
- Экономным! - воскликнул он. - У моей жены нет ни гроша, а у меня и того меньше, - думаю, что нельзя экономить на том, чего нет.
Однако эта прелестная чета, с толком пуская в оборот упомянутый капитал, умудрилась понемногу устроиться вполне сносно и в конце концов водворилась в Пимлико-Хаусе, унаследованном пожизненно вдовой графа, где и зажила на широкую ногу. Леди Фанни устраивает в Лондоне самые роскошные приемы, у нее самый роскошный выезд и очень приятный муж, чей экипаж ничуть не уступает ее собственному; в театре он занимает самую большую ложу, в то время, как ее сиятельство восседает в бельэтаже. Говорят, он много играет и даже платит карточные долги.
Как же это стало возможным? А дело в том, что ее светлость - модная сочинительница. Вот уже пятнадцать лет как она предается этой забаве и опубликовала за это время сорок пять романов, издала двадцать семь новых журналов, и не знаю, сколько ежегодников, выпустила в свет неисчислимое множество стихов, пьес, сборников изречений, воспоминаний, путевых заметок а статей. Как-то в церкви одна дама, в которой по соломенной шляпке с красными лептами и рюшами, украшенной маками и ноготками, по медной фероньерке, большим красным рукам, черному шелковому платью, добротным башмакам и черным шелковым чулкам я узнал набожную кухарку, поклонилась мне, как только запели псалом, и предложила мне следить по ее книге, озаглавленной "Божественные Песнопения, или Сборник священных гимнов, составленных, положенных на музыку и изданных леди Фрэнсис Джулианой Фламмери" и представлявших собой попросту собрание песнопений, похищенных из поэтического наследия Уотса, Весли, Брейди и Тейта и т. д., а также из малоизвестных собраний Стернхолда и Гопкинса. Мы с кухаркой пели, заглядывая в эту сокровищницу, и поразительно, до какой степени наше рвение разгоралось от мысли, что нашим религиозным чувством управляет рука леди, чье имя занесено в Красную Книгу.
Количество страниц, исписанных пером леди Фламмери, не поддается исчислению. Говоря о литературной плодовитости, не следует забывать сударыня, что ваш прекрасный пол одарен в этом отношении несравненно более нас; за то время, что мужчина будет мучительно корпеть над двумя страничками какого-нибудь письма, дама испишет десяток страниц, с бесконечными помарками и поправками, и так мелко и убористо, что невозможно будет разобрать написанное. Однако перо леди Фламмери по быстроте не знает себе равного; ее Пегас скачет галопом по муаровой атласной бумаге, оставляя далеко позади всех прочих наездников. Подобно Камилле, он скачет по равнинам и, кажется, не знает усталости; правда, случается иной раз, что, мчась с такой невероятной скоростью, он, Пегас, теряет по дороге все мысли, но что за беда? Он скачет все дальше и дальше (слышен только скрип пера!), пока не достигнет восхитительного победного столбика, на котором начертано Finis, или "конец", и который знаменует окончание скачек, что бы они там собою ни представляли: роман, ежегодник, стихотворение и т. п.
Тут следует оговориться: автор этих строк отнюдь не намеревается описывать сокровенные мысли, привычки и образ жизни леди Фламмери, - ведь выше он уже со всей скромностью признался, что никогда не имел чести быть лично знакомым с лордами и леди, а потому модисткам, женам мясников, бойким молодым клеркам и подмастерьям, а также всем прочим, кто жаждет собрать сведения об аристократах, лучше и вовсе не заглядывать в настоящий очерк. Однако до автора доходили слухи из достаточно компетентных источников, что образ жизни и привычки этих леди и джентльменов чрезвычайно напоминают обычаи и манеры других мужчин и женщин, имена которых не значатся у Дебре.
1 2 3 4 5