Впрочем, не мудрено: всем нам, сухопутным сидельцам,
осточертели наши места и тянет, тянет неодолимо, тянет и зовет морская
даль.
Стоя у порога, капитан смотрел сдержанно, но приветливо и дружелюбно,
немолодой, однако моложавый, плотный, коренастый, медное обветренное лицо,
седые виски, седые усы - серьезный, уверенный в себе, симпатичный человек,
в котором угадывалось бремя власти; расспросив его и осмотрев, я назначил
лечение, полный курс, как положено.
До водолечебницы капитан не дошел. Чтобы туда попасть, следовало
пересечь монастырский двор. Весь путь занимал одну-две минуты, не больше.
Только и предстояло, что одолеть сто шагов по гладкой дорожке, выложенной
старыми монастырскими плитами, однако капитан к месту назначения не
прибыл, потерялся в пути.
Вероятно, осиль он эти сто шагов и доберись до водолечебницы, ему бы
уже никуда не деться: железный распорядок санатория стережет пациента на
каждом шагу.
Да, попади капитан сразу в уготованную ему ванну, все было бы, как
должно быть: двадцать четыре безоблачных дня, похожих на пребывание в раю.
Надо сказать, что режим в санатории сродни поезду, который с запертыми на
ключ дверьми катит по рельсам строго по расписанию - на ходу не выскочишь,
не надейся.
Исполненный решимости принять назначенную ему ванну, капитан
прихватил с собой банные принадлежности - полотенце, мыло, мочалку и
честно отправился в путь. Он уже миновал монастырскую трапезную,
Рождественский собор и царский дворец, в котором были устроены палаты для
молодых офицеров, как вдруг навстречу потянуло духами.
Женщины в санатории жили в бывшем братском корпусе, где в кельях
прежде обитали монахи: монастырь был мужским, но женщин в санаторий
принимали, хотя в сравнении с мужчинами их было намного меньше - все
наперечет и каждая нарасхват.
Учуяв духи, капитан глянул мельком и остолбенел. У него даже грудь
заныла от недобрых предчувствий. И хотя по натуре он был человек не
впечатлительный, однако не мог с собой совладать: в эти минуты он дышать
забыл. И потом, позже, впоследствии ему мнилось, что у него сердце
остановилось, пока он потерянно разглядывал поспешающую навстречу женщину.
Если начистоту, это была обыкновенная провинциальная бабенка, бойкая
и смазливая, но ничего особенного, ни породы, ни выучки, захолустный шик,
королева военторга. Обычно такие всю жизнь проводят на перекладных между
гарнизонами, однако нередко среди них попадаются и смышленые, которые
выбиваются в большие города и даже в столицы.
Плечи женщины украшала рыжая, в возрасте лиса, видно, досталась от
матери или даже от бабушки - черные бусины-глаза ярко поблескивали на
солнце; свернувшись клубком, лиса хитро поглядывала на дорогу.
Можно только гадать, почему первая встречная произвела на капитана
такое неизгладимое впечатление. Возможно, слишком разительной была
перемена: после северных сумерек, унылого гарнизона и постылой службы, он
оказался среди белого очарования, блеска, чудесного солнечного сияния, да
еще на свободе и в праздности - любая женщина могла глянуться сказочной
принцессой, даже первая встречная; что, впрочем, и стряслось.
Как выяснилось позже, она спешила на свидание. В санатории на всех
углах буйно цвела любовь, ошалевшие от воздержания офицеры табунами
осаждали любую появившуюся в поле зрения юбку.
К слову сказать, в этом не было ничего необычного, в санаториях и
домах отдыха повсеместно крутят любовь, что как бы положено, предусмотрено
распорядком, вроде сна и еды, и как бы вменено в обязанность, наряду со
сном и едой. Но заключалась в этом одна странная особенность: события
проистекали в монастыре.
Двор окружали мощные стены, по углам высились могучие башни. В
замкнутом, отгороженном от прочего мира пространстве, воздух которого,
казалось, пропитан благолепием и молитвой, где веками среди настоянной на
божественной благодати тишины царили усмирение плоти и послушание, кипел
теперь оголтелый флирт. По дорожкам, где когда-то степенно шествовали
крестные ходы, нынче со смехом сновали веселые парочки, прогуливались
кокетливые стайки мужчин и женщин, у церковных папертей назначались
свидания, а в укромных углах, предназначенных для монашеского покаяния,
уединялись влюбленные.
Греховный угар, как облако, висел над старым монастырем, над кровлями
и шатрами, летом расползался окрест, заволакивая кусты, лужайки и соседние
рощи.
Капитан стоял, окаменев, и похоже, вовсе потерял самообладание,
вернее, способность двигаться и говорить. Словом, лишился дара речи. Позже
он не мог вспомнить себя в эти минуты - память отшибло. Поспешая, женщина
на ходу заметила торчащего, как столб на дороге, капитана, который
напряженно и молча смотрел на нее, не спуская глаз. Она удивилась и
глянула повнимательней - не знакомы ли, но нет, никогда прежде она не
встречала его, и потому необъясним и странен был ей застывший истуканом
моряк, его пристальный неотрывный взгляд.
При всем своем кокетстве она не знала за собой такой разящей силы, не
подозревала, что так сокрушительно неотразима - поверить не могла.
Время исчезло. Капитан стоял, забыв обо всем. Вытянув руки по швам,
он неподвижно смотрел на женщину. Могло сдаться, он выполняет команду
"равняйсь!" в строю почетного караула. Это и впрямь было похоже на
почетный караул по случаю прибытия высокого гостя: капитан замерев, держал
равнение, медленно поворачивая голову, провожая женщину взглядом.
Движением плеч она взбодрила лису, кокетливо подбросила ее вверх, как
это свойственно опытным женщинам, однако и она была смущена и даже
растеряна: нам редко уделяют столь пристальное внимание, неподдельный
интерес всем нам в диковину.
Миновав капитана и чувствуя на спине его твердый, как прикосновение,
взгляд, женщина обернулась, по губам ее скользнула лукавая усмешка, глаза
игриво блеснули, лиса на ее плечах задорно вскинулась, словно пружинисто
скакнула на упругих лапах.
И капитан не выдержал: четким строевым шагом он направился к женщине
и, козырнув, отдал рапорт - так, мол, и так, здравия, мол, желаю, капитан
первого ранга такой-то. Женщина, улыбаясь, смотрела на него, живо
поигрывала глазами, он заговорил с ней, не слыша себя, оглушенный встречей
и внезапным чувством.
Серьезно и даже хмуро, настойчиво, с легкой, но заметной досадой,
словно втолковывал что-то простое, понятное, что, однако, собеседник никак
не понимал, капитан твердил новой знакомой, как необходимо, как важно
сейчас выпить шампанского.
Женщина медлила с ответом, ее разбирали сомнения. С одной стороны,
прежний ее поклонник, на свидание к которому она спешила, был майор, а
новый ухажер имел на погонах на две звезды больше, что, конечно, сулило
ему преимущества.
1 2 3 4 5 6 7
осточертели наши места и тянет, тянет неодолимо, тянет и зовет морская
даль.
Стоя у порога, капитан смотрел сдержанно, но приветливо и дружелюбно,
немолодой, однако моложавый, плотный, коренастый, медное обветренное лицо,
седые виски, седые усы - серьезный, уверенный в себе, симпатичный человек,
в котором угадывалось бремя власти; расспросив его и осмотрев, я назначил
лечение, полный курс, как положено.
До водолечебницы капитан не дошел. Чтобы туда попасть, следовало
пересечь монастырский двор. Весь путь занимал одну-две минуты, не больше.
Только и предстояло, что одолеть сто шагов по гладкой дорожке, выложенной
старыми монастырскими плитами, однако капитан к месту назначения не
прибыл, потерялся в пути.
Вероятно, осиль он эти сто шагов и доберись до водолечебницы, ему бы
уже никуда не деться: железный распорядок санатория стережет пациента на
каждом шагу.
Да, попади капитан сразу в уготованную ему ванну, все было бы, как
должно быть: двадцать четыре безоблачных дня, похожих на пребывание в раю.
Надо сказать, что режим в санатории сродни поезду, который с запертыми на
ключ дверьми катит по рельсам строго по расписанию - на ходу не выскочишь,
не надейся.
Исполненный решимости принять назначенную ему ванну, капитан
прихватил с собой банные принадлежности - полотенце, мыло, мочалку и
честно отправился в путь. Он уже миновал монастырскую трапезную,
Рождественский собор и царский дворец, в котором были устроены палаты для
молодых офицеров, как вдруг навстречу потянуло духами.
Женщины в санатории жили в бывшем братском корпусе, где в кельях
прежде обитали монахи: монастырь был мужским, но женщин в санаторий
принимали, хотя в сравнении с мужчинами их было намного меньше - все
наперечет и каждая нарасхват.
Учуяв духи, капитан глянул мельком и остолбенел. У него даже грудь
заныла от недобрых предчувствий. И хотя по натуре он был человек не
впечатлительный, однако не мог с собой совладать: в эти минуты он дышать
забыл. И потом, позже, впоследствии ему мнилось, что у него сердце
остановилось, пока он потерянно разглядывал поспешающую навстречу женщину.
Если начистоту, это была обыкновенная провинциальная бабенка, бойкая
и смазливая, но ничего особенного, ни породы, ни выучки, захолустный шик,
королева военторга. Обычно такие всю жизнь проводят на перекладных между
гарнизонами, однако нередко среди них попадаются и смышленые, которые
выбиваются в большие города и даже в столицы.
Плечи женщины украшала рыжая, в возрасте лиса, видно, досталась от
матери или даже от бабушки - черные бусины-глаза ярко поблескивали на
солнце; свернувшись клубком, лиса хитро поглядывала на дорогу.
Можно только гадать, почему первая встречная произвела на капитана
такое неизгладимое впечатление. Возможно, слишком разительной была
перемена: после северных сумерек, унылого гарнизона и постылой службы, он
оказался среди белого очарования, блеска, чудесного солнечного сияния, да
еще на свободе и в праздности - любая женщина могла глянуться сказочной
принцессой, даже первая встречная; что, впрочем, и стряслось.
Как выяснилось позже, она спешила на свидание. В санатории на всех
углах буйно цвела любовь, ошалевшие от воздержания офицеры табунами
осаждали любую появившуюся в поле зрения юбку.
К слову сказать, в этом не было ничего необычного, в санаториях и
домах отдыха повсеместно крутят любовь, что как бы положено, предусмотрено
распорядком, вроде сна и еды, и как бы вменено в обязанность, наряду со
сном и едой. Но заключалась в этом одна странная особенность: события
проистекали в монастыре.
Двор окружали мощные стены, по углам высились могучие башни. В
замкнутом, отгороженном от прочего мира пространстве, воздух которого,
казалось, пропитан благолепием и молитвой, где веками среди настоянной на
божественной благодати тишины царили усмирение плоти и послушание, кипел
теперь оголтелый флирт. По дорожкам, где когда-то степенно шествовали
крестные ходы, нынче со смехом сновали веселые парочки, прогуливались
кокетливые стайки мужчин и женщин, у церковных папертей назначались
свидания, а в укромных углах, предназначенных для монашеского покаяния,
уединялись влюбленные.
Греховный угар, как облако, висел над старым монастырем, над кровлями
и шатрами, летом расползался окрест, заволакивая кусты, лужайки и соседние
рощи.
Капитан стоял, окаменев, и похоже, вовсе потерял самообладание,
вернее, способность двигаться и говорить. Словом, лишился дара речи. Позже
он не мог вспомнить себя в эти минуты - память отшибло. Поспешая, женщина
на ходу заметила торчащего, как столб на дороге, капитана, который
напряженно и молча смотрел на нее, не спуская глаз. Она удивилась и
глянула повнимательней - не знакомы ли, но нет, никогда прежде она не
встречала его, и потому необъясним и странен был ей застывший истуканом
моряк, его пристальный неотрывный взгляд.
При всем своем кокетстве она не знала за собой такой разящей силы, не
подозревала, что так сокрушительно неотразима - поверить не могла.
Время исчезло. Капитан стоял, забыв обо всем. Вытянув руки по швам,
он неподвижно смотрел на женщину. Могло сдаться, он выполняет команду
"равняйсь!" в строю почетного караула. Это и впрямь было похоже на
почетный караул по случаю прибытия высокого гостя: капитан замерев, держал
равнение, медленно поворачивая голову, провожая женщину взглядом.
Движением плеч она взбодрила лису, кокетливо подбросила ее вверх, как
это свойственно опытным женщинам, однако и она была смущена и даже
растеряна: нам редко уделяют столь пристальное внимание, неподдельный
интерес всем нам в диковину.
Миновав капитана и чувствуя на спине его твердый, как прикосновение,
взгляд, женщина обернулась, по губам ее скользнула лукавая усмешка, глаза
игриво блеснули, лиса на ее плечах задорно вскинулась, словно пружинисто
скакнула на упругих лапах.
И капитан не выдержал: четким строевым шагом он направился к женщине
и, козырнув, отдал рапорт - так, мол, и так, здравия, мол, желаю, капитан
первого ранга такой-то. Женщина, улыбаясь, смотрела на него, живо
поигрывала глазами, он заговорил с ней, не слыша себя, оглушенный встречей
и внезапным чувством.
Серьезно и даже хмуро, настойчиво, с легкой, но заметной досадой,
словно втолковывал что-то простое, понятное, что, однако, собеседник никак
не понимал, капитан твердил новой знакомой, как необходимо, как важно
сейчас выпить шампанского.
Женщина медлила с ответом, ее разбирали сомнения. С одной стороны,
прежний ее поклонник, на свидание к которому она спешила, был майор, а
новый ухажер имел на погонах на две звезды больше, что, конечно, сулило
ему преимущества.
1 2 3 4 5 6 7