Наглецами и развратниками, – вот кем сделал своих сыновей г-н де Морамбер. Прибавьте к этому смешной наряд, который они вывезли оттуда вместе с итальянскими модами, всю уродливость и всю нелепость которых мы так живо чувствуем здесь. Таково было, дорогой братец, зрелище, которое открылось моим глазам, и Вы можете представить, с каким гневом и каким огорчением я созерцала прискорбную картину.
Но Вы не сомневаетесь, конечно, что, мысленно исчисляя размеры бедствия, я в то же время придумывала способы, как от него избавиться. Вы достаточно знаете меня, и поэтому представляете себе, что я не могла примириться с ролью простой свидетельницы этого бесчинства. Характер у меня твердый и мужественный, и перспектива трудной задачи неспособна обескуражить меня. Я быстро сообразила, в чем заключается эта задача. Необходимо было незамедлительно прекратить это пустословие и положить конец этому безобразному поведению. Необходимо было вновь взять в крепкие руки вожжи и кратчайшим путем вывести на прямую дорогу этих сбившихся с толку парней. Зло проникло слишком глубоко для того, чтобы его можно было искоренить одними только выговорами и приказаниями. Мальчишки, привыкшие к самым преступным вольностям, неохотно внимают добрым советам. Нужны были радикальные средства, и я твердо решила пустить их в ход, чтобы восстановить в моем доме дисциплину и порядок. К счастью, Бог не только наделил меня последовательным и твердым умом, но снабдил также мое тело сильными руками, и к ним-то я и прибегла, чтобы подать знак о начале безотлагательных, по моему мнению, реформ в области манер и поведения. Придя к такому решению, я тотчас же приступила к делу.
Мне хотелось бы, дорогой мой Вердло, чтобы Вы присутствовали здесь в день, когда я начала практически применять мысленно выработанную мною методу, и когда по всему дому, от подвала до чердака, раздался звук двух первых полновесных пощечин, которыми я наградила моих маленьких франтов. Первым их благом было доставление мне бесконечного удовольствия и огромного облегчения. Удовольствие это усугублялось действием, произведенным этим звучным проявлением моей власти. Я никогда не видела ничего более забавного, чем гримасы, состроенные двумя нашими ветрогонами, когда, все время вызывающе хихикая и щеголяя итальянскими плюмажами, они вдруг почувствовали на своих щеках самые увесистые, какие только можно представить, оплеухи. Совершилось какое-то чудо, при воспоминании о котором я и до сих пор еще хохочу. Вся спесь моих вертопрахов была сбита, и они сразу поняли, что времена щеголянья своим удальством для них прошли. Какой был растерянный и сконфуженный вид у моих глупышей, когда они переглядывались, растирая щеки и опуская голову перед налетевшей грозой. Все карты их были спутаны и замешательство так велико, что на этот раз я оставила их в покое, удовлетворенная только что проделанным мною опытом. Я владела теперь верным средством и была убеждена, что отныне успешно справлюсь со своей задачей.
Я опускаю, дорогой братец, описание того, чем была эта неделя оплеух в этот сезон пощечин. Их сыпалось несчетное количество, как в лучших фарсах итальянских комедиантов или наших ярмарочных представлениях, и я достигла в этом деле удивительной ловкости. Могу сказать, что мое удовлетворение превзошло всякие ожидания. С каждым днем я все больше дивилась достигаемым мной результатам. Куда девались эти перемигиванья, эти неуместные шушуканья, эти независимые манеры, эти двусмысленные замечания, итальянские словечки, прибаутки. Понемногу возвращались скромность и послушание, порядок и благопристойность. Мальчики говорили тихо и мало. Покушав в строго определенные часы, они шли в свою комнату, где их ожидала какая-нибудь полезная работа. Никаких товарищей, никаких развлечений. Чтение разумных или благочестивых книг. Время от времени прогулка в ботанический сад. Вставанье и отход ко сну в определенные часы. Словом, образ жизни, свойственный порядочным людям. Иногда по вечерам игра в бирюльки, которую Вы так любите и которой Вы научили этих пострелов во время пребывания их в Эспиньолях. Таков был счастливый результат моих усилий, которых я не ослаблю до тех пор, пока не буду уверена, что в мальчишках исчез всякий след от злосчастного разгула, в который вовлекло их преступное попустительство г-на де Морамбера.
Не думайте, однако, что я собираюсь доводить строгость до неуместной крайности. Вы хорошо знаете, что я вовсе не враг кое-каких удовольствий, полезных для здоровья и хорошего самочувствия молодых людей и даже взрослых мужчин. Мне не безызвестны требования природы, и я вовсе не хочу, чтобы мои сыновья жили как отшельники. Я отношусь с уважением к требованиям чувств, и г-н де Морамбер не мог бы пожаловаться на меня в этом отношении. Вот Вам, дорогой братец, новости, которые я хотела сообщить Вам. Мне хотелось познакомить Вас с событиями, происходящими в нашей семье. Я думаю, что Вы дадите им надлежащую оценку из глубины Ваших тихих Эспиньолей, где Вы, в конце концов, изображаете собой мудреца и философа, ибо Вы избавили себя от забот быть мужем или отцом и являетесь сейчас опекуном, как Вы пишите мне, причем все благоприятствует Вашей питомице, и мне остается только поздравить Вас с тем, что Вы так хорошо устроились с нею. Г-жа де Грамадек, которая не перестает интересоваться ею, сообщила мне, что получила от нее несколько прекрасно составленных писем. Я не удостоилась этого. Это маленькая неблагодарность, но она часто бывает свойственна молодости.
Впрочем, и Гогота Бишлон немногим лучше повела себя по отношению ко мне. Вместо того, чтобы возвратиться ко мне на службу, она предпочла остаться в Эспиньолях. Вольному воля. Правда, она из деревни, и, почуяв вновь запах навоза, она не могла уже больше оторваться от него. Кстати, о г-же де Грамадек. Представьте себе, что из Вандмона была похищена весьма крупная сумма денег. Воры проникли через часовню, где они тоже похитили несколько ценных предметов, да и повсюду оставили после себя грязный след. Такие дерзкие налеты не являются чем-то необычным; на улицах тоже небезопасно с наступлением ночи. Г-н лейтенант полиции видит в этом свидетельство растущей порчи нравов. Она была велика уже во время ночного убийства нашего несчастного Шомюзи. Надеюсь, что эта порча не проникнет в мой дом, и, как Вы видели, я приняла твердые меры закрыть ей доступ и загородить дорогу. Заканчиваю это письмо сложением к Вашим ногам свидетельств почтения, которые сыновья мои поручают мне передать Вам. Они находятся в настоящий момент подле меня и я занимаю их вязаньем. Исполняю их желание и остаюсь Вашей любящей сестрой
маркиза де Морамбер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Но Вы не сомневаетесь, конечно, что, мысленно исчисляя размеры бедствия, я в то же время придумывала способы, как от него избавиться. Вы достаточно знаете меня, и поэтому представляете себе, что я не могла примириться с ролью простой свидетельницы этого бесчинства. Характер у меня твердый и мужественный, и перспектива трудной задачи неспособна обескуражить меня. Я быстро сообразила, в чем заключается эта задача. Необходимо было незамедлительно прекратить это пустословие и положить конец этому безобразному поведению. Необходимо было вновь взять в крепкие руки вожжи и кратчайшим путем вывести на прямую дорогу этих сбившихся с толку парней. Зло проникло слишком глубоко для того, чтобы его можно было искоренить одними только выговорами и приказаниями. Мальчишки, привыкшие к самым преступным вольностям, неохотно внимают добрым советам. Нужны были радикальные средства, и я твердо решила пустить их в ход, чтобы восстановить в моем доме дисциплину и порядок. К счастью, Бог не только наделил меня последовательным и твердым умом, но снабдил также мое тело сильными руками, и к ним-то я и прибегла, чтобы подать знак о начале безотлагательных, по моему мнению, реформ в области манер и поведения. Придя к такому решению, я тотчас же приступила к делу.
Мне хотелось бы, дорогой мой Вердло, чтобы Вы присутствовали здесь в день, когда я начала практически применять мысленно выработанную мною методу, и когда по всему дому, от подвала до чердака, раздался звук двух первых полновесных пощечин, которыми я наградила моих маленьких франтов. Первым их благом было доставление мне бесконечного удовольствия и огромного облегчения. Удовольствие это усугублялось действием, произведенным этим звучным проявлением моей власти. Я никогда не видела ничего более забавного, чем гримасы, состроенные двумя нашими ветрогонами, когда, все время вызывающе хихикая и щеголяя итальянскими плюмажами, они вдруг почувствовали на своих щеках самые увесистые, какие только можно представить, оплеухи. Совершилось какое-то чудо, при воспоминании о котором я и до сих пор еще хохочу. Вся спесь моих вертопрахов была сбита, и они сразу поняли, что времена щеголянья своим удальством для них прошли. Какой был растерянный и сконфуженный вид у моих глупышей, когда они переглядывались, растирая щеки и опуская голову перед налетевшей грозой. Все карты их были спутаны и замешательство так велико, что на этот раз я оставила их в покое, удовлетворенная только что проделанным мною опытом. Я владела теперь верным средством и была убеждена, что отныне успешно справлюсь со своей задачей.
Я опускаю, дорогой братец, описание того, чем была эта неделя оплеух в этот сезон пощечин. Их сыпалось несчетное количество, как в лучших фарсах итальянских комедиантов или наших ярмарочных представлениях, и я достигла в этом деле удивительной ловкости. Могу сказать, что мое удовлетворение превзошло всякие ожидания. С каждым днем я все больше дивилась достигаемым мной результатам. Куда девались эти перемигиванья, эти неуместные шушуканья, эти независимые манеры, эти двусмысленные замечания, итальянские словечки, прибаутки. Понемногу возвращались скромность и послушание, порядок и благопристойность. Мальчики говорили тихо и мало. Покушав в строго определенные часы, они шли в свою комнату, где их ожидала какая-нибудь полезная работа. Никаких товарищей, никаких развлечений. Чтение разумных или благочестивых книг. Время от времени прогулка в ботанический сад. Вставанье и отход ко сну в определенные часы. Словом, образ жизни, свойственный порядочным людям. Иногда по вечерам игра в бирюльки, которую Вы так любите и которой Вы научили этих пострелов во время пребывания их в Эспиньолях. Таков был счастливый результат моих усилий, которых я не ослаблю до тех пор, пока не буду уверена, что в мальчишках исчез всякий след от злосчастного разгула, в который вовлекло их преступное попустительство г-на де Морамбера.
Не думайте, однако, что я собираюсь доводить строгость до неуместной крайности. Вы хорошо знаете, что я вовсе не враг кое-каких удовольствий, полезных для здоровья и хорошего самочувствия молодых людей и даже взрослых мужчин. Мне не безызвестны требования природы, и я вовсе не хочу, чтобы мои сыновья жили как отшельники. Я отношусь с уважением к требованиям чувств, и г-н де Морамбер не мог бы пожаловаться на меня в этом отношении. Вот Вам, дорогой братец, новости, которые я хотела сообщить Вам. Мне хотелось познакомить Вас с событиями, происходящими в нашей семье. Я думаю, что Вы дадите им надлежащую оценку из глубины Ваших тихих Эспиньолей, где Вы, в конце концов, изображаете собой мудреца и философа, ибо Вы избавили себя от забот быть мужем или отцом и являетесь сейчас опекуном, как Вы пишите мне, причем все благоприятствует Вашей питомице, и мне остается только поздравить Вас с тем, что Вы так хорошо устроились с нею. Г-жа де Грамадек, которая не перестает интересоваться ею, сообщила мне, что получила от нее несколько прекрасно составленных писем. Я не удостоилась этого. Это маленькая неблагодарность, но она часто бывает свойственна молодости.
Впрочем, и Гогота Бишлон немногим лучше повела себя по отношению ко мне. Вместо того, чтобы возвратиться ко мне на службу, она предпочла остаться в Эспиньолях. Вольному воля. Правда, она из деревни, и, почуяв вновь запах навоза, она не могла уже больше оторваться от него. Кстати, о г-же де Грамадек. Представьте себе, что из Вандмона была похищена весьма крупная сумма денег. Воры проникли через часовню, где они тоже похитили несколько ценных предметов, да и повсюду оставили после себя грязный след. Такие дерзкие налеты не являются чем-то необычным; на улицах тоже небезопасно с наступлением ночи. Г-н лейтенант полиции видит в этом свидетельство растущей порчи нравов. Она была велика уже во время ночного убийства нашего несчастного Шомюзи. Надеюсь, что эта порча не проникнет в мой дом, и, как Вы видели, я приняла твердые меры закрыть ей доступ и загородить дорогу. Заканчиваю это письмо сложением к Вашим ногам свидетельств почтения, которые сыновья мои поручают мне передать Вам. Они находятся в настоящий момент подле меня и я занимаю их вязаньем. Исполняю их желание и остаюсь Вашей любящей сестрой
маркиза де Морамбер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50