Не знаю, откуда пошло, что я в нее влюблен; по-моему, я не выдал себя ни словом, ни взглядом, однако же мне то там, то тут намекали, что это не тайна. Я заключил, что все считают, будто Оливия не уехала в Англию только из-за меня. Одна из дам, некая миссис Серджисон, жена шефа полиции, даже спросила, когда они будут иметь удовольствие меня поздравить. Я, естественно, сделал вид, будто не понимаю ее намеков, но она мне не больно поверила. Все это невольно меня забавляло. Мысль обо мне как о возможном муже была настолько чужда Оливии, что, уверен, она и думать забыла о моем предложении. Не могу утверждать, чтобы она была со мной жестока, по-моему, она вообще была неспособна на жестокость; но она обходилась со мной с той легкой небрежностью, с какой сестры подчас относятся к младшим братьям. Она была старше меня года на два или на три. Она всегда бурно радовалась моим приездам, но ни разу не подумала чем-нибудь ради меня поступиться; со мной она держалась поразительно задушевно, но это получалось у нее само собой, понимаете, так обычно ведешь себя с человеком, которого знаешь всю жизнь и с которым в голову не придет манерничать. Для нее я был отнюдь не мужчиной, а чем-то вроде старого жакета, который носишь не снимая, потому что в нем легко и удобно и можно делать любую работу. Я был бы последним кретином, когда б не видел, что любовью тут и не пахнет.
В один прекрасный день, недели за три-четыре до возвращения Тима, я приехал к ней и заметил, что она плакала. Меня это ошеломило - она всегда держала себя в руках, я ни разу не видел ее расстроенной.
"Вот те на, что случилось?" - спросил я.
"Ничего".
"Не запирайтесь, милая,- сказал я.- Почему вы плакали?"
Она попыталась улыбнуться и ответила:
"И зачем только вы такой наблюдательный! По-моему, я веду себя глупо, но только что пришла телеграмма от Тима. Он сообщает, что задерживается".
"Господи, какая жалость,- сказал я.- Вы, верно, жутко огорчились".
"Я каждый денечек считала. Мне так его не хватает".
"Он объяснил, почему задерживается?"
"Нет, сообщил, что напишет в письме. Я покажу телеграмму".
Я видел, что она очень переживает. Ее обычно спокойный медлительный взгляд был исполнен страха, между бровями обозначилась тревожная складка. Она вышла в спальню и вернулась с телеграммой. Читая, я чувствовал на себе ее беспокойный взгляд. Насколько я помню, текст был такой: "Дорогая отплыть седьмого не получается тчк Пожалуйста прости тчк Подробности письмом тчк Нежно люблю Тим".
"Что ж, возможно, оборудование, за которым он отправился, еще не готово, а без него он не решился отплыть",- предположил я.
"Разве его нельзя было отправить другим рейсом, попозже? Оно все равно еще проваляется в Пенанге".
"Может, задержка связана с домом".
"Тогда почему было так и не сказать? Ведь знает же, что я себе места не нахожу".
"Да он просто не подумал,- заметил я.- В конце концов, до уехавшего не всегда доходит, что оставшиеся могут не знать того, что для него само собой разумеется".
Она снова улыбнулась, уже веселее.
"Пожалуй, вы правы. Вообще-то это похоже на Тима, он всегда отличался легкомыслием и небрежностью. Пожалуй, я и вправду делаю из мухи слона. Наберусь терпения и стану ждать письма".
Самообладания Оливии было не занимать; у меня на глазах она усилием воли взяла себя в руки. Складочка между бровями разгладилась, она вновь стала сама собой - безмятежной, улыбающейся, сердечной. Ей вообще была свойственна мягкость, но в тот день ее небесная кротость просто ошеломляла. Однако же после я не мог не заметить, что она обуздывает беспокойство только тем, что постоянно взывает к своему здравому смыслу. Ее, видимо, одолевали дурные предчувствия. Они не покинули ее и накануне того дня, как должна была прийти почта из Англии. Тревога ее тем более вызывала сострадание, что она изо всех сил пыталась ее скрыть. Я бывал занят по "почтовым" дням, но обещал заехать на плантацию ближе к вечеру узнать новости. Я уже собрался отправиться, когда саис (саис (инд.) -конюх, грум; здесь - шофер прим.автора) Харди прибыл в автомобиле с настоятельной просьбой от амы (ама (инд.)-кормилица, няня; горничная, камеристка - прим.автора) немедленно ехать к хозяйке. Ама была достойная пожилая женщина; я еще раньше вручил ей пару долларов, сказав, чтобы она сразу же мне сообщила, если на плантации что случится. Я бросился к своей машине. Ама поджидала меня на ступеньках.
"Утром пришло письмо",- сказала она.
Я не стал дальше слушать и взбежал по ступенькам. В гостиной никого не было.
"Оливия",- позвал я.
Выйдя в коридор, я услышал звуки, от которых сердце у меня екнуло. Ама - она шла за мной по пятам - открыла дверь в спальню Оливии. То, что я слышал, были ее рыдания. Я вошел. Она лежала на постели лицом вниз, все ее тело сотрясалось от рыданий. Я положил руку ей на плечо.
"Что случилось, Оливия?"
"Кто тут?" - вскрикнула она, вскочив на ноги, словно до смерти перепугалась. И затем: "А, это вы". Она стояла передо мной, закинув голову и закрыв глаза, и слезы бежали у нее по щекам. Жуткое зрелище. "Тим женился",всхлипнула она, и лицо у нее исказилось от боли.
Должен признаться, меня на мгновенье охватило ликование, словно в сердце ударило током; меня осенило, что теперь появился шанс и она вдруг да захочет за меня выйти. Знаю, с моей стороны это был чудовищный эгоизм, но вы должны понять, что новость застала меня врасплох. Впрочем, это длилось всего мгновенье; меня растрогало ее страшное горе, и осталась только глубокая жалость к несчастной женщине. Я обнял ее за талию.
"Господи, вот напасть-то,- сказал я.- Пойдемте-ка отсюда в гостиную, вы сядете, и мы обо всем поговорим. А я вам чего-нибудь налью".
Она позволила отвести себя в соседнюю комнату, и мы уселись на диван. Я велел аме принести виски и сифон, смешал порцию покрепче и заставил Оливию пригубить. Я обнял ее и положил ее голову себе на плечо. Все это она покорно сносила. По ее сведенному горем лицу струились крупные слезы.
"Как он мог? - стонала она.- Как он мог?"
"Дорогая моя,- произнес я,- рано или поздно это должно было случиться. Он человек молодой. Не могли же вы рассчитывать, что он так и будет ходить холостым. Что он женился - это только естественно".
"Нет, нет, нет",- всхлипывала она.
В кулаке у нее я заметил скомканное письмо и понял, что оно от Тима.
"Что он пишет?" - спросил я.
Она испуганно дернулась и прижала письмо к груди, словно решила, что я хочу его отнять.
"Пишет, что ничего не мог поделать. Пишет, что выхода у него не было. Что это значит?"
"Ну, понимаете, он по-своему такой же привлекательный, как вы сами. В нем много очарования. Вероятно, он безумно влюбился в какую-то девушку, а она в него".
"Он такой слабовольный",- простонала она.
"Они приезжают?" - спросил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
В один прекрасный день, недели за три-четыре до возвращения Тима, я приехал к ней и заметил, что она плакала. Меня это ошеломило - она всегда держала себя в руках, я ни разу не видел ее расстроенной.
"Вот те на, что случилось?" - спросил я.
"Ничего".
"Не запирайтесь, милая,- сказал я.- Почему вы плакали?"
Она попыталась улыбнуться и ответила:
"И зачем только вы такой наблюдательный! По-моему, я веду себя глупо, но только что пришла телеграмма от Тима. Он сообщает, что задерживается".
"Господи, какая жалость,- сказал я.- Вы, верно, жутко огорчились".
"Я каждый денечек считала. Мне так его не хватает".
"Он объяснил, почему задерживается?"
"Нет, сообщил, что напишет в письме. Я покажу телеграмму".
Я видел, что она очень переживает. Ее обычно спокойный медлительный взгляд был исполнен страха, между бровями обозначилась тревожная складка. Она вышла в спальню и вернулась с телеграммой. Читая, я чувствовал на себе ее беспокойный взгляд. Насколько я помню, текст был такой: "Дорогая отплыть седьмого не получается тчк Пожалуйста прости тчк Подробности письмом тчк Нежно люблю Тим".
"Что ж, возможно, оборудование, за которым он отправился, еще не готово, а без него он не решился отплыть",- предположил я.
"Разве его нельзя было отправить другим рейсом, попозже? Оно все равно еще проваляется в Пенанге".
"Может, задержка связана с домом".
"Тогда почему было так и не сказать? Ведь знает же, что я себе места не нахожу".
"Да он просто не подумал,- заметил я.- В конце концов, до уехавшего не всегда доходит, что оставшиеся могут не знать того, что для него само собой разумеется".
Она снова улыбнулась, уже веселее.
"Пожалуй, вы правы. Вообще-то это похоже на Тима, он всегда отличался легкомыслием и небрежностью. Пожалуй, я и вправду делаю из мухи слона. Наберусь терпения и стану ждать письма".
Самообладания Оливии было не занимать; у меня на глазах она усилием воли взяла себя в руки. Складочка между бровями разгладилась, она вновь стала сама собой - безмятежной, улыбающейся, сердечной. Ей вообще была свойственна мягкость, но в тот день ее небесная кротость просто ошеломляла. Однако же после я не мог не заметить, что она обуздывает беспокойство только тем, что постоянно взывает к своему здравому смыслу. Ее, видимо, одолевали дурные предчувствия. Они не покинули ее и накануне того дня, как должна была прийти почта из Англии. Тревога ее тем более вызывала сострадание, что она изо всех сил пыталась ее скрыть. Я бывал занят по "почтовым" дням, но обещал заехать на плантацию ближе к вечеру узнать новости. Я уже собрался отправиться, когда саис (саис (инд.) -конюх, грум; здесь - шофер прим.автора) Харди прибыл в автомобиле с настоятельной просьбой от амы (ама (инд.)-кормилица, няня; горничная, камеристка - прим.автора) немедленно ехать к хозяйке. Ама была достойная пожилая женщина; я еще раньше вручил ей пару долларов, сказав, чтобы она сразу же мне сообщила, если на плантации что случится. Я бросился к своей машине. Ама поджидала меня на ступеньках.
"Утром пришло письмо",- сказала она.
Я не стал дальше слушать и взбежал по ступенькам. В гостиной никого не было.
"Оливия",- позвал я.
Выйдя в коридор, я услышал звуки, от которых сердце у меня екнуло. Ама - она шла за мной по пятам - открыла дверь в спальню Оливии. То, что я слышал, были ее рыдания. Я вошел. Она лежала на постели лицом вниз, все ее тело сотрясалось от рыданий. Я положил руку ей на плечо.
"Что случилось, Оливия?"
"Кто тут?" - вскрикнула она, вскочив на ноги, словно до смерти перепугалась. И затем: "А, это вы". Она стояла передо мной, закинув голову и закрыв глаза, и слезы бежали у нее по щекам. Жуткое зрелище. "Тим женился",всхлипнула она, и лицо у нее исказилось от боли.
Должен признаться, меня на мгновенье охватило ликование, словно в сердце ударило током; меня осенило, что теперь появился шанс и она вдруг да захочет за меня выйти. Знаю, с моей стороны это был чудовищный эгоизм, но вы должны понять, что новость застала меня врасплох. Впрочем, это длилось всего мгновенье; меня растрогало ее страшное горе, и осталась только глубокая жалость к несчастной женщине. Я обнял ее за талию.
"Господи, вот напасть-то,- сказал я.- Пойдемте-ка отсюда в гостиную, вы сядете, и мы обо всем поговорим. А я вам чего-нибудь налью".
Она позволила отвести себя в соседнюю комнату, и мы уселись на диван. Я велел аме принести виски и сифон, смешал порцию покрепче и заставил Оливию пригубить. Я обнял ее и положил ее голову себе на плечо. Все это она покорно сносила. По ее сведенному горем лицу струились крупные слезы.
"Как он мог? - стонала она.- Как он мог?"
"Дорогая моя,- произнес я,- рано или поздно это должно было случиться. Он человек молодой. Не могли же вы рассчитывать, что он так и будет ходить холостым. Что он женился - это только естественно".
"Нет, нет, нет",- всхлипывала она.
В кулаке у нее я заметил скомканное письмо и понял, что оно от Тима.
"Что он пишет?" - спросил я.
Она испуганно дернулась и прижала письмо к груди, словно решила, что я хочу его отнять.
"Пишет, что ничего не мог поделать. Пишет, что выхода у него не было. Что это значит?"
"Ну, понимаете, он по-своему такой же привлекательный, как вы сами. В нем много очарования. Вероятно, он безумно влюбился в какую-то девушку, а она в него".
"Он такой слабовольный",- простонала она.
"Они приезжают?" - спросил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12