Я думаю, дьявол тут ни при чем. Ко мне приходил сам Деметриос.
— Но он в аду и несет наказание за преступную ересь.
— Я тоже так думал, но это не соответствует действительности.
Отец Антонио слушал со все возрастающим страхом. Подобные видения посещали не только дона Бласко. Педро де Алкантара и мать Тереза частенько видели дьяволов, а мать Тереза, чтобы отгонять их, держала при себе святую воду. Но дон Бласко говорил с такой уверенностью, что отцу Антонио оставалось надеяться лишь на помутнение сознания его учителя.
— Я спросил, как он поживает, и он ответил, что хорошо. Я рассказал ему, как мучился из-за того, что он попал в ад, а грек в ответ рассмеялся и сказал, что еще до того, как языки пламени коснулись плоти, его душа оказалась на развилке дорог, ведущих в ад и на небеса, и, так как он жил по справедливости и законам божьим, Радамантас послал его на острова блаженных. Там он нашел Сократа, окруженного, как всегда, юношами-учениками, задающего вопросы и отвечающего на них. Видел он мирно беседующих Платона и Аристотеля, Софокла, упрекающего Еврипида за то, что тот погубил драму своими новациями, и многих, многих других.
У отца Антонио сжалось сердце. Не оставалось сомнения, что дон Бласко бредил. В горячке он не понимал, что говорит.
— И тут пропел петух, и Деметриос сказал, что должен меня покинуть.
Отец Антонио решил не спорить с больным.
— А он сказал, почему пришел к вам?
— Я задал ему этот вопрос. Он сказал, что пришел попрощаться со мной, так как больше мы не увидимся. «Завтра, — сказал он, — когда кончится ночь, но еще не начнется день, как только ты сможешь различить очертание руки, лежащей на груди, душа твоя отлетит в мир иной».
— Он желал вам зла! — воскликнул отец Антонио. — Доктор говорит, что ваша болезнь не смертельна, и сегодня вы выглядите гораздо лучше. Позвольте дать вам лекарство и позвать цирюльника, чтобы он пустил вам кровь.
— Мне не нужны лекарства, и я не хочу, чтобы мне пускали кровь. Зачем задерживать мою душу, которая давно рвется из темницы плоти. Иди и скажи приору, что я хочу исповедаться и причаститься. Завтра, когда я смогу разглядеть в темноте очертание своей руки, я уйду из жизни.
— Это был сон! — вскричал несчастный монах. — Поверьте мне, это был сон.
Дон Бласко слабо улыбнулся.
— Не будем спорить, сын мой. Я говорил с ним, как с тобой. А теперь иди и исполни мою просьбу.
Тяжело вздохнув, отец Антонио повернулся и вышел из кельи. Дон Бласко исповедовался, причастился и благословил монахов, с которыми прожил последние годы. Он пожелал остаться один, но отец Антонио так умолял не прогонять его, что дон Бласко согласился, с условием, что монах будет молчать. Он лежал на спине, укрытый, несмотря на холод, лишь тонким одеялом. День сменился ночью, и дон Бласко заснул. Прислушиваясь к его ровному дыханию, отец Антонио вновь обрел надежду. Единственная лампадка ярко вспыхнула и потухла. Опустившись на колени, он молился за здоровье дона Бласко. Неожиданно тот пошевелился. Ничего не видя в кромешной тьме, отец Антонио понял, что он ищет крест, лежащий на груди, и вложил его в руку умирающего. Едва слышный вздох сорвался с губ дона Бласко, и монах понял, что его любимый друг и учитель умер. Он упал на каменный пол кельи и разрыдался.
Дон Мануэль к тому времени уже давно жил в Мадриде. Донья Беатрис отказалась выдать за него свою племянницу, маркизу де Каранера, которая вскорости постриглась в монахини. В столице дон Мануэль вошел в доверие к герцогу Лерме, фавориту Филиппа Третьего, и лестью, двуличием, полным отсутствием моральных принципов и продажностью достиг, наконец, высокого положения. После смерти дона Бласко он решил использовать репутацию брата для поднятия престижа своей семьи (небеса наградили его двумя сыновьями), добившись его причисления к лику блаженных, а потом и святых, и начал собирать необходимые документы. Однако его усилия ни к чему не привели, так как Рим требовал подтверждения чудес, происшедших у тела кандидата в святые после его смерти. Адвокаты обещали дону Мануэлю, что, опираясь на чудо в Кастель Родригесе, они добьются причисления дона Бласко к лику блаженных, но тот решил, что в этом случае игра не стоит свеч, и удовлетворился тем, что перевез останки брата в Кастель Родригес и воздвиг на могиле пышный монумент, если не в память дона Бласко, то для того, чтобы подчеркнуть свое богатство.
Третий сын дона Хуана де Валеро, Мартин, продолжал, как и прежде, печь хлеб. Он так и не осознал, как, впрочем, и остальные жители городка, что однажды, милостью пресвятой девы, смог совершить чудо. Донья Беатрис в полном здравии прожила много лет и могла бы прожить и дольше, если бы не неприятное известие о причислении матери Терезы к лику блаженных. Тогда она слегла на три дня, но в 1622 году, когда папа римский объявил мать Терезу святой, донья Беатрис пришла в такую ярость, что ее хватил удар. Она пришла в сознание, но половина тела осталась парализованной, и стало ясно, что дни ее сочтены. Она не испытывала страха и до последней минуты сохраняла спокойствие и выдержку. Она послала за духовником, чтобы тот выслушал ее исповедь, а затем собрала монахинь и дала им несколько советов по их дальнейшей жизни. Несколько часов спустя она захотела причаститься. Вновь послали за духовником. Она попросила плачущих монахинь молиться за нее, чтобы ей простились ее грехи. Некоторое время она молчала, а затем произнесла громким голосом:
— Женщина весьма низкого происхождения.
Монахини подумали, что она говорит о себе, и, зная, что в жилах доньи Беатрис течет кровь королей Кастилии, в который раз поразились ее смирению. И лишь ее племянница знала, что аббатиса имела в виду мятежную монахиню, ставшую святой Терезой Авильской. Это были последние слова доньи Беатрис Хенрикес и Браганса, в монашестве Беатрис де Сан Доминго, и вскоре она умерла.
37
Когда Каталина приехала в Мадрид, у нее все еще хранилось золото, подаренное ей доньей Беатрис три года назад. Она вообще знала цену деньгам и могла спокойно смотреть в будущее. В Мадриде они обратились к своим покровителям и получили обещанную финансовую и моральную поддержку. Успех новой труппы превзошел все ожидания. Множество знатнейших дворян искали расположения Каталины, но, принимая с благодарностью их подарки, она отвечала лишь улыбкой. И скоро предметом всеобщего восхищения стали не только ее красота и талант, но и добродетельное поведение. Она послала за Доминго, и тот привез дюжину пьес. Каталина поставила две, и они с треском провалились. Доминго вернулся в Кастель Родригес и вскорости умер от вина и разочарования в жизни. Несколько лет спустя Каталина поставила еще одну его пьесу, не упоминая, правда, имени автора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Но он в аду и несет наказание за преступную ересь.
— Я тоже так думал, но это не соответствует действительности.
Отец Антонио слушал со все возрастающим страхом. Подобные видения посещали не только дона Бласко. Педро де Алкантара и мать Тереза частенько видели дьяволов, а мать Тереза, чтобы отгонять их, держала при себе святую воду. Но дон Бласко говорил с такой уверенностью, что отцу Антонио оставалось надеяться лишь на помутнение сознания его учителя.
— Я спросил, как он поживает, и он ответил, что хорошо. Я рассказал ему, как мучился из-за того, что он попал в ад, а грек в ответ рассмеялся и сказал, что еще до того, как языки пламени коснулись плоти, его душа оказалась на развилке дорог, ведущих в ад и на небеса, и, так как он жил по справедливости и законам божьим, Радамантас послал его на острова блаженных. Там он нашел Сократа, окруженного, как всегда, юношами-учениками, задающего вопросы и отвечающего на них. Видел он мирно беседующих Платона и Аристотеля, Софокла, упрекающего Еврипида за то, что тот погубил драму своими новациями, и многих, многих других.
У отца Антонио сжалось сердце. Не оставалось сомнения, что дон Бласко бредил. В горячке он не понимал, что говорит.
— И тут пропел петух, и Деметриос сказал, что должен меня покинуть.
Отец Антонио решил не спорить с больным.
— А он сказал, почему пришел к вам?
— Я задал ему этот вопрос. Он сказал, что пришел попрощаться со мной, так как больше мы не увидимся. «Завтра, — сказал он, — когда кончится ночь, но еще не начнется день, как только ты сможешь различить очертание руки, лежащей на груди, душа твоя отлетит в мир иной».
— Он желал вам зла! — воскликнул отец Антонио. — Доктор говорит, что ваша болезнь не смертельна, и сегодня вы выглядите гораздо лучше. Позвольте дать вам лекарство и позвать цирюльника, чтобы он пустил вам кровь.
— Мне не нужны лекарства, и я не хочу, чтобы мне пускали кровь. Зачем задерживать мою душу, которая давно рвется из темницы плоти. Иди и скажи приору, что я хочу исповедаться и причаститься. Завтра, когда я смогу разглядеть в темноте очертание своей руки, я уйду из жизни.
— Это был сон! — вскричал несчастный монах. — Поверьте мне, это был сон.
Дон Бласко слабо улыбнулся.
— Не будем спорить, сын мой. Я говорил с ним, как с тобой. А теперь иди и исполни мою просьбу.
Тяжело вздохнув, отец Антонио повернулся и вышел из кельи. Дон Бласко исповедовался, причастился и благословил монахов, с которыми прожил последние годы. Он пожелал остаться один, но отец Антонио так умолял не прогонять его, что дон Бласко согласился, с условием, что монах будет молчать. Он лежал на спине, укрытый, несмотря на холод, лишь тонким одеялом. День сменился ночью, и дон Бласко заснул. Прислушиваясь к его ровному дыханию, отец Антонио вновь обрел надежду. Единственная лампадка ярко вспыхнула и потухла. Опустившись на колени, он молился за здоровье дона Бласко. Неожиданно тот пошевелился. Ничего не видя в кромешной тьме, отец Антонио понял, что он ищет крест, лежащий на груди, и вложил его в руку умирающего. Едва слышный вздох сорвался с губ дона Бласко, и монах понял, что его любимый друг и учитель умер. Он упал на каменный пол кельи и разрыдался.
Дон Мануэль к тому времени уже давно жил в Мадриде. Донья Беатрис отказалась выдать за него свою племянницу, маркизу де Каранера, которая вскорости постриглась в монахини. В столице дон Мануэль вошел в доверие к герцогу Лерме, фавориту Филиппа Третьего, и лестью, двуличием, полным отсутствием моральных принципов и продажностью достиг, наконец, высокого положения. После смерти дона Бласко он решил использовать репутацию брата для поднятия престижа своей семьи (небеса наградили его двумя сыновьями), добившись его причисления к лику блаженных, а потом и святых, и начал собирать необходимые документы. Однако его усилия ни к чему не привели, так как Рим требовал подтверждения чудес, происшедших у тела кандидата в святые после его смерти. Адвокаты обещали дону Мануэлю, что, опираясь на чудо в Кастель Родригесе, они добьются причисления дона Бласко к лику блаженных, но тот решил, что в этом случае игра не стоит свеч, и удовлетворился тем, что перевез останки брата в Кастель Родригес и воздвиг на могиле пышный монумент, если не в память дона Бласко, то для того, чтобы подчеркнуть свое богатство.
Третий сын дона Хуана де Валеро, Мартин, продолжал, как и прежде, печь хлеб. Он так и не осознал, как, впрочем, и остальные жители городка, что однажды, милостью пресвятой девы, смог совершить чудо. Донья Беатрис в полном здравии прожила много лет и могла бы прожить и дольше, если бы не неприятное известие о причислении матери Терезы к лику блаженных. Тогда она слегла на три дня, но в 1622 году, когда папа римский объявил мать Терезу святой, донья Беатрис пришла в такую ярость, что ее хватил удар. Она пришла в сознание, но половина тела осталась парализованной, и стало ясно, что дни ее сочтены. Она не испытывала страха и до последней минуты сохраняла спокойствие и выдержку. Она послала за духовником, чтобы тот выслушал ее исповедь, а затем собрала монахинь и дала им несколько советов по их дальнейшей жизни. Несколько часов спустя она захотела причаститься. Вновь послали за духовником. Она попросила плачущих монахинь молиться за нее, чтобы ей простились ее грехи. Некоторое время она молчала, а затем произнесла громким голосом:
— Женщина весьма низкого происхождения.
Монахини подумали, что она говорит о себе, и, зная, что в жилах доньи Беатрис течет кровь королей Кастилии, в который раз поразились ее смирению. И лишь ее племянница знала, что аббатиса имела в виду мятежную монахиню, ставшую святой Терезой Авильской. Это были последние слова доньи Беатрис Хенрикес и Браганса, в монашестве Беатрис де Сан Доминго, и вскоре она умерла.
37
Когда Каталина приехала в Мадрид, у нее все еще хранилось золото, подаренное ей доньей Беатрис три года назад. Она вообще знала цену деньгам и могла спокойно смотреть в будущее. В Мадриде они обратились к своим покровителям и получили обещанную финансовую и моральную поддержку. Успех новой труппы превзошел все ожидания. Множество знатнейших дворян искали расположения Каталины, но, принимая с благодарностью их подарки, она отвечала лишь улыбкой. И скоро предметом всеобщего восхищения стали не только ее красота и талант, но и добродетельное поведение. Она послала за Доминго, и тот привез дюжину пьес. Каталина поставила две, и они с треском провалились. Доминго вернулся в Кастель Родригес и вскорости умер от вина и разочарования в жизни. Несколько лет спустя Каталина поставила еще одну его пьесу, не упоминая, правда, имени автора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50