Русские слишком шумные и вздорные. Сказать по правде, они варвары и не умеют себя вести. Но княжна Ольга не такая. У нее есть принципы.. Сразу видно, получила хорошее воспитание. Что-то в ней есть, в этом ей не откажешь.
Тем временем Чарли видел, как официант подошел к одной из девушек, сидящих на скамье, и заговорил с ней. Взгляд Чарли и прежде блуждал по залу, и эту девушку он приметил. Она сидела странно тихая, будто отрешенная от всего вокруг. Теперь она встала, бросила взгляд в их сторону и медленно направилась к ним. Была в ее походке своеобразная небрежность. Подойдя, она чуть улыбнулась Саймону, и они обменялись рукопожатием.
– Я видела, вы только пришли,– сказала она и села.
Саймон спросил, налить ли ей шампанского.
– Не откажусь.
– Это мой приятель, он хочет с тобой познакомиться.
– Я польщена.– Она без улыбки обратила взгляд на Чарли. Слишком долгий, как ему показалось, взгляд его смутил, но в ее глазах не было ни привета, ни приглашения; ее полнейшее безразличие даже уязвляло.– Он красивый.– Чарли робко улыбнулся, тогда и ее губы шевельнуло подобие улыбки.– Похоже, он добрый.
Ее кисейные бледно-голубые шальвары и тюрбан были густо усеяны серебряными звездочками. Роста она была не слишком высокого, лицо сильно накрашено – щеки чересчур нарумянены, губы ярко-алые, веки голубые, брови и ресницы начернены тушью. О ней безусловно не скажешь, что она хороша собой, всего лишь миловидна, слишком выдаются скулы, нос небольшой, мясистый, а глаза и не глубоко сидят в глазницах и не навыкате, но вровень с лицом, будто
окна в стене. Большие глаза, голубые, и голубизна, подчеркнутая и цветом тюрбана и тушью, точно пламя. Фигурка изящная, хрупкая, тоненькая, и кожа тела цвета светлого янтаря, на вид нежная и шелковистая. Грудь маленькая, круглая, девичья, и розовые хорошей формы соски.
– Почему ты не приглашаешь княжну потанцевать? – спросил Саймон.
– Вы позволите? – сказал Чарли.
Она едва заметно пожала плечом и без единого слова поднялась. А мадемуазель Эрнестина, сказав, что ее призывают дела, оставила их. Никогда еще Чарли не танцевал с девушкой, раздетой до пояса, и ощущение было волнующее. Оттого, что его рука покоилась на ее обнаженном теле и он чувствовал прикосновение ее голой груди, у него перехватывало дыхание. Рука, которую он держал в своей, была маленькая и мягкая. Но он был воспитанный молодой человек с хорошими манерами и, полагая, что учтивость требует поддерживать беседу, говорил с нею в точности так, как если бы танцевал с незнакомой девушкой в Лондоне. Она отвечала довольно вежливо, но, казалось, не очень его слушала. Взгляд ее рассеянно блуждал по комнате и, похоже, не находил ничего интересного. Чарли чуть крепче прижал ее к себе, она же ничем не показала, что заметила это более тесное объятие. Приняла его молча. Оркестр перестал играть, и они вернулись к своему столику. Саймон сидел там один.
– Ну как, хорошо она танцует?
– Не очень.
И тут она рассмеялась. Наконец-то она оживилась, и смех был искренний, веселый.
– Прошу прощенья,-сказала она по-английски.– Я была невнимательна. Я могу танцевать лучше, вот увидите.
Чарли вспыхнул.
– Я не знал, что вы говорите по-английски. Иначе я бы так не сказал.
– Но это же чистая правда. И вы сами так хорошо танцуете, вы заслуживаете искусной партнерши.
До сих пор они разговаривали по-французски. Чарли говорил не очень правильно, но бегло, и произношение у него было хорошее. Княжна же отлично владела французским, только с протяжной русской интонацией, что придавало ее речи чуждую французам монотонность. Ее английский был совсем недурен.
– Княжна получила образование в Англии,– сказал Саймон.
– Я жила там с двух лет до четырнадцати. С тех пор я редко говорила по-английски и забыла его.
– А где вы жили?
– В Лондоне. На Лэдброук Гроув. На Шарлот-стрит. Где подешевле.
– Ну, я вас оставлю, молодежь,– сказал Саймон.– Увидимся завтра, Чарли.
– На мессу ты не пойдешь?
– Нет.
И, небрежно кивнув, он ушел.
– Вы давно знаете мосье Саймона? – спросила княжна.
– Он самый давний мой друг.
– Он вам нравится?
– Конечно.
– Он совсем на вас непохож. Никогда бы не подумала, что он может вас привлечь.
– У него блестящий ум. И он был мне очень хорошим другом.
Она приоткрыла рот, готовая заговорить, но, видно, передумала и промолчала. Опять заиграла музыка.
– Потанцуете со мной еще раз? – спросила она.– Хочу показать вам, что умею танцевать, когда хочу.
Быть может, оттого, что ушел Саймон и она почувствовала себя свободнее, быть может, что-то было в поведении Чарли, его смущенье, когда он понял, что она говорит по-английски, но она наконец-то его заметила, ее обращение с ним переменилось. Появилась в ней доброта, неожиданная и привлекательная. Они танцевали, и она разговаривала почти весело. Вернулась к своему детству, не без мрачноватого юмора описывала нищету, в которой жила вместе с родителями в дешевых лондонских меблирашках. И сейчас, приноравливаясь к Чарли, она танцевала хорошо. Они снова сели, и Чарли взглянул на часы; дело шло к полуночи. Чарли не знал, как быть. Дома он часто слышал разговоры о церковной музыке в Сент-Эсташ, и нельзя же упустить случай послушать там мессу в канун Рождества. Волнение, связанное с приездом в Париж, разговор с Саймоном, новые ощущения, что пробудили в нем S rail и выпитое шампанское, – все это взбудоражило его, и ему отчаянно хотелось послушать музыку; это желание было ничуть не слабей, чем физическое желание, что вызывала в нем девушка, с которой он танцевал. Казалось, при том, как все складывается, уходить глупо; но его влекло туда, и в конце концов кому какое дело.
– Послушайте,– сказал он с премилой улыбкой.– У меня свидание. Мне сейчас надо уйти, но через часок я вернусь. Я вас застану, да?
– Я всю ночь тут.
– Но вы не будете с кем-нибудь заняты?
– Почему вам надо уйти?
Он улыбнулся не без робости.
– Боюсь, это прозвучит нелепо, но приятель дал мне два билета на мессу в Сент-Эсташ, и может случиться, у меня никогда больше не будет такой возможности.
– С кем вы идете?
– Ни с кем.
– Можно мне пойти с вами?
– Вам? Но вы разве можете уйти?
– Я договорюсь с мадемуазель. Дайте мне две-три сотни франков, и я все устрою.
Он глянул на нее с сомнением. Наполовину раздетая, в зеленовато-голубом тюрбане и шальварах, сильно накрашенная, не тот у нее вид, чтоб идти с ней в церковь. Она заметила его взгляд и засмеялась.
– Я все на свете готова отдать, только бы пойти. Позвольте мне пойти, пожалуйста. Я за десять минут переоденусь. Это будет для меня такая радость.
– Хорошо.
Он дал ей денег, и, сказав, чтобы он ждал ее в парадном, она поспешила прочь.
Чарли заплатил за вино и через десять минут по часам вышел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66