Все кто в тоннеле работали надышались щелкой хрустальной пылью.
И поэтому все мы заболели. Доктор мне справку дал. Болезнь называется силикозис. От нее легкие покрываются струпьями и дышать нельзя.
От города мы живем далеко и ты ничего не слышала про Тома Прескотта и Хэнзи Мак Кулло, а они третьего дня померли. Я об этом узнал и сходил к доктору.
Доктор говорит у меня такая же болезнь как и у Тома Прескотта поэтому я и кашляю. Легкие у меня все в струпьях. Из тех кто в тоннеле работал человек сто заболело. Вылечиться от этой болезни нельзя и доктор говорит если бы компания выдала нам маски и наладила вентиляцию ничего бы такого и не было.
Вот я и решил уйти потому что доктор говорит месяца через четыре мне помирать.
Может найду где-нибудь работу. Я буду посылать тебе все деньги пока смогу работать.
Я не хочу быть в семье обузой. Поэтому я и ушел.
Ты как перестанешь от меня весточки получать так перебирайся к бабушке в горы в Килни-Ран. Будешь там жить, а она позаботится о тебе и о малыше.
Ну будь здорова и пусть малыш растет подальше от шахт. Не пускай его работать в шахту.
Ты не обижайся что я ушел и не горюй. А когда малыш подрастет расскажи ему что компания со мной сделала.
Я думаю пройдет годок и ты подыскивай себе другого мужа. Ты ведь еще молодая.
Любящий тебя муж
Джек Питкет».
Я отдал ему письмо, и он прочел его. Читал он долго. Потом сложил листок и приколол к нижней рубашке. Лицо у него было приятное и доброе. – Спасибо, друг, – сказал он. Потом тихо добавил, чуть наклонив голову: – Уж очень мне горько, что так получилось. Жена у меня хорошая. – Он помолчал. Потом, словно разговаривая с самим собой, сказал так тихо, что я еле расслышал его слова: – Уж очень мне горько.
Я взглянул ему в лицо. Жизнь медленно покидала его глаза. Они запали и ушли глубоко внутрь, точно пламя свечи, которую уносят в темноту. Зрачки затянулись мутной пеленой. Я снова потерял его. Он ушел от меня в свое горькое мрачное уединение.
Вот и все. Мы сидели у стойки. Я чувствовал только немую боль, жалость и любовь, и холодную глубокую ненависть к тому, что убило его.
Потом он поднялся. Он ничего не сказал мне. Я тоже молчал. Я смотрел на его широкую спину в синей рабочей блузе. Он постоял в дверях и вышел на улицу, в темноту и дождь.
1 2 3
И поэтому все мы заболели. Доктор мне справку дал. Болезнь называется силикозис. От нее легкие покрываются струпьями и дышать нельзя.
От города мы живем далеко и ты ничего не слышала про Тома Прескотта и Хэнзи Мак Кулло, а они третьего дня померли. Я об этом узнал и сходил к доктору.
Доктор говорит у меня такая же болезнь как и у Тома Прескотта поэтому я и кашляю. Легкие у меня все в струпьях. Из тех кто в тоннеле работал человек сто заболело. Вылечиться от этой болезни нельзя и доктор говорит если бы компания выдала нам маски и наладила вентиляцию ничего бы такого и не было.
Вот я и решил уйти потому что доктор говорит месяца через четыре мне помирать.
Может найду где-нибудь работу. Я буду посылать тебе все деньги пока смогу работать.
Я не хочу быть в семье обузой. Поэтому я и ушел.
Ты как перестанешь от меня весточки получать так перебирайся к бабушке в горы в Килни-Ран. Будешь там жить, а она позаботится о тебе и о малыше.
Ну будь здорова и пусть малыш растет подальше от шахт. Не пускай его работать в шахту.
Ты не обижайся что я ушел и не горюй. А когда малыш подрастет расскажи ему что компания со мной сделала.
Я думаю пройдет годок и ты подыскивай себе другого мужа. Ты ведь еще молодая.
Любящий тебя муж
Джек Питкет».
Я отдал ему письмо, и он прочел его. Читал он долго. Потом сложил листок и приколол к нижней рубашке. Лицо у него было приятное и доброе. – Спасибо, друг, – сказал он. Потом тихо добавил, чуть наклонив голову: – Уж очень мне горько, что так получилось. Жена у меня хорошая. – Он помолчал. Потом, словно разговаривая с самим собой, сказал так тихо, что я еле расслышал его слова: – Уж очень мне горько.
Я взглянул ему в лицо. Жизнь медленно покидала его глаза. Они запали и ушли глубоко внутрь, точно пламя свечи, которую уносят в темноту. Зрачки затянулись мутной пеленой. Я снова потерял его. Он ушел от меня в свое горькое мрачное уединение.
Вот и все. Мы сидели у стойки. Я чувствовал только немую боль, жалость и любовь, и холодную глубокую ненависть к тому, что убило его.
Потом он поднялся. Он ничего не сказал мне. Я тоже молчал. Я смотрел на его широкую спину в синей рабочей блузе. Он постоял в дверях и вышел на улицу, в темноту и дождь.
1 2 3