.. ну, не раскрутиться. Ну, ясно, как всегда бывает — не проявить свой талант. А там на улице жила одна девица — ну ничего такого в ней особенного, а шло у нее все будьте нате, и я говорю себе: «А ты-то что, Дженис?» Как получается, что она зарабатывает столько, а ты не получаешь ничего? И я решила узнать, что же в ней есть такое, чего нет во мне? Однажды я встала рано, выглянула в окно и увидела эту девицу там, на улице. Я хочу сказать, что она вышла на улицу в полдень! И тогда я сказала себе: «Дженис, дорогая, ты ведь даже не пытаешься. И если ты хочешь чего-то добиться, ты должна попробовать». Да... Попробуй еще раз...
Будто из ниоткуда послышалась музыка, и женщина запела:
— «Попробуй... Попробуй... хотя бы еще раз... »
К удивлению Вольфа, песня ему понравилась. Он никогда не слышал ничего подобного. Он понимал ее почти на подсознательном уровне. Это была общечеловеческая музыка. У нее не было родины, она принадлежала всему миру.
Каплан вцепился в руку Вольфа и, нагнувшись к его уху, прошептал:
— Вы видите? Видите?
Вольф нетерпеливо отмахнулся. Он хотел слушать музыку... Он даже не знал, длился ли концерт целую вечность или одно мгновение. Его прошиб пот, душа была опустошена полностью. Женщина пела, приплясывая. Она изливала на зал совершенно невероятную энергию. Хотя Вольф и не знал, какой была настоящая Дженис, он был уверен, что это превосходная имитация.
Зал влюбился в певицу. Ее три раза вызывали на бис, а на четвертый она вышла и, задыхаясь, проговорила в микрофон:
— Я люблю вас, мои дорогие, я правда вас люблю. Но, пожалуйста, не надо больше. Я больше просто не смогу.
Она послала всем воздушный поцелуй и исчезла со сцены.
Весь зал был на ногах. Вольф поднялся, бешено аплодируя. Чья-то рука коснулась его плеча. Он с раздражением оглянулся. Это был Каплан. Его лицо раскраснелось, и он произнес только одно слово:
— Идем.
Вольф последовал за ним, пробираясь сквозь толпу к маленькой комнатке за сценой. Дверь была приоткрыта, а внутри толпились люди.
Певица была среди них. Ее волосы растрепались, она смеялась и бешено размахивала руками, в одной была зажата бутылка. Эта старинная стеклянная бутылка с настоящей бумажной этикеткой была на три четверти наполнена какой-то янтарной жидкостью.
— Дженис, это... — начал Каплан.
— Мэгги, — весело пропела она, — меня зовут Мэгги Горовиц. Я не мертвая блюз-певица. И не забывай об этом.
— Это твой фан, Мэгги. Из Африки.
Каплан слегка подтолкнул Вольфа. Тот нерешительно подошел, улыбкой извиняясь перед теми, кого пришлось потеснить.
— Приветик! — прокричала Мэгги. Сделав глоток из бутылки, она подошла к нему. — Ну как, лох, делишки? Бледноват ты для африканца.
— Моя мать происходит от немецких поселенцев. — Считалось, что чувствительные американцы лучше отнесутся к посланцу с более светлой кожей, но Вольф об этом промолчал.
— А звать-то тебя, лох, как?
— Вольф.
— Вольф! — воскликнула Мэгги. — Да ты, цыпа, настоящий покоритель сердец. Лучше мне держаться от тебя подальше, а? Того и гляди набросишься на меня и лишишь невинности. — Она подтолкнула его локтем. — Шучу, лох.
Вольф был очарован. Мэгги была живая, в десять раз живее, чем те, кто ее окружал. Рядом с ней они напоминали зомби. Вольф даже немного ее побаивался.
— Слышь, что скажешь о моем пении?
— Это было замечательно, — отвечал Вольф. — Это было... — Он не мог подобрать слов. — В моей стране музыка намного спокойнее, там нет такой страсти.
— Да, я сегодня круто выдавала, в полный улет. Голос у меня как никогда. Каплан, скажи этим, из Хопкинса, скажи им, что я стою ихних сраных денег.
— Ну конечно, стоишь, — сказал Каплан.
— Еще бы! А вы, гопники, чего сидите тут как задроченные? Пошлем на хрен эту контору и рванем по барам. Оттянемся по-крутому!
Она буквально выгнала всех из комнаты, из дома, на темные улицы. Маленькая шумная компания, будоража город своими криками, направилась на поиски баров.
— Здесь есть один рядом, — сказала Мэгги. — Завалим туда. Эй, лох, познакомься с Синтией. Син, это Вольф. Мы с Син вроде как один человек в двух шкурах. Скольким мужикам на пару давали — и не сосчитать, верно? — Она хихикнула и хлопнула Синтию по заду.
— Брось, Мэгги, — улыбнулась Синтия, высокая, стройная и привлекательная женщина.
— Да что он, этот город, сдох, что ли? — Мэгги прокричала последнее слово и движением руки приказала всем замолчать. Секунду все стояли в тишине, прислушиваясь к эху.
— Да вот же он, — кивнула она, и вся компания налетела на первый бар.
Вольф перестал что-либо соображать уже после третьего бара. В какой-то момент он сдался и, сбежав от шумной компании, поплелся в гостиницу. Последнее, что он помнил, была Мэгги, кричавшая ему вслед:
— Эй, лох, да не будь же ты таким кайфоломом! — А потом:
— Мать твою, да ты хоть завтра-то приходи!
Весь следующий день Вольф провел в своей комнате, пил воду и отсыпался. К вечеру, когда жара начала спадать, его похмелье наконец прошло. Он вспомнил вчерашнее полусерьезное приглашение Мэгги, отбросил его и решил сходить в клуб.
Когда он подходил к клубу «Ухуру», тот уже сиял огнями: маяк в темном океане города. Завсегдатаями клуба были все африканские дипломаты, туда приходили и представители различных торговых фирм, которых гнала в клуб грубость американской публики и потребность в приятной беседе. Здесь de facto не действовали жесткие принудительные законы, управляющие жизнью туземцев.
— Мбикана! Сюда, дружище, присаживайся, выпей чего-нибудь. — Ннамди из консульства уже махал ему рукой. Вольф подошел к нему, чувствуя на себе всеобщее внимание. Его кожа здесь выделялась. Даже слуги-американцы были черными. Был ли это знак уважения или презрения со стороны местных властей, Вольф не знал.
— Говорят, ты провел целый день наедине с Инспектором. — Ннамди предложил ему джин с тоником. Вольф ненавидел этот напиток, но дипломаты, похоже, ничего другого не пили. — Ну, давай расскажи какую-нибудь сплетню.
Вокруг них уже собиралась кучка слушателей. Эти люди кормились слухами и сплетнями.
Вольф вкратце пересказал разговор с Инспектором, и Ннамди захлопал:
— Целый день с Паучьим Королем! И после такого у тебя даже яйца целы! Великолепное начало!
— Паучий Король?
— Тебе, конечно, рассказывали об автономии районов — о том, как страна была разбита на куски, когда не могла больше управляться из единого центра? В этих местах нет никого выше Ди Стефано.
— Бостон, — фыркнула Аджиджи. Подобно большинству изгнанников, она была неудачницей, но не в пример многим этого от себя не скрывала. — Чего же еще можно ожидать от этих дикарей?
— Ну, Аджиджи, — мягко проговорил Ннамди. — Вряд ли этих людей можно назвать дикарями. Перед Крушением они послали человека на Луну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Будто из ниоткуда послышалась музыка, и женщина запела:
— «Попробуй... Попробуй... хотя бы еще раз... »
К удивлению Вольфа, песня ему понравилась. Он никогда не слышал ничего подобного. Он понимал ее почти на подсознательном уровне. Это была общечеловеческая музыка. У нее не было родины, она принадлежала всему миру.
Каплан вцепился в руку Вольфа и, нагнувшись к его уху, прошептал:
— Вы видите? Видите?
Вольф нетерпеливо отмахнулся. Он хотел слушать музыку... Он даже не знал, длился ли концерт целую вечность или одно мгновение. Его прошиб пот, душа была опустошена полностью. Женщина пела, приплясывая. Она изливала на зал совершенно невероятную энергию. Хотя Вольф и не знал, какой была настоящая Дженис, он был уверен, что это превосходная имитация.
Зал влюбился в певицу. Ее три раза вызывали на бис, а на четвертый она вышла и, задыхаясь, проговорила в микрофон:
— Я люблю вас, мои дорогие, я правда вас люблю. Но, пожалуйста, не надо больше. Я больше просто не смогу.
Она послала всем воздушный поцелуй и исчезла со сцены.
Весь зал был на ногах. Вольф поднялся, бешено аплодируя. Чья-то рука коснулась его плеча. Он с раздражением оглянулся. Это был Каплан. Его лицо раскраснелось, и он произнес только одно слово:
— Идем.
Вольф последовал за ним, пробираясь сквозь толпу к маленькой комнатке за сценой. Дверь была приоткрыта, а внутри толпились люди.
Певица была среди них. Ее волосы растрепались, она смеялась и бешено размахивала руками, в одной была зажата бутылка. Эта старинная стеклянная бутылка с настоящей бумажной этикеткой была на три четверти наполнена какой-то янтарной жидкостью.
— Дженис, это... — начал Каплан.
— Мэгги, — весело пропела она, — меня зовут Мэгги Горовиц. Я не мертвая блюз-певица. И не забывай об этом.
— Это твой фан, Мэгги. Из Африки.
Каплан слегка подтолкнул Вольфа. Тот нерешительно подошел, улыбкой извиняясь перед теми, кого пришлось потеснить.
— Приветик! — прокричала Мэгги. Сделав глоток из бутылки, она подошла к нему. — Ну как, лох, делишки? Бледноват ты для африканца.
— Моя мать происходит от немецких поселенцев. — Считалось, что чувствительные американцы лучше отнесутся к посланцу с более светлой кожей, но Вольф об этом промолчал.
— А звать-то тебя, лох, как?
— Вольф.
— Вольф! — воскликнула Мэгги. — Да ты, цыпа, настоящий покоритель сердец. Лучше мне держаться от тебя подальше, а? Того и гляди набросишься на меня и лишишь невинности. — Она подтолкнула его локтем. — Шучу, лох.
Вольф был очарован. Мэгги была живая, в десять раз живее, чем те, кто ее окружал. Рядом с ней они напоминали зомби. Вольф даже немного ее побаивался.
— Слышь, что скажешь о моем пении?
— Это было замечательно, — отвечал Вольф. — Это было... — Он не мог подобрать слов. — В моей стране музыка намного спокойнее, там нет такой страсти.
— Да, я сегодня круто выдавала, в полный улет. Голос у меня как никогда. Каплан, скажи этим, из Хопкинса, скажи им, что я стою ихних сраных денег.
— Ну конечно, стоишь, — сказал Каплан.
— Еще бы! А вы, гопники, чего сидите тут как задроченные? Пошлем на хрен эту контору и рванем по барам. Оттянемся по-крутому!
Она буквально выгнала всех из комнаты, из дома, на темные улицы. Маленькая шумная компания, будоража город своими криками, направилась на поиски баров.
— Здесь есть один рядом, — сказала Мэгги. — Завалим туда. Эй, лох, познакомься с Синтией. Син, это Вольф. Мы с Син вроде как один человек в двух шкурах. Скольким мужикам на пару давали — и не сосчитать, верно? — Она хихикнула и хлопнула Синтию по заду.
— Брось, Мэгги, — улыбнулась Синтия, высокая, стройная и привлекательная женщина.
— Да что он, этот город, сдох, что ли? — Мэгги прокричала последнее слово и движением руки приказала всем замолчать. Секунду все стояли в тишине, прислушиваясь к эху.
— Да вот же он, — кивнула она, и вся компания налетела на первый бар.
Вольф перестал что-либо соображать уже после третьего бара. В какой-то момент он сдался и, сбежав от шумной компании, поплелся в гостиницу. Последнее, что он помнил, была Мэгги, кричавшая ему вслед:
— Эй, лох, да не будь же ты таким кайфоломом! — А потом:
— Мать твою, да ты хоть завтра-то приходи!
Весь следующий день Вольф провел в своей комнате, пил воду и отсыпался. К вечеру, когда жара начала спадать, его похмелье наконец прошло. Он вспомнил вчерашнее полусерьезное приглашение Мэгги, отбросил его и решил сходить в клуб.
Когда он подходил к клубу «Ухуру», тот уже сиял огнями: маяк в темном океане города. Завсегдатаями клуба были все африканские дипломаты, туда приходили и представители различных торговых фирм, которых гнала в клуб грубость американской публики и потребность в приятной беседе. Здесь de facto не действовали жесткие принудительные законы, управляющие жизнью туземцев.
— Мбикана! Сюда, дружище, присаживайся, выпей чего-нибудь. — Ннамди из консульства уже махал ему рукой. Вольф подошел к нему, чувствуя на себе всеобщее внимание. Его кожа здесь выделялась. Даже слуги-американцы были черными. Был ли это знак уважения или презрения со стороны местных властей, Вольф не знал.
— Говорят, ты провел целый день наедине с Инспектором. — Ннамди предложил ему джин с тоником. Вольф ненавидел этот напиток, но дипломаты, похоже, ничего другого не пили. — Ну, давай расскажи какую-нибудь сплетню.
Вокруг них уже собиралась кучка слушателей. Эти люди кормились слухами и сплетнями.
Вольф вкратце пересказал разговор с Инспектором, и Ннамди захлопал:
— Целый день с Паучьим Королем! И после такого у тебя даже яйца целы! Великолепное начало!
— Паучий Король?
— Тебе, конечно, рассказывали об автономии районов — о том, как страна была разбита на куски, когда не могла больше управляться из единого центра? В этих местах нет никого выше Ди Стефано.
— Бостон, — фыркнула Аджиджи. Подобно большинству изгнанников, она была неудачницей, но не в пример многим этого от себя не скрывала. — Чего же еще можно ожидать от этих дикарей?
— Ну, Аджиджи, — мягко проговорил Ннамди. — Вряд ли этих людей можно назвать дикарями. Перед Крушением они послали человека на Луну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10