Но теперь об этом не может быть и речи… Значит, вы боитесь, что нас даже и здесь могут подслушать враги ваши… или наши?
— Да, граф. Я уверен, что за мной следили с самого моего отъезда из форта Дюкэна. Кто? Этого я не знаю, потому что, несмотря на все употребленные мной средства, на все мои хитрости для того, чтобы обмануть этого невидимого шпиона, мне невозможно было от него отделаться. И, сказать вам правду, хотя Бержэ и уверял меня, что мы здесь одни, я в этом совсем не убежден и боюсь нечаянного нападения…
— Здесь? Ну, это было бы довольно трудно, чтобы нас захватили здесь врасплох, — перебил его барон, улыбаясь.
— Вы еще не знаете, как хитры и изобретательны индейцы, граф; но мне пришла в голову идея, которая, если только не встретится с вашей стороны препятствий, сразу решит вопрос, и в случае, если бы нас даже подслушивали, нам все-таки нечего было бы бояться ушей любопытных!
— Нам очень интересно, что вы такое придумали, — сказали оба офицера.
— Вы говорите на каком-нибудь иностранном языке?
— Гм! — произнес граф, — я знаю несколько английских слов.
— Я тоже, — добавил барон.
— Здесь нельзя употреблять английского языка — это было бы одно и то же, что говорить по-французски.
— Это верно. Тогда я не знаю…
— Погодите. Вы, без сомнения, изучали словесность?
— Конечно, — отвечал граф, смеясь, — у отцов иезуитов, но что тут общего?
— Значит, вы понимаете по-латыни?
— Довольно хорошо; я думаю, что, в случае надобности, я мог бы даже разговаривать на этом языке.
— А ваш друг?
— Что касается меня, — сказал барон, — то, хотя в свое время меня и очень старались напичкать классической премудростью, но я с грехом пополам могу только понимать разговор на этом языке, в чем и сознаюсь откровенно.
— Достаточно, если вы будете понимать хоть наполовину, сударь, а затем уже граф де Виллье объяснит вам то, чего вы не поймете.
— Неужели вы собираетесь говорить со мной по-латыни?
— А почему бы нет? — отвечал Изгнанник грустно, с легким оттенком иронии.
— Вы, граф, новый человек в этой стране и вам предстоит еще многому научиться; между прочим, не судить о людях по первому впечатлению.
— Это правда, сударь, извините меня, я не хотел вас обидеть. Но, я думаю, вы и сами согласитесь, что мое изумление до известной степени вполне извинительно.
Изгнанник пожал ему руку, улыбаясь, и затем, перейдя на латинский язык, продолжал:
— Но мы уже и так потратили много времени на праздную болтовню, и пора приступить к делу.
Слова эти были произнесены таким правильным латинским языком, что оба молодых офицера в себя не могли прийти от восторга и изумления.
Отец Анжелы являлся им в стольких различных видах!
Но, несмотря на это, они все-таки даже приблизительно не могли сказать себе, что это за человек и к какому классу общества он принадлежал на самом деле.
— Я слушаю вас, — сказал граф.
— Граф, — продолжал Изгнанник, — комендант форта Дюкэна отправил меня сообщить вам, что отряд английских охотников, истребить который вам приказано, стоит лагерем не более как в нескольких милях от того места, где мы находимся; не позже как через трое суток он пройдет в расстоянии выстрела от вас. Комендант надеется, что вы примете все зависящие от вас меры к успешному выполнению возложенного на вас поручения и добьетесь желаемого результата.
— Я тоже надеюсь на это, сударь. Бержэ сказал мне, что необходимые для этой экспедиции люди им уже собраны и ждут только приказания выступать.
— Отлично! По окончании этой экспедиции вы как можно скорее отправитесь к Огио.
— Я должен немедленно вернуться в форт?
— Отнюдь нет… Вы отправите пленников и товар в форт Дюкэн, а сами будете ожидать дальнейших приказаний от коменданта.
— Хорошо. Ну, а кто же передаст мне эти приказания?
— Этого я не знаю. Может быть, я, а может быть, и ваши знакомые. Граф, я не счел нужным передать вам предварительно мои полномочия. Теперь же на всякий случай потрудитесь, пожалуйста, ознакомиться с ними.
При этом Изгнанник достал из-за пазухи письмо, зашитое в мешочек из кожи лани, и подал его графу.
Молодой человек распечатал письмо и быстро пробежал его глазами.
Оно заключало в себе следующие слова:
«Податель сего письма пользуется моим полным доверием. Верьте и вы всему тому, что он вам скажет от моего имени. У меня нет тайн от него.
Де Контркер».
— Отлично, сударь, — приветливо отвечал граф, возвращая письмо, — но я не нуждался в этом новом доказательстве для того, чтобы знать, что я могу верить вам безусловно.
— Благодарю вас, граф, — отвечал Изгнанник, складывая письмо и снова пряча его в мешочек.
— Вы ничего не хотите прибавить?
— Ничего, касающегося дел колонии, граф.
— В таком случае, потрудитесь передать господину де Контркеру, что я сделаю все, что только в силах сделать человек, чтобы оправдать доверие, которое ему угодно было оказать мне назначением начальником экспедиционного отряда.
— Я слово в слово передам ему ваш ответ, граф. А теперь, прошу извинить меня, я хочу сообщить вам нечто очень важное, касающееся лично вас и господина де Гриньи.
— Я вас не понимаю, сударь.
— Я сейчас объясню вам все… насколько возможно подробно.
Барон де Гриньи, до сих пор довольно рассеянно прислушивавшийся к разговору, пододвинулся к ним с любопытством.
— О чем же идет речь? — спросил он.
— Вы сейчас это узнаете. Хотя вы и очень недавно появились в колонии, но вы уже нажили себе в ней неумолимых врагов.
— Я!? — вскричал граф с удивлением.
— Что такое? — проговорил барон, еще более удивленный, чем его друг.
— Не было ли у вас неприятного столкновения накануне вашего отъезда на берегу Огио? — продолжал Изгнанник невозмутимо.
— Да, как же, я это отлично помню. Какой-то долговязый негодяй подозрительного вида затеял со мной ссору, хотя я и сам не знаю, из-за чего. Мне даже кажется, что я проткнул его своей шпагой насквозь и, наверное, убил его.
— К несчастью, нет, граф, вы его не убили.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу только сказать, что человек этот не был вами убит, а только ранен, и теперь снова жив и здоров, клянусь вам.
— Ну, что ж, тем лучше! Я в душе даже жалел, что расправился с ним так жестоко.
— Виноват, граф, — перебил его Изгнанник, — вам следовало бы сказать: тем хуже.
— А почему?
— Потому что этот субъект, бывший морской разбойник и торговец неграми, самый отчаянный негодяй из всех когда-либо существовавших, и он за плату обязался убить вас… Впрочем, он это, наверное, еще сделает, если только ему представится удобный случай.
— Да, — сказал граф, хмуря брови, — я и сам думал так.
— А теперь вы можете в этом быть уверены, и я советую вам держаться настороже. Ваши враги, я это знаю точно, пока отказались от мысли об убийстве;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Да, граф. Я уверен, что за мной следили с самого моего отъезда из форта Дюкэна. Кто? Этого я не знаю, потому что, несмотря на все употребленные мной средства, на все мои хитрости для того, чтобы обмануть этого невидимого шпиона, мне невозможно было от него отделаться. И, сказать вам правду, хотя Бержэ и уверял меня, что мы здесь одни, я в этом совсем не убежден и боюсь нечаянного нападения…
— Здесь? Ну, это было бы довольно трудно, чтобы нас захватили здесь врасплох, — перебил его барон, улыбаясь.
— Вы еще не знаете, как хитры и изобретательны индейцы, граф; но мне пришла в голову идея, которая, если только не встретится с вашей стороны препятствий, сразу решит вопрос, и в случае, если бы нас даже подслушивали, нам все-таки нечего было бы бояться ушей любопытных!
— Нам очень интересно, что вы такое придумали, — сказали оба офицера.
— Вы говорите на каком-нибудь иностранном языке?
— Гм! — произнес граф, — я знаю несколько английских слов.
— Я тоже, — добавил барон.
— Здесь нельзя употреблять английского языка — это было бы одно и то же, что говорить по-французски.
— Это верно. Тогда я не знаю…
— Погодите. Вы, без сомнения, изучали словесность?
— Конечно, — отвечал граф, смеясь, — у отцов иезуитов, но что тут общего?
— Значит, вы понимаете по-латыни?
— Довольно хорошо; я думаю, что, в случае надобности, я мог бы даже разговаривать на этом языке.
— А ваш друг?
— Что касается меня, — сказал барон, — то, хотя в свое время меня и очень старались напичкать классической премудростью, но я с грехом пополам могу только понимать разговор на этом языке, в чем и сознаюсь откровенно.
— Достаточно, если вы будете понимать хоть наполовину, сударь, а затем уже граф де Виллье объяснит вам то, чего вы не поймете.
— Неужели вы собираетесь говорить со мной по-латыни?
— А почему бы нет? — отвечал Изгнанник грустно, с легким оттенком иронии.
— Вы, граф, новый человек в этой стране и вам предстоит еще многому научиться; между прочим, не судить о людях по первому впечатлению.
— Это правда, сударь, извините меня, я не хотел вас обидеть. Но, я думаю, вы и сами согласитесь, что мое изумление до известной степени вполне извинительно.
Изгнанник пожал ему руку, улыбаясь, и затем, перейдя на латинский язык, продолжал:
— Но мы уже и так потратили много времени на праздную болтовню, и пора приступить к делу.
Слова эти были произнесены таким правильным латинским языком, что оба молодых офицера в себя не могли прийти от восторга и изумления.
Отец Анжелы являлся им в стольких различных видах!
Но, несмотря на это, они все-таки даже приблизительно не могли сказать себе, что это за человек и к какому классу общества он принадлежал на самом деле.
— Я слушаю вас, — сказал граф.
— Граф, — продолжал Изгнанник, — комендант форта Дюкэна отправил меня сообщить вам, что отряд английских охотников, истребить который вам приказано, стоит лагерем не более как в нескольких милях от того места, где мы находимся; не позже как через трое суток он пройдет в расстоянии выстрела от вас. Комендант надеется, что вы примете все зависящие от вас меры к успешному выполнению возложенного на вас поручения и добьетесь желаемого результата.
— Я тоже надеюсь на это, сударь. Бержэ сказал мне, что необходимые для этой экспедиции люди им уже собраны и ждут только приказания выступать.
— Отлично! По окончании этой экспедиции вы как можно скорее отправитесь к Огио.
— Я должен немедленно вернуться в форт?
— Отнюдь нет… Вы отправите пленников и товар в форт Дюкэн, а сами будете ожидать дальнейших приказаний от коменданта.
— Хорошо. Ну, а кто же передаст мне эти приказания?
— Этого я не знаю. Может быть, я, а может быть, и ваши знакомые. Граф, я не счел нужным передать вам предварительно мои полномочия. Теперь же на всякий случай потрудитесь, пожалуйста, ознакомиться с ними.
При этом Изгнанник достал из-за пазухи письмо, зашитое в мешочек из кожи лани, и подал его графу.
Молодой человек распечатал письмо и быстро пробежал его глазами.
Оно заключало в себе следующие слова:
«Податель сего письма пользуется моим полным доверием. Верьте и вы всему тому, что он вам скажет от моего имени. У меня нет тайн от него.
Де Контркер».
— Отлично, сударь, — приветливо отвечал граф, возвращая письмо, — но я не нуждался в этом новом доказательстве для того, чтобы знать, что я могу верить вам безусловно.
— Благодарю вас, граф, — отвечал Изгнанник, складывая письмо и снова пряча его в мешочек.
— Вы ничего не хотите прибавить?
— Ничего, касающегося дел колонии, граф.
— В таком случае, потрудитесь передать господину де Контркеру, что я сделаю все, что только в силах сделать человек, чтобы оправдать доверие, которое ему угодно было оказать мне назначением начальником экспедиционного отряда.
— Я слово в слово передам ему ваш ответ, граф. А теперь, прошу извинить меня, я хочу сообщить вам нечто очень важное, касающееся лично вас и господина де Гриньи.
— Я вас не понимаю, сударь.
— Я сейчас объясню вам все… насколько возможно подробно.
Барон де Гриньи, до сих пор довольно рассеянно прислушивавшийся к разговору, пододвинулся к ним с любопытством.
— О чем же идет речь? — спросил он.
— Вы сейчас это узнаете. Хотя вы и очень недавно появились в колонии, но вы уже нажили себе в ней неумолимых врагов.
— Я!? — вскричал граф с удивлением.
— Что такое? — проговорил барон, еще более удивленный, чем его друг.
— Не было ли у вас неприятного столкновения накануне вашего отъезда на берегу Огио? — продолжал Изгнанник невозмутимо.
— Да, как же, я это отлично помню. Какой-то долговязый негодяй подозрительного вида затеял со мной ссору, хотя я и сам не знаю, из-за чего. Мне даже кажется, что я проткнул его своей шпагой насквозь и, наверное, убил его.
— К несчастью, нет, граф, вы его не убили.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу только сказать, что человек этот не был вами убит, а только ранен, и теперь снова жив и здоров, клянусь вам.
— Ну, что ж, тем лучше! Я в душе даже жалел, что расправился с ним так жестоко.
— Виноват, граф, — перебил его Изгнанник, — вам следовало бы сказать: тем хуже.
— А почему?
— Потому что этот субъект, бывший морской разбойник и торговец неграми, самый отчаянный негодяй из всех когда-либо существовавших, и он за плату обязался убить вас… Впрочем, он это, наверное, еще сделает, если только ему представится удобный случай.
— Да, — сказал граф, хмуря брови, — я и сам думал так.
— А теперь вы можете в этом быть уверены, и я советую вам держаться настороже. Ваши враги, я это знаю точно, пока отказались от мысли об убийстве;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60