Ладонь была влажной от пота.
– Он потерял очень много крови, – продолжал Майкл. – Именно поэтому ему не отняли ноги сразу. Врачи боялись, что он истечет кровью прямо на операционном столе. Возможно, впрочем, они хотели, чтобы его состояние несколько стабилизировалось, прежде чем прибегать к ампутации. Я полный профан в медицине, Марис, поэтому все это только мои предположения. Да и о самом происшествии я узнал не сразу. Майкл невесело усмехнулся.
– Как бы там ни было, не отрезав ему ноги сразу, врачи допустили ошибку. Когда Паркер пришел в себя и немного окреп, он сражался с ними как одержимый и готов был поколотить каждого, кто только заикнется об ампутации. Даже частичной ампутации. Честно говоря, Марис, я до сих пор не понимаю, как ему удалось настоять на своем. Быть может, вмешалось божественное Провидение… – Он пожал плечами. – А может быть, на врачей произвело впечатление его мужество, и поэтому они не стали спешить с операцией. В конце концов они, видимо, решили, что отнять ему ноги они всегда успеют, и постарались сделать все, что только было в их силах.
– Я видела шрамы… – сказала Марис. – Они ужасны!
– Те, что снаружи, – поправил Майкл. – Те, что не видны глазу, гораздо глубже и страшнее.
– И их нанес ему Ной?
Майкл кивнул.
– Пока Паркер сражался за свою жизнь, Ной разыграл перед властями невинную овечку. Шейла была мертва и не могла опровергнуть его слова, так что в конечном счете все свелось к одному: его слово против слова Паркера. Ной представил своего друга как завистливого, злобного ревнивца, который напился как свинья и решил выяснить с ним отношения. Он заявил, что, когда Шейла попыталась вмешаться, Паркер ударил ее и столкнул в воду, но сила инерции увлекла за борт и его. Таким образом, к тому моменту, когда врачи разрешили властям допросить Паркера, у него уже была репутация неуравновешенного, социально опасного субъекта. А быть в роли человека, который вынужден оправдываться, очень нелегко… – Майкл покачал головой. – Кроме того, Паркер сам невольно подыграл Ною. Когда он услышал эти чудовищные обвинения, то отреагировал довольно бурно, проявив себя именно таким – злобным, завистливым, склонным к насильственным действиям человеком, неспособным сдерживать свои эмоции. Так и получилось, что чем горячее он отрицал свою вину, тем сильнее становилось предубеждение против него. Ведь еще лежа на больничной койке он во всеуслышание поклялся убить своего лживого дружка! – Тут Майкл скорбно улыбнулся. – Могу себе представить, как он его честил! У Паркера богатый запас бранных слов, которыми он активно пользуется – во всяком случае, в устной речи. Так и вижу, как он натягивает пластиковые постромки кровати и с пеной у рта клянет Ноя на чем свет стоит!
– Я думаю, вы нисколько не преувеличиваете, – согласилась Марис.
– Как бы там ни было, – с горечью вздохнул Майкл, – в глазах следствия Паркер зарекомендовал себя чуть ли не буйнопомешанным, опасным как для окружающих, так и для самого себя. Его обвинили в непреднамеренном убийстве Шейлы, и когда Паркер оправился настолько, что смог покинуть больницу, он предстал перед судом. Приговор он обжаловать не пожелал.
– Но почему! – вскричала Марис. – Ведь он был ни в чем не виноват!
– Паркер чувствовал свою ответственность и… Марис опустила голову.
– Во всем был виноват Ной – только он один!..
– Я согласен с вами, Марис. Но и Паркер винил себя не в том, что Шейла оказалась за бортом, а в том, что он не сумел ее спасти. Ной на заседании суда не присутствовал, но прислал записанные на видеопленку показания, данные под присягой. На пленке он чуть не плакал, искренне сожалея о том, что случилось. Как он сказал, на море произошла двойная трагедия: утонула Шейла и умерла его многолетняя дружба с Паркером Эвансом. Серьезно глядя прямо в камеру, Ной заявил, что он и Паркер были близки, как братья, но когда он первым добился успеха, с его другом что-то случилось. Паркер словно переродился. Если я правильно запомнил слова Ноя, в тот день его приятель за считанные часы превратился в «развратника, лжеца, коварного и опасного зверя, брызжущего слюной маньяка», от которого он вынужден был обороняться, чтобы сохранить свою жизнь.
Марис глубоко вдохнула воздух и медленно выдохнула.
– Потом Ной переехал в Нью-Йорк в ореоле славы «Побежденного», а Паркер…
– …А Паркер отправился в тюрьму, – закончил Майкл.
– В тюрьму? – Потрясенная, Марис сжала пальцами виски. – Однажды Паркер сказал мне, что провел годы в клиниках, лечебницах и «других местах», но мне и в голову…
– Учитывая обстоятельства дела и его физическое состояние, Паркера поместили в тюрьму с самым необременительным режимом и позволили продолжать лечение. Через год его досрочно освободили за примерное поведение, хотя судья приговорил Паркера к восьми годам заключения… – Майкл покачал головой. – Не знаю, порой мне кажется, что этим власти оказали ему «медвежью услугу». Пока Паркер был в тюрьме, за ним худо-бедно следили, когда же его выпустили, он оказался на белом свете совершенно один. А в одиночестве и здоровому человеку живется нелегко… – Он поглядел на Марис из-под низко нависших седых бровей. – Думаю, вы уже знаете, что к тому моменту, когда я узнал, что случилось с моим лучшим учеником, Паркер совсем опустился.
Марис опустила руки на лежавшую на коленях рукопись.
– Господи, как же могло так случиться, что за этого человека я вышла замуж? Но ведь я любила его, Майкл… во всяком случае, мне так казалось. Я была его женой и мечтала иметь от него ребенка. Как я могла не заметить, кто он такой – что он такое?!
– Возможно, все дело в том, что вы просто к нему не пригляделись как следует.
– Все верно, но я же не была слепой! Я ни разу не задумалась о том, что Ной никогда не рассказывал, где и как он жил до Нью-Йорка. Он даже не упоминал о своих студенческих годах – правда, я знала, где он учился, но и только. У него не было ни личных вещей, ни фотографий, за исключением одной, где он снят со своей матерью; ему не звонил никто из старых друзей, и сам он никогда не вспоминал приятелей детства, а ведь это неестественно для нормального человека. Правда, Ной говорил, что предпочитает жить будущим, а не прошлым, а я, дура, слепо верила каждому его слову! Почему, почему мне ни разу не пришло в голову, что он может что-то скрывать?!
– Не будьте слишком строги к себе, Марис, – сказал Майкл. – В Ное странным образом уживаются два разных человека, поэтому-то его так трудно распознать. Могу сказать вам в утешение – вы не единственная, кого он ввел в заблуждение.
– Скажите, в том письме, которое вы написали Паркеру во Флориду… вы действительно предостерегали его против Ноя или это был просто удачный сюжетный ход?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
– Он потерял очень много крови, – продолжал Майкл. – Именно поэтому ему не отняли ноги сразу. Врачи боялись, что он истечет кровью прямо на операционном столе. Возможно, впрочем, они хотели, чтобы его состояние несколько стабилизировалось, прежде чем прибегать к ампутации. Я полный профан в медицине, Марис, поэтому все это только мои предположения. Да и о самом происшествии я узнал не сразу. Майкл невесело усмехнулся.
– Как бы там ни было, не отрезав ему ноги сразу, врачи допустили ошибку. Когда Паркер пришел в себя и немного окреп, он сражался с ними как одержимый и готов был поколотить каждого, кто только заикнется об ампутации. Даже частичной ампутации. Честно говоря, Марис, я до сих пор не понимаю, как ему удалось настоять на своем. Быть может, вмешалось божественное Провидение… – Он пожал плечами. – А может быть, на врачей произвело впечатление его мужество, и поэтому они не стали спешить с операцией. В конце концов они, видимо, решили, что отнять ему ноги они всегда успеют, и постарались сделать все, что только было в их силах.
– Я видела шрамы… – сказала Марис. – Они ужасны!
– Те, что снаружи, – поправил Майкл. – Те, что не видны глазу, гораздо глубже и страшнее.
– И их нанес ему Ной?
Майкл кивнул.
– Пока Паркер сражался за свою жизнь, Ной разыграл перед властями невинную овечку. Шейла была мертва и не могла опровергнуть его слова, так что в конечном счете все свелось к одному: его слово против слова Паркера. Ной представил своего друга как завистливого, злобного ревнивца, который напился как свинья и решил выяснить с ним отношения. Он заявил, что, когда Шейла попыталась вмешаться, Паркер ударил ее и столкнул в воду, но сила инерции увлекла за борт и его. Таким образом, к тому моменту, когда врачи разрешили властям допросить Паркера, у него уже была репутация неуравновешенного, социально опасного субъекта. А быть в роли человека, который вынужден оправдываться, очень нелегко… – Майкл покачал головой. – Кроме того, Паркер сам невольно подыграл Ною. Когда он услышал эти чудовищные обвинения, то отреагировал довольно бурно, проявив себя именно таким – злобным, завистливым, склонным к насильственным действиям человеком, неспособным сдерживать свои эмоции. Так и получилось, что чем горячее он отрицал свою вину, тем сильнее становилось предубеждение против него. Ведь еще лежа на больничной койке он во всеуслышание поклялся убить своего лживого дружка! – Тут Майкл скорбно улыбнулся. – Могу себе представить, как он его честил! У Паркера богатый запас бранных слов, которыми он активно пользуется – во всяком случае, в устной речи. Так и вижу, как он натягивает пластиковые постромки кровати и с пеной у рта клянет Ноя на чем свет стоит!
– Я думаю, вы нисколько не преувеличиваете, – согласилась Марис.
– Как бы там ни было, – с горечью вздохнул Майкл, – в глазах следствия Паркер зарекомендовал себя чуть ли не буйнопомешанным, опасным как для окружающих, так и для самого себя. Его обвинили в непреднамеренном убийстве Шейлы, и когда Паркер оправился настолько, что смог покинуть больницу, он предстал перед судом. Приговор он обжаловать не пожелал.
– Но почему! – вскричала Марис. – Ведь он был ни в чем не виноват!
– Паркер чувствовал свою ответственность и… Марис опустила голову.
– Во всем был виноват Ной – только он один!..
– Я согласен с вами, Марис. Но и Паркер винил себя не в том, что Шейла оказалась за бортом, а в том, что он не сумел ее спасти. Ной на заседании суда не присутствовал, но прислал записанные на видеопленку показания, данные под присягой. На пленке он чуть не плакал, искренне сожалея о том, что случилось. Как он сказал, на море произошла двойная трагедия: утонула Шейла и умерла его многолетняя дружба с Паркером Эвансом. Серьезно глядя прямо в камеру, Ной заявил, что он и Паркер были близки, как братья, но когда он первым добился успеха, с его другом что-то случилось. Паркер словно переродился. Если я правильно запомнил слова Ноя, в тот день его приятель за считанные часы превратился в «развратника, лжеца, коварного и опасного зверя, брызжущего слюной маньяка», от которого он вынужден был обороняться, чтобы сохранить свою жизнь.
Марис глубоко вдохнула воздух и медленно выдохнула.
– Потом Ной переехал в Нью-Йорк в ореоле славы «Побежденного», а Паркер…
– …А Паркер отправился в тюрьму, – закончил Майкл.
– В тюрьму? – Потрясенная, Марис сжала пальцами виски. – Однажды Паркер сказал мне, что провел годы в клиниках, лечебницах и «других местах», но мне и в голову…
– Учитывая обстоятельства дела и его физическое состояние, Паркера поместили в тюрьму с самым необременительным режимом и позволили продолжать лечение. Через год его досрочно освободили за примерное поведение, хотя судья приговорил Паркера к восьми годам заключения… – Майкл покачал головой. – Не знаю, порой мне кажется, что этим власти оказали ему «медвежью услугу». Пока Паркер был в тюрьме, за ним худо-бедно следили, когда же его выпустили, он оказался на белом свете совершенно один. А в одиночестве и здоровому человеку живется нелегко… – Он поглядел на Марис из-под низко нависших седых бровей. – Думаю, вы уже знаете, что к тому моменту, когда я узнал, что случилось с моим лучшим учеником, Паркер совсем опустился.
Марис опустила руки на лежавшую на коленях рукопись.
– Господи, как же могло так случиться, что за этого человека я вышла замуж? Но ведь я любила его, Майкл… во всяком случае, мне так казалось. Я была его женой и мечтала иметь от него ребенка. Как я могла не заметить, кто он такой – что он такое?!
– Возможно, все дело в том, что вы просто к нему не пригляделись как следует.
– Все верно, но я же не была слепой! Я ни разу не задумалась о том, что Ной никогда не рассказывал, где и как он жил до Нью-Йорка. Он даже не упоминал о своих студенческих годах – правда, я знала, где он учился, но и только. У него не было ни личных вещей, ни фотографий, за исключением одной, где он снят со своей матерью; ему не звонил никто из старых друзей, и сам он никогда не вспоминал приятелей детства, а ведь это неестественно для нормального человека. Правда, Ной говорил, что предпочитает жить будущим, а не прошлым, а я, дура, слепо верила каждому его слову! Почему, почему мне ни разу не пришло в голову, что он может что-то скрывать?!
– Не будьте слишком строги к себе, Марис, – сказал Майкл. – В Ное странным образом уживаются два разных человека, поэтому-то его так трудно распознать. Могу сказать вам в утешение – вы не единственная, кого он ввел в заблуждение.
– Скажите, в том письме, которое вы написали Паркеру во Флориду… вы действительно предостерегали его против Ноя или это был просто удачный сюжетный ход?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159