Я буду драться мечом кнеза.
– Не принимай от него оружие, Бужата. Кнез – лжец!
По сторонам возбужденно зашумели. Бужата медлил, глядя на стоявшего невдалеке Искора. Наконец сказал упрямо:
– Нет, я приму оружие из рук кнеза.
Искор вздохнул с облегчением, недооценив, однако, сполна желание молодого воина.
Кто-то из ближних рикса принес меч и, следуя ритуалу, встал на колено и протянул его Искору. Рикс, словно перед великой битвой, медленно разомкнул огниво и ножны. Следуя вековому порядку, произнес над обнаженной сталью заклинание и, полностью освободив меч от ножен, поцеловал оружие. После этого он жестом подозвал Бужату и протянул ему клинок. Воин приветствовал меч поклоном и в своем усердии приблизился к риксу настолько, что почти коснулся его одежды. Ощутив некую тревогу, Искор осторожно отступил назад. Бужата поднял голову, пристально посмотрел на кнеза и, ничего не сказав, повернулся к Брагоде.
Меч вислоусый воин держал двумя руками у самого лица. Он медленно двигался на Брагоду, который, притоптывая ногами, уже раскачивался в ритуальном танце. Оружие, которое выбрал для себя борсек, его рука оценила сразу. Лишенный вычурных узоров и кичливых клейм, меч ходил в ней устойчиво и легко. Конец клинка был более вязким, а закованный сердечник указывал на его бронебойную силу.
Притоптывая и играя мечом, борсек шаг за шагом сближался с противником. Наконец оба они застыли друг против друга. Их мечи, соприкоснувшись, замерли в воздухе. Брагода усмехнулся про себя нелепой случайности – род Одара скрестил оружие с родом лютичанских кнезов!
Воины, выдержав паузу, отскочили в разные стороны. На их лицах застыл оскал ярости. Пугая друг друга жуткими гримасами и боевыми кличами – каждый по-своему, они неистово кружились по площадке, потом как по команде остановились, расслабившись, и, поворотись друг к другу спинами, разошлись в стороны.
Ритуал был исполнен. Толпа риксовых людей, обступившая площадку, быстро рассеялась. Дымно пылали факелы, заволакивая светлеющее небо.
Брагода дышал легко. Он переминался с ноги на ногу и выжидал. Мгновения какой-то одной из этих двух жизней уже были отсчитаны, и надо было только сделать шаг навстречу судьбе. Подчиняясь какому-то внутреннему велению, борсек повернулся, еще раз окинул взглядом противника. Бужата был примерно одного с ним возраста, но борсек выглядел матерее, внушительнее. В его облике проступало нечто такое, отчего даже лохматые риксовы псы начинали метаться на своих привязях.
Бужата неожиданно сделал выпад, но борсек даже не пошевелился, хотя клинок едва не задел ему щеку. Взгляд Бужаты как бы говорил:"Зря… Ты слишком уверен в себе. Не обманись!"
Бужата вновь стремительно рванулся вперед. Брагода пресек это движение ударом, но, к удивлению своему, почувствовал: его меч провалился в пустоту. Противник оказался совсем в ином месте. Сразу сориентировавшись, борсек послал туда руку. Мечи сошлись, и Брагода еще раз оценил оружие, ощутив, как сила отбоя погасла в клинке, совсем не потревожив кулак. Он видел, оценивал, знал, понимал и направлял свои действия, легко ухватывая почти молниеносную смену реальности.
Но удивительная быстрота оценки происходящего оказалась подвластной не только Брагоде. Бужата перемахнул через посланный в него меч легко и невесомо. Теперь уже его удар, распаленный прыжком, сорвался на борсека. Тот, еще не вставший в полный рост, метнулся но площадке, зацепив спиной землю. Еще один переворот, теперь уже в обратном направлении, и Брагода оказался у самых ног Бужаты. Меч борсека ударил вверх, Бужата отскочил, но было поздно: удар достиг цели. Бужата, медленно западая на спину, опустил оружие.
Брагода выиграл бой. По обычаям предков, поединки всегда проходили до первой крови, если, конечно, не нужна была жизнь противника. А жизнь вислоусого Брагоде была не нужна. Но Брагода оставался борсеком и не всегда мог остановить себя. Он подскочил к Бужате и занес над ним меч, но тот вдруг легко переместился вперед и тяжелым основанием черена – «яблоком» – зацепил с разворота руку борсека выше локтя. От сильного и неожиданного удара борсек выронил меч, его рука повисла плетью. Клинок Бужаты скользнул к горлу борсека.
Брагода мог бы продолжить бой, зацепив ногу Бужаты и перевернув его хитрым приемом, если бы меч врага не вошел в плоть настолько, что борсек уже находился на полпути между жизнью и смертью.
Искор, не сводивший глаз с дерущихся, оживился. Но Бужата почему-то медлил. Повернувшись к толпе вместе с насаженным на меч Брагодой, он крикнул:
– Эй, кто-нибудь, дайте вина! Я хочу напоследок смочить это горло.
Кнезовы мужи зашевелились. Кто-то побежал за вином, и скоро рука с наполненным ритоном протянулась к пересохшим губам Брагоды. Едва кубок освободился наполовину, Бужата подтолкнул борсека в спину. Он отпускал его, дарил ему жизнь.
– Я расквитался за тебя, кнез! А кровь Брагоды будет, пожалуй, слишком дорогим подношением твоему мечу…
Искор лютовал. Еще четверть луны назад у него здесь был один враг, а теперь их стало двое! Никто из кнезовых людей не подставится под мечи этих негодяев, чтоб защитить его, Искорову, честь. Эх, если бы были живы Лютибор и Осада! Но, увы, теперь их тела склевывает воронье…
Да, после стычки с франконами у Искора больше не осталось настоящих воинов. Распираемый злостью кнез не мог совладать с собой. У него подкашивались ноги. Он забыл и о Брагоде, и о своей «пролитой» крови. То была его обида. Теперь же речь шла об унижении всего рода. Этот чужак оскорбил оружие кнеза! Нет, если он сейчас не отстоит честь рода, то подтолкнет людей к смуте.
– О, боги! Во всем власть ваша! Чем я прогневал вас? Да неужто справедливость попрана с вашего дозволения? Отдайте мне головы врагов моих, и я принесу вам великую жертву!
Брагода, до сих пор не пришедший в себя, стоял посреди двора. Призывы рикса подействовали на него, как ушат холодной воды. Расценив их как повеление расправиться с поединщиками, борсек поднял с земли меч. Его рука еще висела плетью, но и левая рука борсека хорошо владела мечом.
– Я рад, что ты не посрамил это оружие, – услышал он вдруг рядом мягкий голос Бужаты. Собственный меч оставил след на лице воина – его усы окрасились кровью. Бужата бережно взял клинок у Брагоды и, не обращая внимания на угрозы рикса, занялся своими пожитками. – Я иду в Аркону, – сказал он борсеку. – Дорога для двух идущих становится короче вдвое. Решай…
Брагода утвердительно кивнул:
– Я разделяю с тобой этот путь.
Искор конечно же и не помышлял вымаливать у богов головы молодых воинов. Напротив, он боялся, что боги разгневаются на него за хитрость и придумают какую-нибудь кару.
Кнез освободил своего угрюмого тельника, успевшего к тому времени уже переползти в подклеть, сдержал его пыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
– Не принимай от него оружие, Бужата. Кнез – лжец!
По сторонам возбужденно зашумели. Бужата медлил, глядя на стоявшего невдалеке Искора. Наконец сказал упрямо:
– Нет, я приму оружие из рук кнеза.
Искор вздохнул с облегчением, недооценив, однако, сполна желание молодого воина.
Кто-то из ближних рикса принес меч и, следуя ритуалу, встал на колено и протянул его Искору. Рикс, словно перед великой битвой, медленно разомкнул огниво и ножны. Следуя вековому порядку, произнес над обнаженной сталью заклинание и, полностью освободив меч от ножен, поцеловал оружие. После этого он жестом подозвал Бужату и протянул ему клинок. Воин приветствовал меч поклоном и в своем усердии приблизился к риксу настолько, что почти коснулся его одежды. Ощутив некую тревогу, Искор осторожно отступил назад. Бужата поднял голову, пристально посмотрел на кнеза и, ничего не сказав, повернулся к Брагоде.
Меч вислоусый воин держал двумя руками у самого лица. Он медленно двигался на Брагоду, который, притоптывая ногами, уже раскачивался в ритуальном танце. Оружие, которое выбрал для себя борсек, его рука оценила сразу. Лишенный вычурных узоров и кичливых клейм, меч ходил в ней устойчиво и легко. Конец клинка был более вязким, а закованный сердечник указывал на его бронебойную силу.
Притоптывая и играя мечом, борсек шаг за шагом сближался с противником. Наконец оба они застыли друг против друга. Их мечи, соприкоснувшись, замерли в воздухе. Брагода усмехнулся про себя нелепой случайности – род Одара скрестил оружие с родом лютичанских кнезов!
Воины, выдержав паузу, отскочили в разные стороны. На их лицах застыл оскал ярости. Пугая друг друга жуткими гримасами и боевыми кличами – каждый по-своему, они неистово кружились по площадке, потом как по команде остановились, расслабившись, и, поворотись друг к другу спинами, разошлись в стороны.
Ритуал был исполнен. Толпа риксовых людей, обступившая площадку, быстро рассеялась. Дымно пылали факелы, заволакивая светлеющее небо.
Брагода дышал легко. Он переминался с ноги на ногу и выжидал. Мгновения какой-то одной из этих двух жизней уже были отсчитаны, и надо было только сделать шаг навстречу судьбе. Подчиняясь какому-то внутреннему велению, борсек повернулся, еще раз окинул взглядом противника. Бужата был примерно одного с ним возраста, но борсек выглядел матерее, внушительнее. В его облике проступало нечто такое, отчего даже лохматые риксовы псы начинали метаться на своих привязях.
Бужата неожиданно сделал выпад, но борсек даже не пошевелился, хотя клинок едва не задел ему щеку. Взгляд Бужаты как бы говорил:"Зря… Ты слишком уверен в себе. Не обманись!"
Бужата вновь стремительно рванулся вперед. Брагода пресек это движение ударом, но, к удивлению своему, почувствовал: его меч провалился в пустоту. Противник оказался совсем в ином месте. Сразу сориентировавшись, борсек послал туда руку. Мечи сошлись, и Брагода еще раз оценил оружие, ощутив, как сила отбоя погасла в клинке, совсем не потревожив кулак. Он видел, оценивал, знал, понимал и направлял свои действия, легко ухватывая почти молниеносную смену реальности.
Но удивительная быстрота оценки происходящего оказалась подвластной не только Брагоде. Бужата перемахнул через посланный в него меч легко и невесомо. Теперь уже его удар, распаленный прыжком, сорвался на борсека. Тот, еще не вставший в полный рост, метнулся но площадке, зацепив спиной землю. Еще один переворот, теперь уже в обратном направлении, и Брагода оказался у самых ног Бужаты. Меч борсека ударил вверх, Бужата отскочил, но было поздно: удар достиг цели. Бужата, медленно западая на спину, опустил оружие.
Брагода выиграл бой. По обычаям предков, поединки всегда проходили до первой крови, если, конечно, не нужна была жизнь противника. А жизнь вислоусого Брагоде была не нужна. Но Брагода оставался борсеком и не всегда мог остановить себя. Он подскочил к Бужате и занес над ним меч, но тот вдруг легко переместился вперед и тяжелым основанием черена – «яблоком» – зацепил с разворота руку борсека выше локтя. От сильного и неожиданного удара борсек выронил меч, его рука повисла плетью. Клинок Бужаты скользнул к горлу борсека.
Брагода мог бы продолжить бой, зацепив ногу Бужаты и перевернув его хитрым приемом, если бы меч врага не вошел в плоть настолько, что борсек уже находился на полпути между жизнью и смертью.
Искор, не сводивший глаз с дерущихся, оживился. Но Бужата почему-то медлил. Повернувшись к толпе вместе с насаженным на меч Брагодой, он крикнул:
– Эй, кто-нибудь, дайте вина! Я хочу напоследок смочить это горло.
Кнезовы мужи зашевелились. Кто-то побежал за вином, и скоро рука с наполненным ритоном протянулась к пересохшим губам Брагоды. Едва кубок освободился наполовину, Бужата подтолкнул борсека в спину. Он отпускал его, дарил ему жизнь.
– Я расквитался за тебя, кнез! А кровь Брагоды будет, пожалуй, слишком дорогим подношением твоему мечу…
Искор лютовал. Еще четверть луны назад у него здесь был один враг, а теперь их стало двое! Никто из кнезовых людей не подставится под мечи этих негодяев, чтоб защитить его, Искорову, честь. Эх, если бы были живы Лютибор и Осада! Но, увы, теперь их тела склевывает воронье…
Да, после стычки с франконами у Искора больше не осталось настоящих воинов. Распираемый злостью кнез не мог совладать с собой. У него подкашивались ноги. Он забыл и о Брагоде, и о своей «пролитой» крови. То была его обида. Теперь же речь шла об унижении всего рода. Этот чужак оскорбил оружие кнеза! Нет, если он сейчас не отстоит честь рода, то подтолкнет людей к смуте.
– О, боги! Во всем власть ваша! Чем я прогневал вас? Да неужто справедливость попрана с вашего дозволения? Отдайте мне головы врагов моих, и я принесу вам великую жертву!
Брагода, до сих пор не пришедший в себя, стоял посреди двора. Призывы рикса подействовали на него, как ушат холодной воды. Расценив их как повеление расправиться с поединщиками, борсек поднял с земли меч. Его рука еще висела плетью, но и левая рука борсека хорошо владела мечом.
– Я рад, что ты не посрамил это оружие, – услышал он вдруг рядом мягкий голос Бужаты. Собственный меч оставил след на лице воина – его усы окрасились кровью. Бужата бережно взял клинок у Брагоды и, не обращая внимания на угрозы рикса, занялся своими пожитками. – Я иду в Аркону, – сказал он борсеку. – Дорога для двух идущих становится короче вдвое. Решай…
Брагода утвердительно кивнул:
– Я разделяю с тобой этот путь.
Искор конечно же и не помышлял вымаливать у богов головы молодых воинов. Напротив, он боялся, что боги разгневаются на него за хитрость и придумают какую-нибудь кару.
Кнез освободил своего угрюмого тельника, успевшего к тому времени уже переползти в подклеть, сдержал его пыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16