— Полагаю, вы смотрели против солнца.
— Вполне могло быть, Уилф. В это время, после сиесты, солнце стояло как раз над отелем, над… тот человек, которого я видел, смеялся и размахивал передо мной бумажкой…
— Видите, как просто?
— Но сейчас-то я знаю, где вы.
— Вы не знаете, где я. Никто не знает.
— Ну, конечно, сэр, нет нужды… Но теперь мы ведь можем поддерживать связь, а вы в вашем состоянии…
— Вы не знаете, в каком я состоянии! Никто этого не знает!
— Нет, нет, сэр. Конечно, нет. Ладно, сэр. Давайте лучше…
— Холидей. Вот он знает. И больше никто.
— Лучше…
— Скажите «гав-гав».
Я перевел дыхание и откинулся в кресле. Развернул документ и перечитал его. Вроде все правильно, но тут меня обожгла мысль, что он должен быть заверен нотариусом. Я разозлился при мысли, что столько времени и сил потрачено даром; но, в конце концов, есть же в Цюрихе нотариусы и адвокаты. Тем не менее я все равно злился на себя.
— А что вы скажете, теперь ведь ваша очередь, Уилф.
— Очередь?
— Ну, в этой игре. «Гав-гав».
— Ах, это! Ничего не скажу.
— Не понимаю, Уилф.
— Все станет ясно в должное время.
— Эта бумага, Уилф…
— Ее вы тоже не получите. Только не кипятитесь, Рик, старина. Мой друг, племянник управляющего, и новая молодая толстуха выкинут вас отсюда. Я хочу сказать, что именно эту бумажку вы не получите. Но если будете хорошо себя вести, получите другую красивую бумагу с подписью и печатью…
— Уилф, сэр, не знаю, как…
— …в соответствующих местах. Однако этому будут предшествовать необходимые формальности.
— Что угодно! У меня осталось меньше двух лет, Уилф. Вы просто не знаете…
— Вот так плохо?
— Что угодно. Да, сэр.
— Ладно, как мы договорились, я должен знать все подробности сделки между вами и сами знаете кем.
— Мистером Холидеем?
Я величественно кивнул. Рик озадаченно потер нос. Впрочем, он уже расслабился. Развеселился.
— Очень просто. Он финансирует меня. Семь лет, чтобы я мог посвятить себя…
— А давно у него Мэри-Лу?
— Мэри-Лу больше ничего для меня не значит, сэр.
— Вы даже изредка ее не используете?
Настала долгая пауза. Я бросил ему спасательный круг.
— Он крутой работодатель, мистер Холидей. Если вы в течение семи лет не поднесете меня на блюдечке и не представите мою авторизованную биографию — неполную, разумеется, я же еще не совсем выпал из литературного процесса, — будет плач и скрежет зубовный.
— Он прекратит финансировать исследование. Но послушайте, сэр. Я же не беспомощен, я могу обратиться к другим…
— Опять вы хнычете. Других нет. Давным-давно, много лет назад, я думал, что вы скажете, допустим, Гугенгейм или Фулбрайт, но нет. Она бы не пошла просто ради денег, Рик, и не разбила бы мне душу, и не ставила бы меня и вас в идиотское положение. Понимаете? Похоже, она хотела ублажить и меня, и его, служить одновременно Богу и Маммоне. Догадайтесь, кто есть кто.
— Вы обещали эту или подобную бумагу! Вы же не откажетесь от своих слов, сэр!
— Не откажусь. Но вы не даете мне времени изложить условия.
— Я забыл. Это ужасно.
— Я еще не вручаю вам эту бумагу и не дам ее здесь. Вам придется выполнить определенные условия.
— Что угодно…
— Я разрешу вам написать официальную, авторизованную биографию Уилфрида Баркли, везунчик вы этакий. И предоставлю всю необходимую информацию. Назначу вас распорядителем всех имеющих ко мне отношение материалов.
— Клянусь…
— Биографию я проверю от первого до последнего слова.
— Естественно, естественно!
— Встретимся там и тогда, где я укажу.
Тут он совсем уже сник.
— Но, сэр… Уилф… ваше здоровье…
— Вы имеете в виду, что я могу типа сыграть в ящик?
— Нет, сэр, но ваша память уже не в самой лучшей форме. Писатели — люди рассеянные, вы же знаете, Уилф.
— Не настолько рассеянные, чтобы ставить все деньги на один номер, как делаете вы, Рик. Вы же полностью в моих руках. Я вам разрешаю. И только. Вам разрешение, мне — подношение. Вот так.
— Сэр.
— Завтра утром я уеду. И больше никогда не появлюсь в этом месте — тут я могу разнюниться. Вы за мной не последуете, иначе сделка не состоится. Раньше или позже сможете представить меня Холидею.
— Это чрезвычайно трудно.
— Но вы, расчудесный мой, сможете это сделать. У вас доступ имеется.
— Нет, сэр, мистер Холидей разрешает доступ к своей особе только самым красивым женщинам.
— Никаких мальчиков? Никакого скотоложества? Вовсе без извращений, пыток, убийств? Что, все его миллиарды идут исключительно на ewige Weib36, или как это у них называется? Ладно, Рик. Вы знаете, как мы, посвященные в истинное знание, возвращаемся к примитиву, чтобы поправить пошатнувшееся здоровье. Одно из… Господи, Рик, похоже, из меня прет целая лекция!
— Подождите минутку, сейчас достану магнитофон…
Он извлек аппаратик из рукава.
— Вот это?
— Ну да. Он и фотографировать может. Но, Уилф, к вам я никогда не приближался без этой штуки в рукаве, только иногда он не улавливает звук, так что лучше поставить его на стол.
— Вы никогда меня не записывали!
— Всегда записывал, сэр, еще за обедом в вашем доме. Жаль только, при нашем ночном столкновении его со мной не было.
— Не верю!
— А завел я его еще раньше. Не этот аппарат, конечно, но такой у меня был еще в колледже. Должен сказать, за эти годы у вас даже акцент изменился!
— Не следует нести чушь больше, чем необходимо. Акцент у меня всегда зависел от обстоятельств.
— Нет, сэр.
— Раньше? До того, как вы приезжали ко мне и Лиз?
— Когда вы были в Штатах. Когда-нибудь я вам проиграю это.
— Не стоит. На ступеньках наших мавзолеев или что-то вроде того. Вы это сотрете, или сделки не будет.
— Записи мне не принадлежат, сэр.
Я долго переваривал все это. Конечно. Холидей держит их в своем фонде по Баркли. Они, как и Мэри-Лу, являются частью сделки. Господин дал — господин взял, да будет проклято вовеки его имя. Кто знает, где его берлога? Кто в состоянии противостоять ему, напасть, сразиться, свергнуть его? Единственное, что мы можем сделать, — это бросать камни в лоб его прислужникам в надежде как-то уязвить хозяина.
— Уилф, вы собирались произнести речь.
— Ах да. Лекцию. О ритуалах посвящения. Вам-то они известны, Рик. Например, ритуал посвящения — это когда вы обнаруживаете, что вместо того, чтобы выискивать кнопки — у вас они называются булавками для бумаг — где-нибудь у мамочки в сумке, в пепельнице, на тарелке, на каминной полке, которую благовоспитанные джентльмены именуют надкаминником, вы можете просто пойти в магазин и купить целую коробку. И тогда вы понимаете, что произошло. Вы стали хозяином в доме. Другой ритуал имеет место, когда вы обдуманно убиваете кого-то, например, собаку. Кстати, что вы пьете?
— Все, что угодно, надо полагать.
— Бурбон? Говорят, он снова входит в моду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48