Нет, нас гнали вперед неутоленные страсти и желания. Такова уж человеческая природа. Но мы об этом думали тогда не больше, чем дикие гуси думают о причинах сезонных миграций. Вот так однажды мы и оказались в тех местах, где обитало Чудовище.
Я начну свою повесть с того момента, когда мы подошли к холмам, покрытым буйной растительностью, в которой кишела разнообразная живность.
Именно тогда мы впервые услышали тамтамы аборигенов, наполнявшие рокочущей дробью жаркую душную ночь. Утром мы увидели самих обитателей холмов — низкорослых, коренастых, черноволосых дикарей с пестро размалеванными жестокими лицами, но, несомненно, белокожих. Мы издавна знали их род. Это были пикты, наиболее воинственное из всех известных нам племен. Пикты попадались нам и в густых лесах, и в горных долинах, но со времени нашей последней встречи с ними утекло немало времени. Думаю, что здешнее племя пиктов дальше всех иных откочевало на восток. Всего несколько поколений пиктов успело смениться на этом месте, но бесконечные джунгли уже начали переваривать этих людей, стирая прежние черты и подгоняя их под свой кошмарный эталон.
Мы шли пешком — белобородые, похожие на волков, старики; могучие, в расцвете сил, мужчины; нагие дети; златовласые женщины с младенцами на руках, никогда, кстати, не плакавшими. Я не помню, сколько нас было, — что-то около пяти сотен воинов. Воинами я называю всех мужчин: от детей, достаточно сильных, чтобы держать лук, и до самых дряхлых старцев. В те жестокие времена воевали все. Наши женщины дрались в случае необходимости, как тигрицы, я помню младенца, вцепившегося зубами в ногу наступившего на него врага.
Да, мы были настоящими воинами. Но пришло время рассказать о Ньёрде. Я горжусь собой, бывшем им, особенно сейчас, когда вижу жалкое, парализованное тело Джеймса Эллисона — теперешнее мое вместилище, которое я вскоре без сожаления покину.
Ньёрд был высоким, широкоплечим, с сильными руками и крепкими ногами, юношей. Длинные упругие мышцы дарили ему не только силу, но и выносливость. Он мог сутками бежать, не выказывая ни малейших признаков усталости. Ошеломляющая стремительность движений превратила бы его тело в глазах современного наблюдателя в размытое пятно. Поведай я в цифрах вам о его силе, вы посчитали бы меня лжецом. На всей Земле не сыскать сейчас человека, который смог бы натянуть лук Ньёрда. Помнится, в наши дни рекорд по стрельбе из лука принадлежит одному турецкому спортсмену, пославшему стрелу на четыреста восемьдесят два ярда. В моем племени подростки, не сумевшие бы побить этот рекорд, просто не выживали.
Итак, углубившись в джунгли, мы услышали тамтамы, гремевшие в таинственных долинах, прятавшихся среди холмов. Враг ждал нас на широком, открытом со всех сторон плоскогорье. Здешние пикты, судя по всему, ничего о нас не знали, даже слухи об эсирах до них не дошли, ибо будь иначе, им бы в голову не пришло пытаться противостоять нам в открытом бою. Разрисованные дикари раскачивались на ветках, грозно завывали, вопили, что свалят наши головы к ногам своих богов, что наши женщины будут рожать им сыновей. Ха! Ха! Ха! О Йомир! Это рассмеялся Ньёрд, а не Джеймс Эллисон. Именно так, от всей души, смеялись тогда эсиры, услышав эти угрозы. Моря крови, океаны пламени и холмы пепла оставляли за собой мы, бывшие беспощадными убийцами, неумолимыми грабителями, с мечом в руке покорявшие жестокий мир. Кривляния пиктов просто нас позабавили.
Мы устремились им навстречу, скидывая на ходу с плеч волчьи шкуры и вытаскивая из ножен бронзовые мечи. Наш рев громом прокатился по плоскогорью. Пикты выстрелили из луков, мы ответили тем же. Где им было тягаться с нами в меткости! Тяжелые стрелы эсиров обрушились на них стеной и дикари валились наземь, словно сухие тростинки под порывами ветра. Когда завывающие пикты с пеной на губах набросились на нас, мы, опьяненные радостью сражения, отшвырнули луки прочь и дали волю мечам.
Я описываю эту битву несколькими сухими словами, так как чувствую, что моих скромных талантов просто не хватит, чтобы передать это безумие, заставить вас почувствовать запах крови и пота, хриплое дыхание, напряжение мускулов, звук рассекаемой могучими ударами плоти. Главным отличием этой резни была беспредельная жестокость; в ней не было ни правил, ни порядка, просто каждый дрался, как хотел и как мог. Если бы я начал описывать все, что там происходило, ваши желудки не выдержали бы. Я сам, участвовавший в этой бойне, ныне не могу сдержать дрожи. О том, что сражаться с врагом можно, подчиняясь каким-то правилам, никто даже не догадывался. В те времена человек с момента своего рождения и до самого мига смерти зубами и когтями дрался за жизнь, ни у кого не прося пощады и никому ее не даруя. Все проявления милосердия были случайными, порожденные стечением обстоятельств, и, соответственно, крайне редкими.
Так вот, мы погнали отступающих пиктов к лесу, а поле боя осталось за нашими женщинами, которые камнями разбивали головы поверженных врагов и бронзовыми ножами перерезали им горло. Пленных в нашем обществе не пытали. Более жестокими, чем того требовала жизнь, мы не были. Жизненные законы той поры были воистину бесчеловечными, но справедливости ради следует сказать, что современное «цивилизованное» общество отмечено бессмысленной жестокостью отнюдь не в меньшей степени.
И все же, доводилось проявлять милосердие и нам. Мне попался чрезвычайно мужественный противник. Значительно уступая мне в росте, пикт был не намного слабее меня — сплошной клубок стальных мускулов, и выпады его железного меча были подобны разящей молнии. Защищался он большим деревянным щитом, обитым буйволиной кожей. У меня в руках была огромная палица с шипами.
Я был ранен, кровь обильно текла из нескольких глубоких ран на груди и руках, но вот один из моих ударов достиг цели, смяв его щит, словно картонный ящик. Мгновение спустя палица обрушилась на его обнаженную голову. О Йомир! Даже сейчас улыбка кривит губы, когда я вспоминаю об этом. Сколь же крепким оказался череп этого пикта! На голове его открылась страшная рана, и он рухнул наземь, потеряв сознание. Я бросился на следующего противника, будучи уверенным, что с могучим пиктом покончено раз и навсегда, а затем присоединился к воинам, преследовавшим врага.
Когда я, залитый с ног до головы потом и кровью, вернулся на поле брани, то увидел, что мой противник приходит в сознание, а одна из девушек-подростков как раз собирается обрушить на его голову огромный камень. Некий мимолетный каприз заставил меня остановить девушку. Сам по себе поединок доставил мне огромное удовольствие, но я был поистине восхищен столь совершенной конструкцией черепа этого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8
Я начну свою повесть с того момента, когда мы подошли к холмам, покрытым буйной растительностью, в которой кишела разнообразная живность.
Именно тогда мы впервые услышали тамтамы аборигенов, наполнявшие рокочущей дробью жаркую душную ночь. Утром мы увидели самих обитателей холмов — низкорослых, коренастых, черноволосых дикарей с пестро размалеванными жестокими лицами, но, несомненно, белокожих. Мы издавна знали их род. Это были пикты, наиболее воинственное из всех известных нам племен. Пикты попадались нам и в густых лесах, и в горных долинах, но со времени нашей последней встречи с ними утекло немало времени. Думаю, что здешнее племя пиктов дальше всех иных откочевало на восток. Всего несколько поколений пиктов успело смениться на этом месте, но бесконечные джунгли уже начали переваривать этих людей, стирая прежние черты и подгоняя их под свой кошмарный эталон.
Мы шли пешком — белобородые, похожие на волков, старики; могучие, в расцвете сил, мужчины; нагие дети; златовласые женщины с младенцами на руках, никогда, кстати, не плакавшими. Я не помню, сколько нас было, — что-то около пяти сотен воинов. Воинами я называю всех мужчин: от детей, достаточно сильных, чтобы держать лук, и до самых дряхлых старцев. В те жестокие времена воевали все. Наши женщины дрались в случае необходимости, как тигрицы, я помню младенца, вцепившегося зубами в ногу наступившего на него врага.
Да, мы были настоящими воинами. Но пришло время рассказать о Ньёрде. Я горжусь собой, бывшем им, особенно сейчас, когда вижу жалкое, парализованное тело Джеймса Эллисона — теперешнее мое вместилище, которое я вскоре без сожаления покину.
Ньёрд был высоким, широкоплечим, с сильными руками и крепкими ногами, юношей. Длинные упругие мышцы дарили ему не только силу, но и выносливость. Он мог сутками бежать, не выказывая ни малейших признаков усталости. Ошеломляющая стремительность движений превратила бы его тело в глазах современного наблюдателя в размытое пятно. Поведай я в цифрах вам о его силе, вы посчитали бы меня лжецом. На всей Земле не сыскать сейчас человека, который смог бы натянуть лук Ньёрда. Помнится, в наши дни рекорд по стрельбе из лука принадлежит одному турецкому спортсмену, пославшему стрелу на четыреста восемьдесят два ярда. В моем племени подростки, не сумевшие бы побить этот рекорд, просто не выживали.
Итак, углубившись в джунгли, мы услышали тамтамы, гремевшие в таинственных долинах, прятавшихся среди холмов. Враг ждал нас на широком, открытом со всех сторон плоскогорье. Здешние пикты, судя по всему, ничего о нас не знали, даже слухи об эсирах до них не дошли, ибо будь иначе, им бы в голову не пришло пытаться противостоять нам в открытом бою. Разрисованные дикари раскачивались на ветках, грозно завывали, вопили, что свалят наши головы к ногам своих богов, что наши женщины будут рожать им сыновей. Ха! Ха! Ха! О Йомир! Это рассмеялся Ньёрд, а не Джеймс Эллисон. Именно так, от всей души, смеялись тогда эсиры, услышав эти угрозы. Моря крови, океаны пламени и холмы пепла оставляли за собой мы, бывшие беспощадными убийцами, неумолимыми грабителями, с мечом в руке покорявшие жестокий мир. Кривляния пиктов просто нас позабавили.
Мы устремились им навстречу, скидывая на ходу с плеч волчьи шкуры и вытаскивая из ножен бронзовые мечи. Наш рев громом прокатился по плоскогорью. Пикты выстрелили из луков, мы ответили тем же. Где им было тягаться с нами в меткости! Тяжелые стрелы эсиров обрушились на них стеной и дикари валились наземь, словно сухие тростинки под порывами ветра. Когда завывающие пикты с пеной на губах набросились на нас, мы, опьяненные радостью сражения, отшвырнули луки прочь и дали волю мечам.
Я описываю эту битву несколькими сухими словами, так как чувствую, что моих скромных талантов просто не хватит, чтобы передать это безумие, заставить вас почувствовать запах крови и пота, хриплое дыхание, напряжение мускулов, звук рассекаемой могучими ударами плоти. Главным отличием этой резни была беспредельная жестокость; в ней не было ни правил, ни порядка, просто каждый дрался, как хотел и как мог. Если бы я начал описывать все, что там происходило, ваши желудки не выдержали бы. Я сам, участвовавший в этой бойне, ныне не могу сдержать дрожи. О том, что сражаться с врагом можно, подчиняясь каким-то правилам, никто даже не догадывался. В те времена человек с момента своего рождения и до самого мига смерти зубами и когтями дрался за жизнь, ни у кого не прося пощады и никому ее не даруя. Все проявления милосердия были случайными, порожденные стечением обстоятельств, и, соответственно, крайне редкими.
Так вот, мы погнали отступающих пиктов к лесу, а поле боя осталось за нашими женщинами, которые камнями разбивали головы поверженных врагов и бронзовыми ножами перерезали им горло. Пленных в нашем обществе не пытали. Более жестокими, чем того требовала жизнь, мы не были. Жизненные законы той поры были воистину бесчеловечными, но справедливости ради следует сказать, что современное «цивилизованное» общество отмечено бессмысленной жестокостью отнюдь не в меньшей степени.
И все же, доводилось проявлять милосердие и нам. Мне попался чрезвычайно мужественный противник. Значительно уступая мне в росте, пикт был не намного слабее меня — сплошной клубок стальных мускулов, и выпады его железного меча были подобны разящей молнии. Защищался он большим деревянным щитом, обитым буйволиной кожей. У меня в руках была огромная палица с шипами.
Я был ранен, кровь обильно текла из нескольких глубоких ран на груди и руках, но вот один из моих ударов достиг цели, смяв его щит, словно картонный ящик. Мгновение спустя палица обрушилась на его обнаженную голову. О Йомир! Даже сейчас улыбка кривит губы, когда я вспоминаю об этом. Сколь же крепким оказался череп этого пикта! На голове его открылась страшная рана, и он рухнул наземь, потеряв сознание. Я бросился на следующего противника, будучи уверенным, что с могучим пиктом покончено раз и навсегда, а затем присоединился к воинам, преследовавшим врага.
Когда я, залитый с ног до головы потом и кровью, вернулся на поле брани, то увидел, что мой противник приходит в сознание, а одна из девушек-подростков как раз собирается обрушить на его голову огромный камень. Некий мимолетный каприз заставил меня остановить девушку. Сам по себе поединок доставил мне огромное удовольствие, но я был поистине восхищен столь совершенной конструкцией черепа этого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8