Гул колокола становился все громче и громче, все невыносимей. Мне хотелось теперь лишь одного – полной глухоты, полного бесчувствия, чтобы быть как этот немой с пустыми глазами и не ощущать этих мучительных вибраций в воздухе, создаваемых колоколом. Я увидел, что по обезьяноподобному лицу немого струится пот. Значит, что-то и он воспринимал из разрушающего мозг звука. С нами говорил Эль-Лил, и смерть говорила в его голосе. Если какой-то из ужасных темных богов прошедших веков мог бы говорить, то он говорил бы именно так! Ни милосердия, ни жалости, ни снисхождения не было в этом реве бога-каннибала, для которого люди – марионетки, танцующие под его указку в театре теней.
Звук может быть громким, низким, пронзительным, но голос Эль-Лила, идущий из тех времен, когда черные маги знали, как сокрушить человеческий мозг и тело, обладал этими качествами с удесятеренной силой. Странно, что сама душа моя не оглохла и не окаменела тогда. Волны вибраций душили и одновременно жгли. Я задыхался и готов был потерять сознание. Состорас закрыл уши ладонями, а Горат приник к полу, вдавливая лицо в кирпичи. Если на меня и сумерианцев, находящихся вне магического круга колонн, звук так влиял, то что же происходило с Конрадом, привязанным почти прямо под колоколом?
Наверное, он никогда не был и не будет так близок к безумию и смерти, как тогда. Он корчился, как змея с перебитой спиной, лицо его исказилось, с посиневших губ капала пена. Я, конечно, не мог ничего слышать, кроме этого доводящего до агонии звука, но по хватавшему воздух рту и скорченному лицу Конрада я понял, что он воет, как подстреленная собака.
Жертвенные кинжалы семитов по сравнению с этим были милосердием. Даже печь Молоха была милосерднее, чем смерть от вибраций звука, терзающего ядовитыми когтями не только тело, но и душу.
Я почувствовал – мой мозг стал хрупким, как замороженное стекло, и понял, что если эта пытка продлится еще несколько секунд, то мозг Конрада разобьется, как хрустальная чаша, и Конрад погибнет в черном бреду полного безумия. Вдруг чья-то маленькая энергичная рука схватила мою связанную за колонной руку, и я ощутил, как сквозь веревку просунулся нож, который перерезает ее. Через минуту я был свободен. И тут – о чудо! – в моей руке оказалось что-то тяжелое с рифленой поверхностью – это был мой “уэмбли” сорок четвертого калибра!
Я действовал молниеносно: сразу же уложил черного глухонемого и пустил пулю в живот Состорасу. Он упал, харкая кровью. Я выпустил несколько залпов в сомкнутый строй солдат, в который трудно было промахнуться. Трое упало, остальные разбежались. Через секунду место очистилось, остались только Конрад, Налуна, я и убитые на полу. Все произошло быстро, как в ночном кошмаре. Эхо от выстрелов еще не затихло, едко пахло порохом и кровью.
Девушка перерезала веревки Конрада, и тот рухнул на пол и захныкал, как слабоумный. Я стал его трясти и торопить, но он лишь дико озирался и шевелил дрожащими губами.
Я взвалил его на спину, и мы поспешили прочь. Ведь в любой момент они могли вернуться с целой толпой солдат.
Мы бежали по широким темным залам, каждую секунду опасаясь засады, но, похоже, сумерианцы были так напуганы неведомым оружием, что не решились напасть на нас в храме. Мы выскочили из храма, и я попытался поставить Конрада на ноги, но он был невменяем. Я повернулся к Налуне:
– Ты можешь ему чем-нибудь помочь?
Ее глаза вспыхнули в лунном свете:
– Я нарушила закон моего народа и моего бога, я предала свой храм и своих близких! Я украла оружие и освободила вас, потому что я его люблю и он теперь мой!
Она бросилась обратно в храм и тут же вернулась с кувшином вина. Она заявила, что в нем магическая сила. Я не поверил, мне казалось, что вино Конраду поможет не больше, чем вода из озера, что у него просто сильная контузия от страшного грохота колокола.
Но Налуна уверенно влила немного вина ему в рот, а остальное вылила ему на голову, и Конрад начал стонать, а потом ругаться.
– Смотри! – крикнула Налуна торжествующе. – Волшебное вино сняло с него проклятие Эль-Лила. – Она обвила его шею руками и осыпала Конрада поцелуями.
– Боже мой, Билл, – простонал Конрад, садясь и хватаясь за голову, – что это было?
– Можешь идти, старина? – спросил я его. – Похоже, мы разворошили осиное гнездо, и нам надо убираться отсюда поскорее.
– Попытаюсь. – Конрад встал и, спотыкаясь и опираясь на плечо Налуны, заковылял.
Я слышал, как в черной глубине храма кто-то зловеще шепчет, и понял, что солдаты собираются с духом, чтобы броситься на нас. Мы побежали к лодке, которая привезла нас на остров. В ней никого не было, только валялись топор и щит. Я схватил топор и прорубил днища остальных лодок, привязанных рядом.
И вдруг колокол зазвучал снова. Конрад застонал: каждая интонация голоса Эль-Лила заставляла его корчиться, словно от невыносимой боли. Теперь в этом голосе были возвещающие тревогу ноты, и мы увидели, как в городе повсюду зажглись огни, и внезапно послышался гул голосов. Что-то просвистело около моего уха и шлепнулось в воду. Я оглянулся и заметил стоящего в воротах храма Гората с огромным луком в руках. Налуна помогла Конраду опуститься на дно лодки, я тоже пригнулся и греб изо всех сил. Еще несколько стрел долетели до нас, причем одна вырвала клок волос с красивой головки Налуны.
Я налегал на весла, Налуна правила рулем, а Конрад лежал совершенно обессиленный. За нами бросился целый флот лодок, которые сумерианцы притащили из города, и вслед нам неслись такие яростные и неистовые крики, что кровь стыла в жилах. Наша лодка неслась к противоположному берегу и была намного впереди погони, но когда мы должны были обогнуть остров, чтобы попасть на другой берег, из какой-то бухточки внезапно вынырнула длинная лодка с шестью солдатами на борту, возглавляемыми Горатом и его помощником-писцом. Они были очень близко. У меня кончились патроны, и все, что мне оставалось, – это изо всех сил налегать на весла. Лицо Конрада приобрело какой-то зеленый оттенок, но он нашел в себе силы поднять щит и приспособить его на корме, что спасло нас, потому что стрелы Гората летели без остановки нам вслед, и щит стал похож на спину дикобраза. Казалось, они забыли о том, что я таинственным образом убил их людей у колокола, и неслись теперь за нами, как гончие за зайцем.
Пятеро гребцов Гората быстро сокращали расстояние между нами, и, когда мы наконец выскочили из лодки на берег, Горат с солдатами был чуть ли не в десяти шагах. Я понял, что мы должны драться, а не бежать, иначе нас перестреляют, как кроликов. Я велел Налуне бежать дальше, но она лишь рассмеялась, выхватив из-за пояса свой кинжал. Это была мужественная женщина.
Через секунду Горат и его люди тоже выпрыгнули из лодки на берег и с ревом бросились в бой.
1 2 3 4 5 6 7 8
Звук может быть громким, низким, пронзительным, но голос Эль-Лила, идущий из тех времен, когда черные маги знали, как сокрушить человеческий мозг и тело, обладал этими качествами с удесятеренной силой. Странно, что сама душа моя не оглохла и не окаменела тогда. Волны вибраций душили и одновременно жгли. Я задыхался и готов был потерять сознание. Состорас закрыл уши ладонями, а Горат приник к полу, вдавливая лицо в кирпичи. Если на меня и сумерианцев, находящихся вне магического круга колонн, звук так влиял, то что же происходило с Конрадом, привязанным почти прямо под колоколом?
Наверное, он никогда не был и не будет так близок к безумию и смерти, как тогда. Он корчился, как змея с перебитой спиной, лицо его исказилось, с посиневших губ капала пена. Я, конечно, не мог ничего слышать, кроме этого доводящего до агонии звука, но по хватавшему воздух рту и скорченному лицу Конрада я понял, что он воет, как подстреленная собака.
Жертвенные кинжалы семитов по сравнению с этим были милосердием. Даже печь Молоха была милосерднее, чем смерть от вибраций звука, терзающего ядовитыми когтями не только тело, но и душу.
Я почувствовал – мой мозг стал хрупким, как замороженное стекло, и понял, что если эта пытка продлится еще несколько секунд, то мозг Конрада разобьется, как хрустальная чаша, и Конрад погибнет в черном бреду полного безумия. Вдруг чья-то маленькая энергичная рука схватила мою связанную за колонной руку, и я ощутил, как сквозь веревку просунулся нож, который перерезает ее. Через минуту я был свободен. И тут – о чудо! – в моей руке оказалось что-то тяжелое с рифленой поверхностью – это был мой “уэмбли” сорок четвертого калибра!
Я действовал молниеносно: сразу же уложил черного глухонемого и пустил пулю в живот Состорасу. Он упал, харкая кровью. Я выпустил несколько залпов в сомкнутый строй солдат, в который трудно было промахнуться. Трое упало, остальные разбежались. Через секунду место очистилось, остались только Конрад, Налуна, я и убитые на полу. Все произошло быстро, как в ночном кошмаре. Эхо от выстрелов еще не затихло, едко пахло порохом и кровью.
Девушка перерезала веревки Конрада, и тот рухнул на пол и захныкал, как слабоумный. Я стал его трясти и торопить, но он лишь дико озирался и шевелил дрожащими губами.
Я взвалил его на спину, и мы поспешили прочь. Ведь в любой момент они могли вернуться с целой толпой солдат.
Мы бежали по широким темным залам, каждую секунду опасаясь засады, но, похоже, сумерианцы были так напуганы неведомым оружием, что не решились напасть на нас в храме. Мы выскочили из храма, и я попытался поставить Конрада на ноги, но он был невменяем. Я повернулся к Налуне:
– Ты можешь ему чем-нибудь помочь?
Ее глаза вспыхнули в лунном свете:
– Я нарушила закон моего народа и моего бога, я предала свой храм и своих близких! Я украла оружие и освободила вас, потому что я его люблю и он теперь мой!
Она бросилась обратно в храм и тут же вернулась с кувшином вина. Она заявила, что в нем магическая сила. Я не поверил, мне казалось, что вино Конраду поможет не больше, чем вода из озера, что у него просто сильная контузия от страшного грохота колокола.
Но Налуна уверенно влила немного вина ему в рот, а остальное вылила ему на голову, и Конрад начал стонать, а потом ругаться.
– Смотри! – крикнула Налуна торжествующе. – Волшебное вино сняло с него проклятие Эль-Лила. – Она обвила его шею руками и осыпала Конрада поцелуями.
– Боже мой, Билл, – простонал Конрад, садясь и хватаясь за голову, – что это было?
– Можешь идти, старина? – спросил я его. – Похоже, мы разворошили осиное гнездо, и нам надо убираться отсюда поскорее.
– Попытаюсь. – Конрад встал и, спотыкаясь и опираясь на плечо Налуны, заковылял.
Я слышал, как в черной глубине храма кто-то зловеще шепчет, и понял, что солдаты собираются с духом, чтобы броситься на нас. Мы побежали к лодке, которая привезла нас на остров. В ней никого не было, только валялись топор и щит. Я схватил топор и прорубил днища остальных лодок, привязанных рядом.
И вдруг колокол зазвучал снова. Конрад застонал: каждая интонация голоса Эль-Лила заставляла его корчиться, словно от невыносимой боли. Теперь в этом голосе были возвещающие тревогу ноты, и мы увидели, как в городе повсюду зажглись огни, и внезапно послышался гул голосов. Что-то просвистело около моего уха и шлепнулось в воду. Я оглянулся и заметил стоящего в воротах храма Гората с огромным луком в руках. Налуна помогла Конраду опуститься на дно лодки, я тоже пригнулся и греб изо всех сил. Еще несколько стрел долетели до нас, причем одна вырвала клок волос с красивой головки Налуны.
Я налегал на весла, Налуна правила рулем, а Конрад лежал совершенно обессиленный. За нами бросился целый флот лодок, которые сумерианцы притащили из города, и вслед нам неслись такие яростные и неистовые крики, что кровь стыла в жилах. Наша лодка неслась к противоположному берегу и была намного впереди погони, но когда мы должны были обогнуть остров, чтобы попасть на другой берег, из какой-то бухточки внезапно вынырнула длинная лодка с шестью солдатами на борту, возглавляемыми Горатом и его помощником-писцом. Они были очень близко. У меня кончились патроны, и все, что мне оставалось, – это изо всех сил налегать на весла. Лицо Конрада приобрело какой-то зеленый оттенок, но он нашел в себе силы поднять щит и приспособить его на корме, что спасло нас, потому что стрелы Гората летели без остановки нам вслед, и щит стал похож на спину дикобраза. Казалось, они забыли о том, что я таинственным образом убил их людей у колокола, и неслись теперь за нами, как гончие за зайцем.
Пятеро гребцов Гората быстро сокращали расстояние между нами, и, когда мы наконец выскочили из лодки на берег, Горат с солдатами был чуть ли не в десяти шагах. Я понял, что мы должны драться, а не бежать, иначе нас перестреляют, как кроликов. Я велел Налуне бежать дальше, но она лишь рассмеялась, выхватив из-за пояса свой кинжал. Это была мужественная женщина.
Через секунду Горат и его люди тоже выпрыгнули из лодки на берег и с ревом бросились в бой.
1 2 3 4 5 6 7 8