Конан волонтер –

Роберт Говард
РАЗ В СТОЛЕТЬЕ РОЖДАЕТСЯ ВЕДЬМА""
Потом Конан пиратствовал в южных морях, оттуда попал в землю Шем. Там, среди небольших пограничных городов-государств, его воинское умение высоко ценилось, и был он близок к королевской короне как спаситель принцессы Ясмелы из Корая. Но киммериец предпочел свободу и ринулся на поиски приключений в гиборийские державы. Вместе с другими безработными наемниками он основал Вольницу, которая тревожила границы королевства Кот, Заморы и Турана, потом подался на запад в степи и присоединился к мунганам, конным грабителям, жившим на казачий манер. И, наконец, спасаясь от разгневанных туранцев, он возглавил дворцовую гвардию королевы Тарамис в Кауране.
1
Тарамис, королева Каурана, пробудилась от тревожного сна. Окружающая ее могильная, звенящая в ушах тишина не походила на обычный покой ночного дворца — скорее на покой мрачных подземелий.
Она удивилась тому, что свечи в золотых подсвечниках гасли. Сквозь стекла в серебряных переплетах пробивался звездный свет, но он был слишком слаб, чтобы развеять мрак спальни.
В темноте Тарамис заметила светящуюся точку, и она приковала к себе все внимание королевы. Свет, исходивший из нее, становился все ярче и ярче и осветил обитые шелком стены. Тарамис приподнялась и увидела, что перед ней вырисовываются очертания человеческой головы. Пораженная королева хотела крикнуть людей, но ни одного звука не вырвалось из ее пересохшей гортани. Черты призрака становились все отчетливей: гордо запрокинутая голова, увенчанная копной черных волос. Королева замерла: перед ней было ее собственное лицо! Словно бы она гляделась в зеркало — правда, кривое. Таким жестоким и хищным было выражение этого лица.
— О Иштар! — прошептала Тарамис. — Я околдована!
К ее ужасу отражение ответило голосом, подобным сладкому яду:
Околдована? Нет, милая сестричка, это не колдовство!
— Сестричка? — сказала королева. — У меня нет сестры!
— И никогда не было? — поинтересовался голос. — Неужели у тебя никогда не было сестры-близняшки с таким же тонким телом, равно чувствительным и к пыткам, и к поцелуям?
— Да, когда-то у меня была сестра, — ответила Тарамис, все еще считая это кошмарным сном. — Но она умерла…
Прекрасное лицо во тьме исказилось гримасой столь ужасной, что королева отпрянула — ей показалось, что черные локоны со змеиным шипением поднимаются над мраморным челом призрака.
— Ты лжешь! — выдохнули алые искривленные губы. — Она не умерла! Ты дура! Но довольно маскарада — гляди на здоровье.
Свечи в золотых подсвечниках внезапно зажглись — словно светящаяся змейка проскользнула по стенам. Тарамис задрожала и съежилась в изголовье покрытого шелком ложа, глаза ее расширились и с ужасом глядели на фигуру, возникшую из мрака. Казалось, что стоит перед ней вторая Тарамис, сходная с королевой в каждой жилке тела, но как бы охваченная злым демоном. Ярость и мстительность горели в глазах дикой кошки, жестокость таилась в изгибе сочных пунцовых губ, каждое движение тела словно бы бросало вызов. И волосы были уложены так же, как у королевы, и на ногах такие же золоченные сандалии…
— Кто ты? — пересохшими губами прошептала Тарамис. — Объясни, как ты сюда попала, или я прикажу слугам позвать стражу!
— Кричи-кричи, пусть хоть стены рухнут, — отвечала незваная гостья. — Слуги твои не проснутся до утра, даже если весь дворец сгорит. И гвардейцы не услышат твоего визга — я отослала их из этого крыла дворца.
— Что ты сказала? — воскликнула оскорбленная Тарамис. — Кто кроме меня осмеливается приказывать моим гвардейцам?
— Я, милая сестричка! Как раз перед тем, как войти сюда. Они подумали, что это их любимая повелительница. Ха! Я удачно сыграла эту роль! С каким царственным величием, с какой неотразимой женственностью держалась я с этими бронированными болванами…
Тарамис почувствовала, что какие-то грозные и загадочные события сжимают кольцо вокруг нее.
— Кто ты? — крикнула она в отчаянии. — Зачем ты пришла? Что это за бред?
— Кто я? — в ласковом голосе сквозило шипение кобры. Незнакомка наклонилась к ложу, крепко схватила королеву за плечи и заглянула ей в глаза. Взгляд этот парализовал Тарамис.
— Дура! — взвизгнула гостья. — И ты еще спрашиваешь? И ты еще гадаешь? Я же Саломея!
— Саломея! — воскликнула Тарамис и волосы зашевелились у нее на голове, когда это имя обрело смысл. — Я думала, что ты умерла сразу же после рождения…
— Многие так думали, — сказала та, что назвалась Саломеей. — Меня унесли умирать в пустыню — будьте вы все прокляты! Беспомощного плачущего ребенка, еле живого! А знаешь, почему меня обрекли на смерть?
— Я слышала… Мне рассказывали…
Саломея захохотала и разорвала тунику на груди. Как раз между двумя тугими полушариями виднелось странное родимое пятно в виде красного, как кровь, полумесяца.
— Ведьмин знак! — Тарамис отпрянула.
— Он самый! — Полный ненависти хохот был острым, как лезвие кинжала. — Проклятие царствующего дома Каурана! До сих пор на торговых площадях наивные глупцы рассказывают эти байки о том, как первая в нашем роду королева сошлась с повелителем тьмы и понесла от него дочь, имя которой помнят и по сей день. И с тех пор каждые сто лет появляется в аскаурийской династии девочка с алым полумесяцем. « Раз в столетие да рождается ведьма» — так звучит древнее проклятие. И оно сбывается! Некоторых из нас убивали при рождении — так хотели поступить и со мной. Другие оставались жить ведьмами — гордые дочери Каурана, меченные адским полумесяцем на мраморном теле, и каждая из них звалась Саломеей! Всегда была и всегда будет появляться ведьма Саломея. Даже если сойдут с полюсов вечные льды, чтобы обратить мир в прах, даже если заново возродятся царства земные — все равно будут ходить по свету царственной походкой Саломея, и будут чары ее порабощать мужчин, и будут по ее капризу отрубать головы мудрейшим!
— Но ты… Ты…
— Что я? — глаза ведьмы загорелись зеленым огнем. — Меня вывезли далеко за город и бросили в горячий песок, на солнцепек, и уехали, оставив плачущее дитя на растерзание стервятникам и шакалам. Но жизнь не покинула меня, ибо источник ее таится в таких безднах, которых и представить не может ум человеческий.
Шли часы, солнце палило нещадно — а я жила. И я помню, хоть и смутно, эти муки.
Потом появились верблюды и желтолицые люди, говорившие на странном наречии. Они сбились с караванной тропы. Их вожак увидел меня и знак на моей груди.
И он взял меня на руки и спас мне жизнь.
Это был чародей из далекого Кхитая, возвращавшийся из странствий по Стигии. Он взял меня с собой в город Пойкан, где пурпурные купола висят над зарослями бамбука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12