– С утра до вечера вы меня без передыха ругаете. Зря. Если человеку всё время втолковывать, что он лоботряс, то он лоботрясом и будет.
Они с тётей Нюрой собрали осколки, а она принялась вытирать пол, говоря:
– Тебя не ругать нельзя. Потому как хвалить тебя не за что. Ты вот телевизор не смотришь. А каких там мальчиков показывают иногда! Чистенькие, умненькие, рассуждают ровно взрослые. Советы дают, учат. И все из нашего города. Местные. Сердце не нарадуется. Вот тебе бы с них пример взять.
– У нас телевизора нет.
– И никогда не будет! – И тётя Нюра заметила на нём новые брюки, всплеснула руками: – Кто это тебя?
– Знакомые одни.
– До чего же ладно подогнано! Только ботинки всё портят. Ботинки бы сменить! – сокрушалась тётя Нюра. – Уж больно они длинноносые. Погоди, погоди, я сейчас. – Она быстро ушла, почти убежала, и скоро вернулась, держа в руках сандалии.
– Примерь-ка. Если подойдут, будешь ты парень хоть куда. И меня добрым словом вспомнишь. Мол, есть на свете тётя Нюра – святой человек. Ведь с какой стати, собственно, я о тебе забочусь? Да потому что добрая, отзывчивая я. Не жмут? Носи на здоровье.
– Спасибо. – Владик даже потопал от радости.
– Покажись-ка матери.
Владик убежал.
Ксения Андреевна, как всегда, полулежала на кровати,
– Мам, смотри!
– Балуешь ты нас, – растроганно сказала она вошедшей в комнату тёте Нюре. – Спасибо тебе. Весь он в обновках. Прямо и не узнать, до чего хорош парень.
– Не хвали ты его раньше времени, – ворчливо посоветовала тётя Нюра. – Посмотреть ещё надо, как он дальше расти будет. Пока похвастаться ему нечем.
– Когда хвалят, на него больше действует, – виновато сказала Ксения Андреевна.
– Всем нам охота, чтоб нас хвалили, – усмехнулась тётя Нюра. – А к ругани надо привыкать. Легче жить будет. А то знаешь как он себя величть начал? – Она хихикнула. – Единственный, мол, мужчина в семье! – Она расхохоталась. – А я ему говорю: единственный ты, мол, лоботряс в семье!
– Ничего смешного нет, – хмуро сказал Владик.
– Три тарелки он тебе расколол! Помощничек!
– И пусть, – радостно сказала Ксения Андреевна. – Научится. Лиха беда – начало.
– Ничему он не научится, – почти крикнула тётя Нюра. – Одному он только и научился – за чужой счёт жить. Да кабы не моя доброта…
– Берите свою доброту обратно, – вдруг сказал Владик.
Снял сандалии. И отодвинул их от себя.
– Чего ты?! – возмутилась тётя Нюра. – Подумаешь, обиделся! К тебе по-людски, а ты…
– Может, и меня когда-нибудь по телевизору покажут, – пробормотал Владик. – И нечего меня на каждом шагу ругать. Ругаться легко! Телевизор смотреть легко! А вы попробуйте жить как мы живём, как нам с мамкой…
– Прости ты меня тогда, – насмешливо сказала тётя Нюра. – Только запомни: добрая я, отзывчивая. Жалею тебя. Возьми сандальки.
– Спасибо, не надо, – твёрдо отказался Владик. – И жалеть меня не надо. Может, сам справлюсь.
– Вот что! – Тётя Нюра встала. – Ты словами-то не кидайся! И не гордись! Нечем тебе гордиться! Не задирай нос-от! Рассуждатель!
– За что ты так? – спросила Ксения Андреевна. – Маленький ведь он ещё.
– Маленький, да удаленький. Сердце кровью обливается, когда об вас думаю. Чего бы вы делали, кабы не я? Вы мне спасибо говорить должны не переставая. А он физиономию от меня воротит! Возьми сандальки! – крикнула тётя Нюра.
– Не возьму, – ответил Владик. – И не нужна ваша помощь больше. И пол мыть научусь! – с отчаянием продолжал он. – И суп кипятить научусь! И чай варить! И по магазинам ходить буду!
– Да кто тебе деньги-то доверит?
– Я, – сказала Ксения Андреевна. – За великую помощь тебе, Нюра, великое спасибо. Никогда не забуду. А больше – не надо.
– Да ты… Да ты что, Ксения? Я над собой ни смеяться, ни издеваться никому не позволю! Никому, не то что тебе с твоей Головёшкой. Да вы меня не обижать, а обожать должны!
– Мы с тобой потом обо всём поговорим. – Ксения Андреевна достала из-под подушки книгу, протянула сыну. – Вот здесь наши с тобой деньги, квитанции всякие. Положи на комод. Надо будет – бери.
– Можно подумать, – оскорблённо пробормотала тётя Нюра, – что я не пользу, а вред делала.
– Тебе куда-то надо, Владик? Так ты иди, иди. Часикам к двум возвращайся, сбегаешь в столовую за обедом. Были бы у меня ноги живые, я бы на месте не сидела.
Когда Владик ушёл, так и оставив сандалии, тётя Нюра заговорила громко и пронзительно:
– Чего это вы? На кого надеетесь? Думаете, ещё такую дуру, как я, найдете? Ты поверила, что Головёшка твой образумился? Да накатило просто на него. Хлебнёшь ты с ним ещё горя! Тыщу раз ещё меня вспомнишь!
– Добра твоего я никогда, Нюра, не забуду. А какая мать без горя прожила? – тихо спросила Ксения Андреевна. – За помощь, говорю, великое тебе спасибо. Только в одной руке ты, оказалось, помощь протягиваешь, а другой – по сердцу бьёшь.
– Да чего вы без меня делать будете? Да ты знаешь, что люди про меня говорят? Святая ты, Нюра, говорят! Куда вы без меня?
– Жить будем. Свет не без добрых людей. К осени меня в больницу, а Владика – в детдом. Может, и вылечат меня. На юг куда-то увезут. К морю.
Мне придётся прервать на этом их разговор. Думаю, что суть его вы уже поняли.
А перед началом следующего номера автор просит уважаемых читателей разрешить ему сказать несколько слов, которые он считает очень необходимыми
Вот мы и приближаемся к окончанию нашей программы.
Начались уже заключительные выступления.
И жалко мне расставаться с моими героями – моими друзьями-приятелями, ведь расстаюсь я с ними навсегда.
И в то же время радостно, потому что работа близится к завершению.
И с вами мне расставаться жалко. Пока вы читали книгу, мы с вами как будто беседовали по душам.
Конечно, я надеюсь, что мы с вами встретимся еще не один раз, но всякое в жизни бывает. Недаром каждый писатель старается каждую книгу писать так, словно она – последняя. И старается вложить в неё всё, что ему хочется сказать людям.
Но какой бы ни была книга толстой, у неё обязательно есть конец.
Решил я ещё раз – последний! – ненадолго остановить действие повести, чтобы сказать вам несколько слов, которые кажутся мне очень необходимыми.
Решил я сказать их именно в этой книжке, не откладывая до следующей.
Потому что когда я напишу следующую книжку, вы уже станете совсем большими, вам будет не до детских книжек.
Если вы закроете «Лёлишну» и быстро забудете о том, что в ней написано, то – полбеды. Значит, либо я плохо написал, либо вы прочитали невнимательно.
Но вот вопрос: неужели вы умеете глотать книги?! Ам – и прочитали?
И забыли.
Тогда – для чего читать? Чтобы только провести время до начала, предположим, телевизионной постановки о шпионах?
Авторы пишут, стараются, переписывают рукописи по нескольку раз;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39